Это был мой начальник отдела. Он интересовался, как идут дела. Видимо, я ответил неестественно бодро, потому что он начал бурчать, угрожать физически-материальной расправой («Ударю рублем!»), причем в извращенной форме («То есть не рублем, а долларом! Причем не одним, не надейся!»). Потом вдруг стал меня хвалить, заявил, что собирается поставить меня завсектором, но если завтра к девяти утра не увидит работающего апплета, то придушит меня своими руками, причем не в объятиях, а насмерть.

Я заверил, что все уже почти готово, и, понизив голос, признался, что не могу отловить какой-то сверхъестественный глюк. Апплет выполняется через два раза на третий.

– Рандомайзер обнуляешь? – строго спросил начальник.

Таким голосом мама спрашивала у меня когда-то: «Ты шапку надел?»

– Блин… – честно признался я.

Строго говоря, моему апплету рандомайзер был нужен, как породистой корове – дырявое черкесское седло. Но пусть шеф считает, что умнее всех на свете подчиненных.

– Ну что бы вы без меня делали! – довольно произнес начальник. – Иди проверяй! И завтра чтобы не опаздывал! К десяти жду.

Разговор меня взбодрил. Я не карьерист, но завсектора давно заслужил. Тем более что его обязанности я уже полгода исполняю. И перенос дедлайна с девяти на десять – хороший знак. Когда начальник нервничает и не доверяет работнику, он рефлекторно сокращает сроки. Так кобра начинает рефлекторно раздувать капюшон, а гремучая змея – рефлекторно трясти погремушкой на хвосте. Однажды начальник в запале дошел до того, что приказал: «И чтобы код был готов к четырем часам утра!»

А теперь, стало быть, отодвинул… Ладно, будем оправдывать возложенное.

Я вернулся на балкон с твердым намерением прогнать Ацкого Демона к его ацкой чертовой бабушке.

Димон сидел с очень странным выражением лица. Монитора я не видел – не люблю, когда мне смотрят в спину, поэтому монитор всегда отворачиваю от входа. Но что-то такое Дима видел на моем мониторе… Он был абсолютно неподвижен. Даже зрачки не двигались. И лицо… почему-то оно казалось металлическим, со стальным отливом. Может, отблеск от монитора создавал такой эффект? И еще мне показалось, что субтильный Димон расширился в плечах, обрел шварценеггеровские мускулы… словом, стал очень накачанным.

– Димон, ты чего? – прошептал я.

– Это зеркальная комната, – ответил он совершенно ровным голосом. – Посмотри.

Голос напугал меня окончательно. Люди так не говорят. Так говорят программы имитации голоса, которые у нас на факультете писали четверокурсники.

Я на цыпочках подошел к компьютеру. Теперь надо было повернуть голову и посмотреть на экран, но я не мог оторвать взгляд от глаз Димона. Они… мерцали – вот правильное слово. Как будто были не живыми, а тоже имитацией. «Вместо Димона мне подсунули робота-андроида», – подумал я.

– Посмотри на экран, – ровным голосом сказал андроид.

И голова моя безо всякой команды со стороны мозга начала поворачивать к монитору.

Я оцепенел. В область периферийного зрения вплыло изображение. Весь экран оказался сплошным зеркалом. А в зеркале отражались… Голова поворачивалась слишком медленно, я видел картинку краем глаза, поэтому наверняка утверждать не могу, но мне показалось, что я вижу нас с Димоном. То есть не нас, конечно, а компьютерные персонажи, сконструированные по нашему образу и подобию. У них были гипертрофированно мужественные лица, мощные торсы, крепкие шеи…

Я вдруг понял – как только увижу картинку во всех деталях, случится что-то очень плохое. Я напрягся изо всех сил, но тело не слушалось… В какой-то момент мне показалось, что сейчас лопнут мышцы шеи…

И что-то действительно лопнуло. Монитор погас, а вместе с ним и свет на лоджии. Меня мотнуло от компьютера так, что я треснулся об стенку. Видимо, я очень старался отодвинуться от монитора подальше.

– Мама! – завопил я. – Ты что, стиралку включила?

– Ой, сыночек, прости! Обогреватель выключи, пожалуйста!

– Тут уже все выключилось! – сердито ответил я.

– Я сейчас пойду пробки вкручу, – виновато крикнула мама.

Я повернулся к Димону. Тот в полумраке растерянно озирался.

– Все нормально, – сказал я. – У нас проводка слабая. Когда у меня обогреватель включен, стиралку врубать нельзя – пакетник выбивает.

– Ага, – хрипло ответил Димон.

Это было нормальное человеческое хрипение, совсем не похожее на программный имитатор. Я совсем успокоился.

– Слушай, Димон, а что там за комната все-таки?

Димон вдруг очнулся и начал быстро и сбивчиво объяснять, что комната на первый взгляд жутковатая, но очень полезная. Надо в ней пару минут посидеть, тогда следующие уровни проходятся на раз. А если не входить в зеркальную комнату, то на четвертом уровне стопудово загнешься… Она только в первый раз страшной кажется, честное слово.

Было в этом всем какое-то назойливое желание меня успокоить, но задуматься толком я не успел. Мама уже врубила свет, вся электротехника ожила, в том числе и телефон.

– Ну что? – благодушно спросил начальник. – Рандомайзер?

Я пару секунд пытался вспомнить, при чем тут рандомайзер.

– Апплет готов? – сурово зарычала трубка.

– Виктор Петрович! Извините! У нас тут небольшая авария была, свет пропадал…

– Вот что, Юрий Алексеевич, в половине девятого вы должны быть у меня на столе вместе с работающим апплетом, – отрезал шеф и бросил трубку.

Димон посмотрел сочувственно:

– Срочная работа!

– Ага.

Телефон в руке снова зазвонил. Я торопливо нажал кнопку.

– На ковре! – поправился начальник непреклонным голосом и снова отключился.

Я вздохнул и принялся выпроваживать Димона. Он чуть не забыл свою черную трубу, пытался от нее отказаться, а потом вспомнил, что это тубус с чертежами, помрачнел и со словами «Блин! Предзащита!» исчез.

Потом мне было не до дурацких стрелялок – апплет оказался с придурью. Накаркало, бдительное руководство!

Но добил-таки, даже пару часов поспал.

Шеф остался доволен, хотя на столе… тьфу! на ковре я у него был только в половине десятого. Но сам он явился только в начале одиннадцатого, а секретарша меня никогда в жизни не сдаст. Начальник похвалил апплет, упомянул свое чуткое руководство обнулением рандомайзеров… Я даже набрался наглости и спросил, что там с завсектором. Начальник усмехнулся, смерил меня взглядом:

– Чего ты лохматый такой, Малиновский? И джинсы драные! Куда тебе в завсектора, в таких-то джинсах? Ладно, подумаем…

Домой я возвращался в отличном расположении духа с приятным грузом в количестве пяти банок пива. Вечер пятницы – что может быть лучше для перспективного трудяги после напряженной рабочей недели? А джинсы… Что джинсы?! Прежний завсектора вообще в спортивном костюме на работу приходил. То есть прибегал. Правда, потом он всегда переодевался в нормальный деловой костюм…

Мама открыла мне дверь как-то слишком торопливо, я глянул на ее лицо и сразу насторожился.

– Юра, тут к тебе… товарищ из органов.

На диване действительно сидел товарищ. Органы, из которых он произошел, отчетливо читались на лице. Это оказался следователь.

– Вы знакомы с Дмитрием Валентиновичем Сергеевым? – спросил он после предъявления классической «краснокожей книжицы».

– Что-то знакомое, – признался я. – Пива хотите?

В отличие от мамы, я не боялся следователей. Наверное, потому что Советский Союз застал совсем чуть-чуть и в бессознательном возрасте. Человек из органов нахмурился:

– По нашим сведениям, он был у вас вчера вечером.

– Димон! – сообразил я. – Конечно, знаком.

Тут я вспомнил зеркальную комнату на третьем уровне, Димона-андроида – и мне стало совсем тревожно.

– Он жив? – брякнул я.

– Жив… Даже слишком, – ответил следователь с легкой досадой.

Похоже, он не очень был рад тому факту, что Димон все еще топчет землю. На секунду мне показалось, что следак добавит: «Пока». Но не добавил.

Оказалось, Ацкий Демон начудил по самое не могу. На предзащиту вчера вечером он, само собой, не успел. Заявился сегодня, нашел препода и пытался устроить предзащиту постфактум. Препод отказал под надуманным предлогом, что приходить надо вовремя, а у него и без Димона дел хватает. И вообще, он давно в отпуске не был. «Счас ты у меня навсегда в отпуск уйдешь!» – взревел Димон и принялся яростно дубасить нечуткого преподавателя. Так разошелся, что оттягивать пришлось вчетвером. И у всех четверых – повреждения средней степени тяжести. А у препода – два перелома и сотрясение мозга.