- И чего? – ответил Энакин и посмотрел на коктейль.
- А вот самому интересно, - признал кабатчик. – Если касание идет по Избранному, то ты только выпей – и ух!
- Точно ух? – для порядка спросил Энакин, поднимая стакан с коктейлем, который намешал для него кабатчик.
И немедленно выпил.
========== II ==========
Девчонка в довоенном платьице,
И шар воздушный катится.
Четверг за нас за всех расплатится
И чистых пятнице сдает.
Юрий Визбор, «Сон под пятницу»
Гарри стоял посреди фехтовального зала и с интересом рассматривал свой световой меч, чувствуя, как воспоминания Энакина постепенно заполняют его сознание. Прежде всего ему хотелось докопаться в памяти Энакина до фехтовальных премудростей, потому что что-то говорило ему, что светлый джедай Кеноби отличается от злого чудовища василиска тем, что от василиска можно отмахаться и без умения фехтовать, а вот Кеноби неумехе, чего доброго, оттяпает руку.
Первое, что случайно попалось Гарри в памяти Энакина, были лекции Йоды о философии фехтования и контроле над эмоциями, которые хулигана и бедокура Скайуокера сотню раз заставляли прослушивать в виде наказания. Гарри был добрым и доверчивым юношей, из числа тех, кто способен таскаться вечерами к малознакомому деду выслушивать воспоминания о его молодости, даже тогда, когда время не ждет и давно пора срочно научиться хотя бы боевому минимуму аврорской магии. А потому он даже не стал доискиваться, при каких обстоятельствах лекции Йоды попали в память Энакина, и принялся истово и всерьез их прокручивать в своей голове, стоя с глуповатым и отсутствующим лицом, которое, впрочем, вполне сходило за лик медитирующего джедая.
Оби-Ван, который в молодости был обалдуем покруче Энакина, тоже когда-то слушал в наказание лекции Йоды, и даже запомнил, что перед боем образцовому джедаю надо помедитировать. Но внутренне Оби-Ван с этим никогда согласиться не мог, памятуя о том, как медитация перед решающей схваткой довела Квай-Гона до цугундера и деревянного макинтоша. Конечно, своему падавану он рассказывал о пользе боевой медитации, как того требовали правила джедайского воспитания, но никак не ожидал, что после двенадцати лет жульничества, отлынивания и притворства, Энакин с этим согласится и застынет в фехтовальном зале как чучело. Сначала Кеноби прикрыл глаза и изобразил на лице спокойствие и довольство. Затем приоткрыл один глаз и выразительно посмотрел на Энакина, как бы говоря: «Ну да, в Кодексе написано именно так, но можно ведь и как всегда, по-людски!» Потом Кеноби открыл оба глаза и нетерпеливо взъерошил бороду. Наконец, ему захотелось влепить Энакину затрещину, и в своем раздражении Кеноби дошел до того, что ему даже не пришло в голову, что негоже раздавать затрещины за следование джедайскому Кодексу.
От затрещины Гарри спасло только то, что лекции Йоды внезапно кончились, и воспоминания перескочили к тускенской деревушке, в которой умирала Шми Скайуокер. «А он тоже сирота, - сочувственно подумал Гарри об Энакине и с горечью добавил: - Но он хотя бы знал свою мать». Воспоминание о тускенах шло тем временем своим чередом, и в густом предрассветном сумраке пустыни вспыхнул и завертелся безжалостный меч Энакина. Гарри сначала испытал от увиденного шок, но потом мысли Энакина взяли верх, и Гарри стало казаться, что кровная месть должна выглядеть именно так. «Так их всех! Так! – в ярости приговаривал про себя Гарри, погружаясь все глубже в воспоминания Энакина, а в реале все крепче сжимая рукоять его же меча своей железной рукой. – Так вот и надо этого Вольдеморта! И на Лестранжиху его круциатусов не жалеть! И Дурслям оставить! И Малфоя не забыть! И Снейпа! И Винду, наглеца черномазого! И Уотто хобот оторвать! И Амбридж руку отрубить! И Дуку обе!» Воспоминания и мысли Избранных постепенно перемешивались, приводя Избранных к поразительному согласию, а Кеноби с интересом наблюдал за лицом Энакина, которое постепенно становилось суровым и жестоким, каким ему и следовало быть в фехтовальном зале.
Воспоминания тем временем охватывали не только сознание Гарри, но и тело Энакина, которое больше не могло оставаться на месте, и неожиданно для себя Гарри открыл глаза и бросился на Кеноби очертя голову.
«А эта боевая медитация не такое уж бестолковое дело, - признал про себя Оби-Ван, с трудом блокируя град ударов. – Хотя выскочил он из нее сущим ситхом. Но вот эта фехтовальная фраза только что – это же произведение искусства! А прыжок сейчас выше всех похвал! Не, ну мы-то тоже так могем!»
К несчастью для уже вошедшего во вкус Кеноби, безудержная боевая ярость Энакина была несвойственна Гарри, и его атака довольно быстро стала терять скорость.
- Я стою выше тебя, Энакин! – самодовольно заявил Кеноби, воспользовавшись оплошностью своего ученика.
- Я понимаю, учитель, - смиренно сказал Гарри и выключил меч. – Я проиграл.
- Да ты здоров вообще? – брякнул вслух Оби-Ван, наконец потеряв контроль над своими давно скрываемыми чувствами.
Энакин очнулся на узкой скрипучей кровати, занавешенной траченым молью порогом. В голове, в районе лба, что-то дергало и болело. В глазах все расплывалось. «Ситхов коктейль! – подумал Энакин. – Ситхов астроном! Ох, и зачем же я так напился!» Энакин махнул рукой, отодвигая полог Силой, но полог только слегка трепыхнулся, вместо того, чтобы послушно взмыть вверх.
- Ну хаттова мать, - пробормотал Энакин в сердцах, и вдруг заметил, что его правая рука снова настоящая, хотя и не совсем его. «Что я, клона себе вырастил для пересадки, что ли? – подумал Энакин спросонок и аж тяпнул себя той же рукой по голове. – Ну какой же я тупой! Ведь давно же было пора! И руку починил бы, и просто на всякий случай. Мало ли, вон Кеноби фехтует иногда как бешеный».
Предметы обстановки тем временем продолжали расплываться, как Энакин ни тер себе глаза и ни оттягивал их уголки к вискам, и Энакин начал догадываться, что зелье ситхова астронома все же сработало. Энакин сконцентрировался, долбанул по пологу Силой, отчего тот неохотно и ошарашенно пополз вверх, выскочил красивым прыжком из кровати и сбил столик с очками.
- Жалкое зрелище, - протянул Энакин, водружая очки себе на нос, оглядывая пустынную под праздники обшарпанную спальню Гриффиндора и обращая внимание на свою невозможную пижаму. – Душераздирающее зрелище. Да еще и очочки эти. Это ж надо было так попасть.
К счастью Энакина, в этот момент лорд Вольдеморт взялся за свои ситхские делишки, и у нового тела Энакина начал гореть и дергать шрам на лбу. Конечно, будь в этом теле Гарри, он бы с волнением наморщил лоб, помрачнел и ничего бы больше по этому поводу не предпринял. Энакин же встрепенулся, как боевой скакун при звуке трубы, в очередной раз хватил себя по лбу кулаком, при помощи Силы уцепился за что-то и начал мотать это во все стороны, как в своих детских мечтаниях мотал Уотто за хобот.
Лорд Вольдеморт догадывался о существовании связи между своим сознанием и сознанием своего малолетнего врага, но самонадеянно полагал, что связь работает только в одну сторону и в основном когда ему хочется. Поэтому, когда в его голове кто-то обозвал его ситхским выродком, он даже оглянулся от неожиданности. Энакин тем временем зацепился за хоркрукс во лбу, потеребил далекую Силу со всех известных ему сторон и размотал ниточку до сознания Вольдеморта, в котором расположился довольно по-хозяйски.
«Я ж тебе обе ноги арматурой сломаю, - пообещал в сердцах Энакин, поняв из воспоминаний Вольдеморта, что он, Энакин, маггл, а магглов кто-то убивает и пытает. – Я ж тебя в пюре порублю, как последнего тускена. Ты мне, сука, попадись, я тебе язык завяжу узлом на затылке, понял?»
Лорд Вольдеморт немного струхнул и попытался закрыться при помощи окклюменции, но Энакин не знал таких мудреных слов, а потому не впечатлился, хотя немного и остыл – пусть даже джедайская малышня всего после одного открытого урока считала Энакина ситхским лордом, на самом деле он был вспыльчив, но отходчив. Энакин поудобнее уселся в джедайскую медитативную позу и принялся копаться в памяти своего нового тела, лениво покачивая в Силе хоркрукс, засевший у него во лбу, - с посторонними вещами в своем сознании Энакин мириться не любил.
