— Пф…

— Потом мы познакомились с Мишей, и он сначала показался мне адекватным мужиком. Знаешь, обычный мужик на пару раз.

— Садись, — я пригласил его сесть на кровать перед журнальным столом и пошел к бару.

— И он был вначале добрый и ласковый.

— Ещё бы! Сразу видно, что лживая тварь! — я открыл два пива, одно, естественно, отдал ему.

— Мы иногда виделись, пересекались. — он согнулся в спине, держа пиво в обеих руках перед собой, крутил бутылку и рассказывал рваными фразами, периодически подбирая нужные слова. — Просто секс. Я очень жалею, что однажды рассказал ему о тебе и проблеме с этим Потаповым.

— Заебись, больше никому не додумался рассказать?!

— Оказалось, что он очень весомая фигура у себя в городе, да и у нас тоже. Адвокаты, судьи, прокуроры — все на короткой с ним ноге. Он предложил помощь, и я не видел в этом ничего плохого. А потом подключился мой отец, и они спелись. Сам не ожидал, если честно. Отец редко с кем-то сходится. И Миша стал сначала консультантом наших адвокатов, а потом и вовсе стал сам заниматься твоим делом, и Потаповым тоже.

Он замолчал. Я ждал. Времени у нас было много, пусть сообразит, как лучше преподнести информацию, всё равно я сразу пойму, если он пизданет какую-нибудь ерунду.

— А потом я понял, что он очень ревнует к тебе, его истинное лицо открылось для меня, когда он УЖЕ вел дело. И… — он замолчал, потирая рукой лоб, — Сейчас это, конечно, звучит смешно, но, если бы я не был с ним, ему ничего не стоило провернуть всё не в твою пользу.

— То есть, я правильно понял, что он прямо тебя не шантажировал, ты сам сделал такие выводы? Что молчишь?

— Нет, он сказал мне прямо.

— Что он сказал, не тяни?

— Что я должен решить, чью спасать задницу, свою или чужую…

— И ты повелся?

— А что мне оставалось делать? Отец меня не слушал и не послушал бы, он полностью ему доверял, сам я ни черта не понимал, в курс дела меня не вводили, а юристы только ознакамливались с делом. И до сего момента всё шло и идет хорошо. Я на это надеюсь.

— Это был просто секс?

— Зачем? — он отвернулся.

— Ну давай, говори! Это был просто секс, или он насиловал тебя?

Отвечать он не хотел, снова отвернулся, снова плакал, и уже было очевидно, что ответ положительный. И я понял, что лучше не давить на него сейчас. Просто сел рядом, обнял за плечи.

— Давай, Саш, скажи мне. — я потеребил его плечо, — просто скажи, он тебя насиловал? Саш?

Ответа не было, да и не нужно было, и так понятно, что этот уебок вымещал на нём какие-то свои садистские замашки. Жирная тварь, мало я ему пиздюлей надавал, надо было ещё. Стало как-то противно на душе. Я, конечно, не был ни в чем виноват, тут сыграли Сашина глупость и наивность, но тот факт, что он старался помочь мне, подставляя свой зад, дико омрачал моё настроение. Не таких подробностей я ожидал услышать.

— Иногда он был не один. — он сказал это тихо, но слова так четко пронеслись у меня в голове, что я захлебнулся яростью.

— Ты должен был сказать мне. ДОЛЖЕН БЫЛ МНЕ СКАЗАТЬ! — я просто охерел от того, как дикой волной во мне бушевала ярость. Охерел, как он мог соглашаться на такую жесть! У него вообще уважение к себе было, нет?!

— Я хотел, на самом деле я хотел, я очень хотел сказать тебе. Но не смог, прости меня.

— Хватит, успокойся! Иди сюда. — я снова прижал его к себе. — Я помню нашу первую встречу, и поверь, то был какой-то другой Саша. Просто не дай этому дерьму тебя сломать. Ты, наверное, думал, что от такого можно легко отмыться? Да? Но запомни, что никогда нельзя позволять себя унижать. Я это понял, когда ты предложил мне деньги. Понял, что ты не знаешь цену унижению. А вот теперь ты знаешь. Нет ничего хуже этого. Ты понял? Никогда больше не позволяй такое с собой проворачивать. Даже мне не давай, слышишь?

— Да.

Потом мы просто разговаривали о какой-то ерунде. Ехать домой я ему запретил, но оставаться у меня он наотрез отказался, поэтому просто снял себе номер этажом выше. Я так боялся, что он выкинет какую-нибудь херню, что даже проводил его до дверей. Мало ли. Уснуть мне, конечно, не удалось. Всю ночь, на грани сна и яви мне мерещились образы Саши, которого нагибают, а я пытаюсь потом набить всем рожу. И задушить эту свинью. Уже утром я провалился в сон и забылся.

========== Глава 24. Саша ==========

POV Саша.

Больше всего я боялся, что Миша отреагирует на произошедшее самым стремным образом. Нагадит мне, отцу или всему делу. Но вот уже неделю он никак не давал о себе знать, а отцу всё твердил, что дело идет хорошо, и скорее всего, Слава окажется в очень хорошем выигрыше, а Потапов сядет на большой срок. Мои юристы тоже не видели никаких кардинальных изменений в деле, показаниях, тактике или ещё чем-то. Потихоньку дело близилось к первому слушанию, все это чувствовали. Мне удалось поговорить со Стасом и всё ему объяснить. Конечно, уже без слез и драм, как это, к сожалению, было со Славой, но он меня понял… В общих чертах. Я выл и чертыхался каждый раз, когда вспоминал, как «героически» ревел в Славину «жилетку». Мне было ужасно стыдно. Хотя, с другой стороны, логичнее было стыдиться того, что я творил.

И спустя неделю, к слову, «трезвую неделю», я начал приходить в себя. Конечно, иногда рука сама тянулась к стакану, но я вспоминал то, что он говорил на счет этого. «Увижу, что пьешь — убью». Конечно, не увидел бы, не узнал бы, но проверять не хотелось. Да я и сам понимал, что скатился уже и так очень далеко вниз. Отец тоже был озабочен моим состоянием и провел профилактическую беседу, пригрозив тем, что начну снова работать заместителем отдела продаж, как когда-то. А это было, действительно, серьезной угрозой. Поэтому я и завязал.

А ещё я понял, что нельзя всегда быть таким эгоистом. Нельзя решать за других и навязывать себя кому-то. Про унижение — отдельная тема. Я даже вспоминать об этом не хотел. А про эгоизм я четко понял, в чем была моя ошибка. Слава не гей — этого не изменить, не исправить, не поменять. Конечно, можно постараться, как я делал раньше, провоцировать его, но ни к чему это не приведет. Сложно, конечно, было сказать себе это. Но я сказал. Никогда мы не будем вместе в таком образе: как пара, как любовники, как близкие друг другу люди, больше, чем друзья или приятели. И стало даже легче, когда ставишь такую точку для самого себя. Иногда я себя ловил на соблазнительных мыслях, что можно было бы дружить, но в конечном итоге понимал, что толку от этой дружбы ни мне, ни ему никакого. Каждый раз смотреть на него и облизываться? Каждый раз видеть холод в его глазах, читать не слетевшие с губ слова «я не такой как ты»? Было бы очень сложно с таким смириться. Даже невозможно.

Поэтому я просто настроил себя на то, что это большой жизненный урок. Жирная черта, которую я раньше не замечал, черта между геями и натуралами, теми, кто «никогда», «ни за что», и «я не такой». Стас говорил мне правильные вещи, а я не слушал. «Лучше найти какого-нибудь простого мужика, который будет рядом, чем всю жизнь заглядывать в рот натуралу и искать любовь там, где её не может быть». Да. Я гей, он нет. И на этом можно ставить точку. Именно это я и сделал.

— Александр Андреевич, вторая линия. — мысли прервала секретарша. Вот что за манеры? Даже в дверь не постучала.

— Ну, привет. — Слава иногда звонил проверить, как у меня дела. Звонил с гостиничного номера на работу.

— Привет. — как же сложно было оставаться спокойным… Но я тоже не идиот, он попереживает-попереживает, да и забудет.

— Что сопишь в трубку? Как дела?

— Нормально, работаю вот. — мысленно я говорил себе «Не радуйся, ты уже поставил точку, помнишь?»

— Ясно, вот и ладненько. Вот и хорошо.

— Ага. — разговору явно не за что было зацепиться.

— Надеюсь, не пьешь?

— Не-е-ет, мне отец голову открутит.

— А я помогу! Тварина эта не объявлялась? — в последнее время он называл его именно так.

— Нет.

Разговором завладела тишина.