Тут же сработала электрическая сигнализация, завыла сирена, из-за кустов с гиканьем выскочила целая орава фотографов и начала щелкать лампами-вспышками.
Они долго гнались за мной. Я слышал за спиной топот ног, щелчки фотоаппаратов. То и дело лес на мгновенье, словно молнией, озарялся ослепительным голубым светом и снова быстро погружался во тьму. Наконец я оторвался от них и заснул. Проснувшись утром пятого дня, я понял, что мне надо как-то приспосабливаться к жизни в лесу.
К этому моменту я уже знал в лесу места, где есть ягоды, грибы, орехи. Кроме того, мне удалось метко брошенным камнем убить какую-то птицу. Я хотел поджарить ее на костре, и чтобы добыть огонь, долго тер палочки друг о друга, но из этого ничего не вышло. К счастью, какие-то туристы оставили после себя незатушенный костер, и этот огонь я потом поддерживал в течение долгих месяцев, оберегая его от ветра и дождя. В пустой консервной банке, которую оставили после себя туристы, я варил суп из лесных трав. Из веток какого-то кустарника с мелкими зелеными листочками я сплел себе нечто вроде панциря, и надевал его на себя в прохладные дни. Издали эти маленькие листочки были похожи на зеленую шерсть.
Короче говоря, меня беспокоили не столько физические неудобства моего положения, сколько душевные. Всею душою рвался я к людям, мечтал взять в руки сегодняшнюю газету, а не газеты недельной давности, которые туристы, использовав их как обертку, оставляли в лесу, и которые я бережно собирал, изучал, и готовил по ним политинформацию.
Приблизительно на двадцатый день я наконец нашел способ быть ближе к людям. Блуждая по лесу я вышел к реке, вошел в нее, и поплыл вниз по течению. Вскоре я достиг района городского пляжа. Стараясь держаться в воде вертикально, поскольку в таком положении нижняя часть моего тела была неразличима с поверхности, я приблизился к одному из надувных матрасов. Стекла моих очков были забрызганы водой, и потому видел я очень плохо, однако смог различить, что на матрасе лежит человек, и читает газету.
В тех обрывках газет, которые у меня имелись, я никак не мог найти сообщений из Португалии, поэтому я подплыл к нему и спросил, как развивались события в Португалии на протяжении последних двадцати дней. Спросил очень вежливо, тихо. Он же в ответ почему-то стал кричать нечто нечленораздельное и хлестать меня газетой по лицу. Мне пришлось нырнуть. Если б я знал, что этот человек будет так бурно реагировать на мой вопрос, я бы не стал его задавать.
Вот так мне и пришлось все эти три месяца жить в лесу в полном единении с природой.
Однако стала приближаться осень. Начала опадать листва, ночи сделались холоднее, и мне пришлось зарываться на ночь в кучу опавших листьев.
И вот сегодня утром я проснулся, высунул голову из кучи, и увидел над собой ясное осеннее небо, а в небе - косяк перелетных птиц. И я понял, что мне тоже пора отправляться на зимовку в теплые страны. Наскоро позавтракав, я собрал свои немудреные пожитки - консервную банку с тлеющими угольками, запас орехов и сушеных грибов, подшивку газетных обрывков за 1977 год - и пошел по лесу в южном направлении.
Пройдя некоторое расстояние, я обнаружил, что вышел на опушку леса. Мое внимание сразу же привлек предмет, неподвижно лежавший на траве метрах в ста от меня. Подойдя поближе, я обнаружил, что этим предметом был бородатый, длинноволосый человек, одетый вот в этот фрак, тельняшку, ну и все остальное, что вы на мне видите. Человек этот был в бессознательном состоянии, и от него дурно пахло чем-то алкогольным.
Это было ужасным искушением. И я поддался ему. Я готов понести самое страшное наказание за то, что я ограбил этого человека, то есть раздел его точно так же, как до этого раздели меня, но прошу учесть, что я руководствовался при этом исключительно государственными интересами: я представил себе какой убыток понесет государство, если я и дальше не буду выходить на работу.
И к тому же, я думаю, этого человека всегда можно разыскать и вернуть ему его костюм. У него особые приметы: на груди вытатуировано... э-э-э... неприличное слово... из трех букв... а на спине написано: "Серый гад, тащи..."
МУДРИЛОВ (ВЗОРВАВШИСЬ): Ну хватит!!! Всему есть предел! Это... Это что ж такое получается! Как ловко все выдумал, мошенник! По его, значит, выходит, что я вместо Д.Л.Ч. пьяного мужика в лесу подобрал? А моя теория, это что, все брехня, так что ли надо понимать? Нет, шалишь! Я так просто не сдамся! Я тебя, мерзавца... (ВНЕЗАПНО ЗАМОЛКАЕТ, ЗАТЕМ ВДРУГ НАЧИНАЕТ ЗЛОРАДНО УЛЫБАТЬСЯ) Эге, голубчик, вот ты и попался! Меня так просто не проведешь! Ишь чего выдумал - спекулирует, понимаешь ли, на интересе широких слоев к проблеме Д.Л.Ч.! И ведь какую ловкую историю состряпал!
Все голубчик в твоем рассказе хорошо, но есть в нем один маленький пунктик, и пунктик этот всю твою легенду перечеркивает. Ведь у тебя, родимый, если ты три месяца в лесу сидел без бритвенных принадлежностей, должна была вот такая вот бородища вырасти! Где эта борода? Где? Не вижу!
БЕРМУДСКИЙ: В самом деле, почему он без бороды?
АГНЕССА: Действительно, бороды-то нет! И как мы сразу этого не заметили. Ах, Трифон Михайлович, вы просто гений! Как глубоко вы смотрите!
ЧЕБУРАШКИН: Понимаете в чем дело, с бородой вышла странная история. Когда я вошел в город, все прохожие на меня оборачивались. Я подумал, что хорошо бы сбрить бороду и подстричься, а то вы меня не узнаете. Я машинально подошел к парикмахерской, и только у входа вспомнил, что у меня нет денег. Я уже хотел было уйти, как вдруг ко мне подбежали двое развязных юнцов.
"Салют, папаша, - сказал один из них. - Хипповать нынче не в моде. Бороду, что ль, пришел сбривать?"
"Да вот, денег нет", - машинально ответил я.
"Ничего, - сказал первый юнец, - мы с тебя бесплатно шерсть снимем."
Не успел я опомниться, как этот парнишка достал из своей сумки машинку для стрижки овец, и принялся состригать мне бороду, причем срезанные пучки волос он бережно подбирал и передавал их своему приятелю. Тот, в свою очередь, окунал эти пучки в баночку с зеленой краской и перевязывал их красной ленточкой с какой-то медалькой.
"Во сколько поезд с туристами прибывает?" - спросил первый у второго.
"Девять тридцать. Успеем." - ответил тот.
"Надо пораньше придти, - сказал первый, - а то потом не протолкнешься. Столько конкурентов развелось. И новая шерсть у остриженных собак медленно растет. Паршиво дело. Тебя, папаша, под Котовского стричь?"
"Нет, нет не надо!" - я еле вырвался из рук стригаля, закончившего состригать мою бороду, и уже нацелившегося на мои волосы.
"А зря!" - с сожалением сказал юнец. Он повернулся и собрался уходить.
"Постойте! - крикнул я им вслед. - Объясните мне, для чего вы макали волосы в зеленую краску?"
Один из них, не оборачиваясь, на ходу, бросил: "Мы, папаша, заготавливаем шерсть дикого лесного человека."
"Как?! - изумился я. - А откуда же вы узнали, что я - дикий лесной человек?"
Парень остановился, оглядел меня с ног до головы и произнес: "А ты, отец, оказывается, шутник!"...
Ну ладно, хватит об этом.
Агнессочка, Генрих Осипович, Игорь! Подтвердите же наконец, что я это я!
БЕРМУДСКИЙ (ОБРАЩАЯСЬ К АГНЕССЕ): Скажи мне, цыпонька, Чебурашкин когда-нибудь фотографировался на цветную пленку? Существует ли хоть один его портрет в цвете?
АГНЕССА: Насколько мне известно, нет.
БЕРМУДСКИЙ: Слава богу, мы спасены! (ГРОМКО) Товарищ следователь, я хочу сделать заявление!
БЕЗГЛАЗОВ: Прошу вас.
БЕРМУДСКИЙ: Я заявляю, при свидетелях, что я никогда раньше не видел этого человека, который незаконно выдает себя за Константина Петровича Чебурашкина.
Я лично знал бедного Костика. У него были чудесные, ясные, светлые, голубые глаза. А у этого типа, если вы посмотрите ему в его бесстыжие глаза, то увидите, что они карие, а не голубые.
БЕЗГЛАЗОВ (ГЛЯДЯ НА ЧЕБУРАШКИНА) Действительно карие...
