- Да успокойся ты, все нормально. Ты совсем забыла школьные азы. Есть такие птицы, что откладывают яйца поздней осенью, даже зимой, есть и такие, что, вылупившись, сразу же умеют летать. И откуда ты взяла что она невидимая? Это совершенно нормальная птица, маленькая, красивая, она сидела на шкафу, и я ее хорошо разглядел. Что тебя пугает?
- Ты что, ее видишь, да? Значит, я одна слепая? Вы нормальные, а я сумасшедшая? Да?
- Ну, без фантазий, Лидок, без фантазий... Вспомни, когда ты в последний раз надевала очки. Все кокетничаешь...
Он погладил ее по голове, успокаиваясь сам придуманной ложью.
- Займись лучше завтраком, а я схожу к Игорю, мы поймаем птицу, устроим ее где-нибудь до вечера, а потом уж решим, что с ней делать.
Глеб и сам не знал, что скажет, зайдя в комнату сына, не знал, что увидит там, но хотел одного - увидеть птицу. Игорь сидел на кровати, поджав ноги, умиротворенный, счастливый и смотрел на свои руки. Они были сложены так, что казалось, в них что-то зажато. Но там ничего не было.
- Ну как? - спросил Глеб, присаживаясь рядом. - Поймал свою птицу? Да, красивая. Можно потрогать?
Игорь улыбнулся и благосклонно разрешил.
- Только не помни ей крылья. Ты купишь клетку, да? А чем ее кормить?
Глеб, чувствуя себя и дураком и лжецом одновременно, осторожно протянул руку к тому месту в пространстве, где должна находиться птица. Пальцы его ощутили мягкие перья, и воздух шевельнулся под его рукой, теплый, тугой, живой. Он провел пальцем по этому сгустку воздуха и определил для себя, где крыло, короткий хвост, голова с маленьким твердым клювом. Птица клюнула его в ладонь, и он рассмеялся.
- Сердитая! Гляди, какой красивый хвост, будто в малине вымазан.
- Совсем и не малиновый! - возмутился Игорь. - Он желтый, с голубыми перышками. А горлышко у нее белое, а вот крылья красные, с черными крапинками. Ну посмотри сам.
- Конечно же, это я хвост с крыльями спутал. Смешно. Знаешь что, посади ее пока в ящик, а вечером я куплю клетку и посоветуюсь со знающими людьми, чем ее кормить и как ухаживать. И собирайся в школу, нам пора.
Проводив Игоря до угла, они молча пошли к остановке, сели в троллейбус и только перед тем, как выйти, Лида махнула рукой, слабо улыбнувшись.
- Не задерживайся, пожалуйста.
Он проехал еще одну остановку, перешел на другую сторону, сел в автобус. Добираясь домой, он передумал о многом и, зайдя в квартиру, не раздеваясь, сразу же прошел в комнату сына. Посидел в тишине, в полутьме зашторенной комнаты, прислушиваясь к шорохам, попискиванию, постукиванию, доносившимся из угла, нашел ящик, отодвинул немного крышку, просунул руку в пустоту. Что-то шевельнулось, затрепетало, легко ударило по кисти; он ощутил перья, мягкий пух и горячее тело птицы, бьющейся в руке. Не вынимая руки, он гладил свободными пальцами, ее спину, чтобы она привыкла к нему, словно хотел подкупить эту птицу, обмануть самого себя. Он пытался представить себе, как она выглядит, он был в положении слепого, убеждая себя, что вот сейчас включит свет и его представление совпадет с увиденным.
Задержав дыхание, он встал, щелкнул выключателем и увидел, что руки сжимают пустоту. Понимая абсурдность своих действий, он поднес руки к лампе. Свет свободно проходил меж пальцев, кончики их отливали розовым, тогда как осязание не обманывало - в руках была живая птица. Он бережно посадил ее в ящик, задвинул крышку, постоял, растерянный. Нужно было ехать на работу, на утро намечалась сложная операция, но он понял, что все равно не сможет сейчас работать, позвонил в больницу, сказал, что болен сын и сегодня операция отменяется.
В зоомагазине он долго выбирал клетку, чтобы и красивая была, и просторная. "Для какой птицы?" - спросил его продавец. А он даже не знал, для какой, и наврал, что для канарейки, потом вспомнил, что канарейка маленькая и поправился: "Простите, для попугая, да, для какаду". Продавец удивленно посмотрел на него, вручил клетку, пояснил, как ее надо чистить.
Так же на ощупь он перенес птицу в клетку, закрыл дверку, по звукам догадавшись, что она села на жердочку. Налил в баночку воды, накрошил хлеба и по тому, как убывает вода, понял, что птица пьет. Это обрадовало его, но лишь немного. Это лишний раз доказывало, что птица существует независимо от него и она - не галлюцинация, не обман зрения, а живое существо, со всей присущей ему анатомией и физиологией. Белая капелька помета брызнула на,пол...
Разыскав фотоаппарат, он зарядил новую пленку, раздвинул шторы, включил все лампы и, придвинув клетку ближе к свету, заснял всю кассету.
Просматривая мокрую пленку, он увидел белые прутья клетки и среди них, как сердце среди ребер на рентгене - светлое пятно. Это была птица.
Запершись в ванной, при красном свете, он печатал снимки, и на каждом из них медленно, из небытия белой бумаги проступала маленькая птица, ее крылья, хвост глаза. Он глядел на нее, пытаясь понять, почему же не видит ее живую, а здесь, плененную светом и черными крупинками серебра, может разглядывать ее, прикасаться к ней, холодной, плоской, глянцевой.
Набрал номер и, когда услышал знакомый голос, сказал:
- Женька, старик, приезжай ко мне. Ты мне позарез нужен.
- Ну если позарез... Хорошо, я забегу на полчасика. Готовь кофе.
Приехал Женя, шумный, бородатый; скинув пальто, сразу же протопал в кухню, повел носом:
- Где обещанный кофе? Ты меня разочаровываешь.
Макая бороду в чашку, он, не переставая, рассказывал анекдоты вперемежку с историями из жизни своих больных. Слушая его, Глеб почти позабыл о птице, пока писк не напомнил, для чего он звал друга.
- У тебя мыши завелись? - спросил Женя.
- Там, у Игоря в клетке, кое-кто сидит. Иди, взгляни.
Сам остался на кухне, сидел, ждал.
- Ну, старик, отличная у тебя птичка! Как она называется?
Женя сидел на корточках и, по-детски открыв рот, не отрываясь, глядел в клетку. Глеб сел на пол, прислонился к стене. Сегодняшняя бессонница все же давала о себе знать: болела голова, тело казалось легким и чужим.
- Игорь нашел, - сказал он. - Но ты понимаешь, Женька, я ее не вижу. И Лида тоже. А ты с Игорем видишь. Вот такие дела.
Женя удивленно взглянул на него, хотел что-то сказать, но промолчал. Глеб принес фотографии.
