У ворот города, огромных, выкованных из железа, украшенных витками и загогулинами, которые наверняка что-то значили, их встретила стража. Эти люди были не похожи на обычных людей. Анне не удалось хорошенько их рассмотреть, но вида синих кистей рук, непривычно массивных, покрытых темными густыми волосами, а также блестящих красных глаз из-за шлема ей было предостаточно.

Сопровождавший Анну матрос подвел ее к ожидавшей у ворот большой группе людей в сопровождении охранников и, перекинувшись парой слов с одним из них, сунул себе в карман несколько монет и довольно прищелкнул языком. В этот момент стража начала пропускать людей в город. Анна поняла, что ей придется влиться в поток бедняг, которых привезли издалека, чтобы продать на большом невольничьем рынке Палантоса, который открывался еженедельно по воскресеньям на одной из площадей города. Сегодня как раз было воскресенье. Стража проверила какие-то бумаги и пропустила “купцов” дальше.

Город изнутри оказался таким же великолепным, как и снаружи. Везде стояли красивые каменные дома, как видно, богатых людей. Анна приглядывалась к тому, как здесь принято обращаться со слугами и рабами. Прислужников было видно много, но они различались - некоторые были одеты довольно богато и смотрели свысока, другие же казались оборвышами, которых всячески шпыняли.

Анна стала вглядываться в своих собратьев по несчастью. Немытые, оборванные, пугливые и боящиеся даже пикнуть люди, брели, шаркая ногами и бренча сковывающими их цепями. Анне подумалось, что ей еще повезло, за ней смотрели и ее хорошо кормили, давая гулять и разминать затекшие руки и ноги. Анна замыкала вереницу рабов, ее вел, держа за локоть, дюжий детина с огненно-рыжей бородой, который заплатил за нее деньги приведшему нашу героиню к воротам матросу.

Анну и других пленников вели по главной улице, которую патрулировали конные всадники. Доспехи закрывали почти все части тела, были видны только пугающие своими резкими взглядами глаза и небольшие оголенные участки кожи у кистей, странного синего цвета.

На всякий случай Анна старалась запомнить все, вертя головой, как ветряная мельница.

Вскоре они дошли до места назначения. Рынок был поистине огромным. Тут и там слышались выкрики зазывал, приглашающих оценить товар и купить по дешевке самых неприглядных рабов.

На некоторых помостах продавали только красивых молодых девушек. Анна даже представить боялась, что их ждет дальше.

Часть торговцев выставляла на продажу сильных и крепких мужчин, которые могли стать помощниками на фермах, строительстве или на других работах, требующих больших физических нагрузок и усилий. Иногда мужчин-рабов покупали и богатые женщины, используя их для несколько других целей.

Анна шла и ужасалась с каждым новым шагом, вспоминая свой цивилизованный мир и горюя о том, что шансов на спасение осталось маловато.

Вскоре их колонна разделилась. Некоторых женщин увели в одну сторону, часть мужчин забрал одноглазый тип подозрительного вида, мерзко ухмыляющийся. Оставшихся повели к самому высокому помосту, находящемуся в центре рыночной площади.

Анна увидела огромную толпу людей, окруживших помост и продолжающих прибывать. На помосте кривлялся шут, веселя покупателей и рассказывая какие-то скабрезные истории, на которые народ отзывался веселым гоготом и улюлюканьем. В толпе Анна заметила не только обычных людей, но и представителей других рас. Некоторые имели необычный оттенок кожи, странную форму черепа и строение тела - часть их напомнила бы Анне на эльфов, если бы она знала, кто это такие.

Стройные люди, выделяющиеся в толпе своим высоким ростом, обводили всех вокруг надменными взглядами, стоя особняком от остальных. Они бросались в глаза как острова в людском море.

Часть персонажей этого удивительного паноптикума имела странную форму тел, как бы немного наклоненных вперед и мускулистые коренастые торсы с обильной растительностью. Других же вообще назвать людьми можно было с натяжкой. Странные рогоподобные выросты на голове, хвосты, вылезающие сзади из-под ярко украшенных одежд, а также вырезы глаз, как у ящеров, и зелено-желтые радужки делали их непохожими на людей существами. Анна не успела рассмотреть всех странных личностей, окружавших ее, пока смотритель вел колонну к стоящему за большим помостом строению.

Внутри барака рабов освободили, и, поделив на мужчин и женщин, развели в разные помещения, где каждого осмотрели с ног до головы, заставив раздеться, заглядывая в рот и в уши. Анну трясло от отвращения. Процедура принудительного публичного раздевания была ненавистна ей еще со школьных советских времен, когда приезжающие в школу врачи, чтобы не терять времени и поскорее поставить галочку в своих отчета., заводили в кабинет столько детей, сколько в него помещалось, заставляли их раздеваться и осматривали как на конвейре, заглядывая в разные отверстия.

После осмотра женщин рассортировали. Небольшая группа вместе с Анной отправилась вслед за слащавого вида юношей в помещение, где их тщательно вымыли, одели и даже подкрасили.

Процедура макияжа выглядела необычно. Губы ей накрасили яркой красной помадой. А на веки прилепили сомнительного вида твердые крупные блестки, которые мешали ей моргать. Аня вспомнила глубоко советские времена, когда отсутствовала не только хорошая, но даже и плохая косметика. Одна ее знакомая для новогоднего праздника украшала свои веки истолченными в блестящую пыль елочными игрушками, приклеенными канцелярским клеем. Роскошью в то время считалась тушь “Ленинградская”, представлявшая собой сухую пластинку краски, которую нужно было размачивать мокрой пластмассовой или волосяной щеточкой. Некоторые дамы, ленясь подходить к крану или, возможно, рассчитывая на целительные свойства собственной слюны, предпочитали на щеточку просто поплевать. Сейчас во время сеанса “макияжа” Ане подкрасили глаза какими-то чернилами, впрочем, приятно пахнущими и представляющими собой, видимо, сок какого растения.

Зеркал не было, но Анна не сомневалась, что выглядит она отвратительно, а с блестками на лице и ярко красными губами просто вульгарно.

Еще по пути в здание она несколько раз пыталась сбежать, но всякий раз ее ловил, мерзко скаля зубы, присматривающий за ней человек.

Вскоре Анна услышала громкие вопли толпы. Не разобрать, что кричали на площади, но, судя по мерности выкриков, в данный момент там продавали одного из Аниных товарищей по несчастью.

Через некоторое время Анну и окружающих ее невольников и невольниц вывели в другое помещение, вплотную прилегавшее к плацу, на котором шла торговля. Отсюда Анна смогла понаблюдать за тем, как всё это происходит.

Сначала карлик, держащий в руке какую-то направленную себе на лицо непонятную трубочку, объявлял имя раба и всячески его нахваливал. Голос его при этом был очень громким и отчетливым. Толпа затихала, слушая “презентацию”. После этого выводили раба и называли начальную цену. Далее шли торги. Они продолжались до того момента, пока кто-то из покупателей не назначал цену, после которой вся толпа затихала и предложений больше не было. Удостоверившись, что цену выше называть никто не будет, карлик объявлял о конце торга, забирал деньги, передавал их огромному троллеподобного вида мужику, и раб или рабыня попадали в руки покупателя.

Анна успела сотню раз ужаснуться своей печальной участи и лихорадочно изобрела несколько планов побега, казавшихся нереальными уже через несколько минут после их создания. Она пыталась несколько раз заговорить с кем-нибудь из “счастливцев”, чтобы подвигнуть их на побег, пока еще есть возможность… Но, наверное, они уже свыклись с участью рабов и не рассчитывали на освобождение. Все они игнорировали ее попытки заговорить. Только одна женщина тихо сказала Анне: “Ничего ты уже не сделаешь, успокойся и моли Всевышнего о том, чтобы тебе попался хороший господин”.

Похоже, все, что она могла сделать сейчас, это отковырять с век противные блестки и стереть с губ отвратительную помаду. Это она и сделала.