– Ты спрашивал ещё и о тонгах. Я встречался с одним из их главных бандитов.

– С князем?

– Нет-нет. – Он фыркнул от смеха. – Да и, между нами говоря, я думаю, что никакого князя тонгов не существует, так же, как не существует какого-то, якобы, их императора, который имел бы власть над всеми тонгами во всей Империи. Но неважно, это уже другой вопрос, который нас пока не касается... А тонги не до конца довольны и не до конца недовольны. То есть всё по-старому. Как-то проживут от выплаты до выплаты...

– Я по-настоящему благодарен, Максимилиан, что ты согласился мне всё рассказать, – сказал я вежливо. – Всегда приятно увидеть реальную картину мира, а не только тени, танцующие на скале.

– Всегда пожалуйста. – Он улыбнулся по-настоящему сердечно. – Я думал, что будет лучше, если я ознакомлю тебя с фактами. Конечно, ты осознаёшь тот факт, что всё, что было здесь сказано, и всё, что ты узнал в Христиании, должно остаться тайной, твоей, моей и того, кто будет читать отчёт?

– Ясное дело, но... – вдруг прервался я. – Подожди-ка, а мои начальники? Патрик Бугдофф, который меня сюда отправил? Ведь он потребует письменный рапорт.

– Ты не должен рассказывать, – твёрдо ответил Тофлер. – Ни Бугдоффу, ни кому-либо другому. Я выдам тебе документ, подтверждающий, что ты обязан сохранять строгую секретность. И это касается всего, повторяю, всего, что произошло в Христиании. Ты же понимаешь, что если кто-то после прочтения этого письма осмелится задавать вопросы, он совершит тем самым серьёзный проступок?

– Я понимаю – уныло отозвался я. – Но я также понимаю, что Бугдофф будет не в восторге.

– А это уже, дорогой Мордимер, его проблема.

Я был уверен, что Тоффлер провёл подобную беседу со всеми заинтересованными, или хотя бы лишь слегка имеющими отношение к делу. И у меня сложилось впечатление, что, по крайней мере в некоторых случаях, он не был так вежлив, как сейчас.

– Тебе будет трудно убедить де Вриуса, чтобы он держал рот на замке.

– Де Вриус получит то, чего хотел. Шумана публично обвинят в присвоении огромных сумм из средств монахов, и благодаря этому он будет скомпрометирован на всю жизнь. Никто на свете никогда уже не возьмёт его на работу, даже для постройки сарая.

– Кроме нас...

– Кроме нас, – легко согласился он.

Мы вышли в вестибюль, завёрнутые в белые льняные полотенца, настолько длинные, что если их края обшить красной лентой, то, наверное, мы напоминали бы римских сенаторов.

– А где наша одежда? – Забеспокоился я.

– Одежда нам пока не нужна.

Тофлер сбросил полотенце и поудобнее устроился на специально подготовленной платформе.

– Ммм, да, – проурчал он, когда девушка начала втирать ему в кожу ароматное масло с лепестками розы. – Перед визитом к дамам следует приятно пахнуть, – проинструктировал он меня и закрыл глаза. – Над плечами, моя дорогая, там, возле шеи...

Ну что ж... Честно говоря, я думал, что визит даже к самой красивой проститутке не требуют столько подготовки, но раз уж мне предлагали профессиональный массаж, грех было бы отказаться. Тем более что в суровой жизни инквизитора не слишком много места для подобной роскоши.

Я взглянул краем глаза на постанывающего от удовольствия Тофлера, для которого, по-видимому, подобные процедуры были не в новинку. Ха, видно, существовали и такие инквизиторы, которые находили время, чтобы вместе с делами духовными заниматься также и делами телесными!

После завершения массажа Тофлер принял из рук служанки вышитый халат. Когда девушка подошла ко мне, я коснулся пальцем материи.

– Шёлк.

– После горячей ванны и массажа нет ничего лучше шёлка, – согласился Максимилиан.

– Куда теперь, красавица? – Обратился он к прислуживающей нам девке.

– Дамы уже ждут, – сказала она. – Я провожу вас, благородные господа, ваши комнаты находятся рядом друг с другом.

Я наклонился к уху Тофлера.

– Максимилиан, но я хотел... Знаешь... Та рыжая девушка...

– Мордимер, ни о чём не беспокойся. Нетрудно было угадать твои симпатии, так что я позволил себе всё устроить и дать соответствующие распоряжения.

– Вот как. Спасибо. – Я был не только поражён, потому что я не заметил, чтобы он отдавал какие-либо распоряжения, но и искренне благодарен, что он принял во внимание мои предпочтения. – А можно мне узнать, которую из дам выбрал ты? – Спросил я, может быть, не слишком осторожно, но я не мог удержаться, чтобы не узнать вкусы Тофлера.

Он обнажил в улыбке белоснежные зубы.

– Оставшихся трёх, – ответил он.

Комната была погружена в полумрак, но поскольку на столике стоял подсвечник я без труда увидел рыжую девушку, которая полулежала, опершись на подушки, и ждала меня. Она была одета лишь в почти прозрачную тунику, которая, наверное, открывала больше, чем скрывала. Я остановился, онемев, на пороге, потому что тело женщины, озарённое тёплым светом свечей, выглядело так, как будто она была не существом из плоти и крови, а Афродитой, которая только что сошла с Олимпа. И это впечатление усиливали волосы, теперь уже не уложенные вокруг головы, но стекающие блестящей волной на постель.

– Здравствуй, прекрасный господин, – сказала она глубоким, мягким голосом, глядя мне прямо в глаза.

Я не мог говорить. Я знал, что с каждой убегающей секундой я делаю из себя всё большего дурака. Болвана, который не может ни заговорить, ни сделать ни малейшего жеста. Единственное, что я мог, это стоять и смотреть на неё.

– Как тебя зовут, мой дорогой?

В моей голове царила полная пустота. Я пытался вспомнить, как меня зовут, и ни за что на свете, ни за какие сокровища, был не в состоянии найти подходящего слова.

– Меня? – Спросил я наконец, когда мне удалось уже преодолеть скованность челюстей.

Она рассмеялась, а потом, смущённая этим смехом, прикрыла рот ладонью. Я видел, однако, что она не может сдержаться.

– Иди ко мне, – сказала она, вытирая слёзы со щёк. – Поговорим немного позже, когда ты уже немного поостынешь.

Я послушался.

Честно говоря, мне не пришлось слишком стараться, чтобы исполнить заповеди Тофлера о соответствующем отношении к даме. Катрина была так красива, так мила и так забавна, что я чувствовал, будто знал её уже много лет, почти всегда. Мы резвились в спальне, разговаривали, пили вино и ели блюда, принесённые нам с кухни слугами. Иногда засыпали на некоторое время, лишь для того, чтобы вскоре проснуться готовыми для дальнейших шалостей. Когда я чувствовал тепло её тела, когда я видел её глаза, замутнённые восторгом, когда я слышал дикий стук её сердца, когда я слышал её крики, оканчивающиеся всегда прерывистым стоном, тогда я знал, что здесь, в «Яблоке Гесперид», я мог бы найти своё место на земле. Катрина и я. Что это могло бы длиться вечно.

Но, конечно, не могло. Я был инквизитором, она проституткой. Она притворялась, что не видит во мне палача из Инквизиториума (ведь мы знаем, что именно так воспринимает нас большинство людей), я притворялся, что не вижу в ней шлюху, отдающуюся богачам за деньги.

На то время, когда мы были вместе, я стал для неё просто немного застенчивым, но очень ненасытным до её прелестей юношей, расточающим комплименты и дифирамбы. А она для меня стала очаровательной девушкой, желающей и умеющей делиться своим опытом в искусстве любви. Время остановилось. Не существовало Империи и не существовало Святого Официума. Не существовало ни Бог, ни ангелов, ни демонов, или, скорее, они существовали лишь в виде выкрикиваемых нами слов (а красавица Катрина призвала Бога часто, хотя, ручаюсь, в эти моменты она думала не о Боге).

Мой визит в «Яблоко Гесперид» должен был закончиться, как заканчивается всё в этом мире, подвешенном между адом и небесами. Правда, никто меня не торопил, никто не давал понять, что пришло время покинуть гостеприимный порог этого дворца, но я знал, что моё призвание и мой долг зовут меня обратно в отделение Инквизиториума, из которого я был направлен в Христианию.