Она думала сначала, что по людям сможет скучать. Что отдаёт жизнь за Роларэнову цель, как он когда-то за её свободу отдал собственную - он выжил. Теперь Шэрра явственно понимала, что здесь, в человеческом абсурде, для неё нет ни места, ни уголка даже, в котором можно было бы спрятаться от таких, как Громадина, от обывательской грубости и человеческого равнодушия.

Он не мог причинить ей боль на самом деле. Не мог, потому что для Тони в её сердце никогда не было места и никогда не будет. Но всё же, беспокойство не отступало - Шэрре некуда было прятаться, некуда бежать.

Роларэн остановился. Он повернул её к себе - девушка всё ещё зажимала рану рукой, но от боли не зашипела, хотя сжал он и место с царапиной от меча тоже. Лезвие было смазано ядом - Рэн определил это уже по тому, какого цвета кровь стекала по её руке.

- Я исцелю, - промолвил он. - Но это всё равно будет достаточно больно. Яд совершенно не смертелен для Вечного или для эльфа в человеческом мире, но он не сопутствует ускорению выздоровления, однако.

- Я понимаю, - кивнула Шэрра. - Делай то, что считаешь нужным. Нам надо поскорее добраться до Каены.

- Нет, - возразил он. - Не поскорее. У меня ещё есть время дать тебе шанс.

- Я не сбегу.

- Шанс выжить, Шэрра, - он склонился к ней и приложил ладонь к ранению. Сила эльфа - чистая, будто бы родниковая вода, - вливалась в её тело. Она теперь понимала, как чувствовал себя Тони, когда она пыталась вымыть яд из его тела, убрать вредоносную магию и заживить ранения. Она теперь и вправду дышала полной грудью, дышала так, как должна любая нормальная девушка. Рэн сейчас мог влить в неё всё, что угодно - и любовь к себе тоже - и Шэрра задавалась вопросом, не передала ли случайно Тони то, чего в нём ни за что не должно быть.

Она посмотрела ему в глаза так, словно знала уже много сотен лет. Словно видела задолго до того, как и вовсе появилась на свет, как родилась даже её предшественница. Она не чувствовала ни жалости, ни жути, ничего. В мире Роларэна было так мало света - только одна любовь, да и то какая-то странная, изувеченная и израненная, хотя вроде бы и правильная, и искренняя, и даже очень-очень солнечная, насколько это возможно среди Холодных Туманов. Но всё же, в этой любви запуталось такое количество вины, что Шэрре вдруг захотелось оказаться дальше от него, избавиться от следов его прикосновений у себя на коже.

Она всё равно пошла бы за ним. Роларэн был подобен яду. Нет, не тому, что люди потребляют с огромной охотой, выкуривая трубки или пытаясь прожевать одну хотя бы травинку, дурмана ради. Он не вызывал к себе любви. Он отравлял её изнутри не зависимостью по отношению к себе, а чем-то другим, чем-то страшнее и острее. Она не могла его жалеть, не могла его понять, не могла желать разделить его грехи с собой самой на двоих. Но в тот же миг, избавиться от осознания того, что она была единственной, кто мог всё исправить, не получалось. Даже если Рэн ничего и не собирался исправлять.

Шэрру давно уже преследовало это чувство. Она знала, какой беспомощной бывает любовь одного к другому, будь до эльф или человек. И знала, что каждая, что мечтала бы заполучить его, как мужчину, мечтала бы о его прикосновениях или поцелуях, обязательно разобьётся о стену, сотканную из камней его бессмысленного сопротивления. С ним ничего не выйдет ни с примесью страсти, ни с примесью любви, ни с желанием вообще. Но в Шэрре было что-то другое. Она не пыталась мечтать о том, как заполучит его, даже о его благодарности по исцелению. Он так старательно хватался за своё жуткое прошлое - а ей предоставлялся шанс подменить его на что-то лучшее.

А ему - разрушить прежние, старые тени, застывшие у неё за спиной бессмертными исполинами.

Теперь она понимала, зачем была эта песня, зачем был Тони... В этом мире всё шло по кругу. И мир заслужил Каену, однако - теперь Шэрре хотелось бы посмотреть ей в глаза хотя бы ещё один раз. И Роларэн, надеясь убить её, и вправду не собирался изменять что-то для Златого Леса.

Для себя. Не для них.

Она подалась вперёд, сжимая пальцами меховой воротник его теперь уже тёплого плаща - она даже не помнила, когда тонкое сукно превратилось в него. Роларэн уже убрал руку с её плеча, и раны не осталось, но теперь отметина, руна с его именем пылала особенно болезненно, и девушка не могла заставить себя перевести на неё взгляд.

- Как же всё это неправильно, - прошептала она, впрочем, не собираясь отступать ни на шаг. - Он пришёл не затем, чтобы тебя убить. Он пришёл, чтобы понять, что это нападение было правильным. Он решил окончательно разочароваться в эльфах. Какая глупая, какая бездумная цель.

- Как прекрасно, что ты это понимаешь, - губы Рэна скривились в странной улыбке. - Но он всё равно нас догонит.

- Если пожелает.

- Он пожелает, Шэрра. Людям нужен фонарь, свет маяка, на который они будут идти. Они хотят разбиться о камни скалистого мыса, лишь бы только впереди брезжила надежда. Ты - надежда.

- Для него? Он ведь человек.

- Маяк сияет всем. И пиратам, и войскам, и мирным купцам, всем без исключения. Для кого-то свет его губителен и предвещает смерть. Кто-то придёт и разрушит маяк. Но это будет дикость. Дикость - погасить свет, - прошептал Роларэн. - Маяк - Вечен.

- Маяк, может, и вечен, но я - нет.

Роларэн покачал головой. Он протянул руку и провёл ладонью по её волосам, словно пытался пригладить их - будто для этого было мало туго заплетённых кос. Шэрра содрогнулась от одного его касания, но не стала вырываться - может быть, потому что ей было приятно.

- Я не твой маяк, - наконец-то сказала она. - И никогда им не стану. Что бы ты ни говорил. Твой маяк - желание воскресить твою дочь. Как жаль, что эти фонари сияют только в моих садах.

- Как хорошо, что ты единственная - кто это понимает, - хмыкнул Роларэн. - Но я хочу, чтобы ты выжила, даже если воскресить её будет невозможно.

- Зачем?

- Надежда, Шэрра, - он покачал головой. - Мы можем уйти и заставить его вновь догонять. Мы можем уйти настолько быстро, что он и не найдёт следа. А можем остаться и позволить. Это уже не моя война. Не моё сражение.

- Мы остаёмся.

Она обернулась и посмотрела куда-то в глубины леса. Где-то там своими громадными медвежьими шагами перемещался Тони. Она ждала его даже с каким-то лёгким нетерпением, с жаждой. Она только сейчас подумала, что, может быть, и вправду сияет, будто бы тот проклятый маяк, сияет так ярко, что только Роларэна могло это не слепить.

Она тоже эльфийка. Глупо полагать, что правление Каены Первой не оставило несгладимые следы на её сердце.

Тони выбрался из пелены деревьев, выскочил к ним и замер, тяжело дыша. Шэрра видела, как скользнул его взгляд по рукаву, словно он пытался понять, не приснилась ли ему рана, а потом - парень просто зажмурился, пытаясь не признавать вины.

- Я иду с вами, - уверенно выдохнул он. - Даже если вы против.

- Иди, - вместо этого ответил Роларэн, довольно подмечая, что меч вновь был у него в ножнах. - Но постарайся убить меня так, чтобы я не успел убить тебя раньше.

Глава двадцатая

Год 120 правления Каены Первой

- Я могу быть полезным, - не отставая, прошептал Тони. - И я действительно могу помочь. Эльфы коварны, но кому нужны лишние жертвы по пути? А я обеспечу безопасность - ко мне не подойдут.

Он оправдывал своё прозвище - Громадина. И вправду, никто в своём уме и близко не подойдёт. Вот только от этого Роларэну становилось ещё смешнее. Шэрра же вспоминала покойника-человека, того самого отца... Какая она была, эта дочь? Третья?

Роларэна вряд ли могла остановить грубая сила. И вряд ли она же могла разрушить и дорогу Шэрры. Так что Тони пришлось бы скорее сберегать всё это от них, чем их от нападений. Эльфы коварны? Коварны и грубы были люди, эльфы же просто действительно очень искренни в собственной ненависти и в своих попытках убить врагов. Было ли это настолько ненормально, как полагал Громадина Тони? Вряд ли, по крайней мере, Шэрре так не казалось.