О насущной потребности высвобождения мысли из добровольного затворничества и рабства писала Е.И.Рерих: «Навязанные догмы, законы человеческие, стандарт жизни отучили человечество от процесса мышления и сделали из него, за редкими исключениями, автомата, повторяющего заученные, принятые формулы. Когда же явится возможность раскрепостить человеческую мысль? Все твердят о различных свободах, но самые противоположные лагери боятся одного и того же зверя – свободы мысли!» [8, с. 31].

В своих рассуждениях мы подошли к границе, за пределами которой начинается новый эволюционный скачок не только в науке, но и в других сферах деятельности. Непредвзятые, смелые исследования энергии мысли, признание ее онтологичности откроют огненную завесу, скрывающую качественно новые ступени в познании бытия.

Возвышенной и пытливой мыслью открывается постижение изменчивого многообразия, наблюдаемого в проявленной жизни, ее глубинных законов, великого Единства и созвучий, утверждающих целостность взаимосвязей на разных уровнях: в Космосе, Природе и Человеке, и, наконец, того, что из-за незрелости нашего сознания временно называется чудом, ибо, как утверждал В.И.Вернадский: «Наука – не результат только работы ученых. Это стихийное отражение жизни человека в ноосфере. Наука – проявление действия в человеческом обществе совокупности человеческой мысли <…> Наука не является логическим построением, ищущим истину аппаратом. Познать научную истину нельзя логикой – можно лишь жизнью. Действие – характерная черта научной мысли» [9, с. 54].

В научном познании, как и в других областях творчества, существуют периоды и циклы разных «стилей мышления», связанные с освоением и преображением мыслью того или иного пласта материи. Причем религиозная или философская мысль может в определенные эпохи опережать научный поиск, определяя его вектор, а иногда сочетаться с ним, но бывают периоды, когда сама научная мысль помогает очищению и возрождению духовно-философских исканий.

Так, например, во времена античности и Средневековья науку и философию чаще всего не различали, и принятые сегодня в науке принципы теоретического и экспериментального обоснования знаний только создавались. В Новое время философия обобщала остальные науки, но весьма быстро, уже в XIX веке, представителями иррационализма (А.Шопенгауэр и др.) и их продолжателями, приверженцами «философии жизни» (Ф.Ницше и др.), философия и наука стали разделяться, ибо философию они считали больше искусством, которое жизненнее любой науки. Неопозитивизм, относя философию к форме познания, не имеющей своей экспериментальной базы, также не считал ее наукой. В наше время наряду с теми, кто занимает крайние позиции по этому вопросу, все больше появляется исследователей, которые признают за философией научное содержание, обладающее эстетическими и этическими характеристиками. Но о важной роли этих же качеств в науке все чаще высказываются выдающиеся математики, физики, астрономы, биологи… [10, с. 181].

Сами ученые в своих исследованиях периодически использовали философский подход. Уже в Средние века все заметнее намечается взаимосвязь теологии с исследованиями знаменитых алхимиков, а в XVII–XVIII веках дискуссия таких великих мыслителей, как И.Ньютон и Г.Лейбниц (оба они также занимались алхимией), переходила из плоскости науки в философские и религиозные сферы, да и позже, уже в первой половине ХХ века, знаменитый спор Н.Бора и А.Эйнштейна о квантовомеханическом понимании вероятностной или детерминистической модели действительности в основном лежал в плоскости философии.

В.И.Вернадский считал, что сама наука ущербна без дополнения ее философским и религиозным знанием: «Аппарат научного мышления груб и несовершенен, он улучшается главным образом путем философской работы человеческого сознания. Здесь философия могущественным образом в свою очередь содействует раскрытию, развитию и росту науки. Понятно поэтому, как трудна, упорна и неверна, благодаря возможности ошибок, бывает борьба научного миросозерцания с чуждыми ему концентрациями философии или религии, даже при явном их противоречии с научно-господствующими представлениями. Ибо философия и религия тесно связаны с теми более глубокими, чем логика, силами человеческой души, влияние которых могущественно сказывается на восприятии логических выводов, на их понимании» [1, с. 67].

Таким образом, научное знание включает в свою структуру не только эмпирическую и теоретическую составляющие, но и общие мировоззренческие представления, выражаемые в философских предпосылках и основаниях. Причем, несмотря на то что эмпирический уровень устойчивее, ибо им проверяется более высокий уровень теоретических выкладок, и тот и другой уровни органично взаимосвязаны с философскими представлениями. Методологический подход допускает включать научные представления прошлого в более высокую модель, ибо иерархичность степеней абстрагирования теорий создает как бы генетически связанные, но не во всем совместимые пространства их существования, определяемые разными мерностями. Причем применение разных посылок и отбор исследуемых свойств объектов или явлений порождает связанность теории с определенной логикой (или логиками) в рамках созданной теории, не противоречащей ей. Так, В.Гейзенберг считал, что современная физика может быть представлена как минимум четырьмя фундаментальными замкнутыми и непротиворечивыми теориями: классической механикой, термодинамикой, электродинамикой и квантовой механикой.

Характерной особенностью современной науки стало то, что возможно сделать открытия как в результате опыта, так и исходя из теоретических рассуждений. А.Эйнштейн отмечал: «В настоящее время известно, что наука не может вырасти на основе одного только опыта и что при построении науки мы вынуждены прибегать к свободно создаваемым понятиям, пригодность которых можно a posteriori проверить опытным путем. Эти обстоятельства ускользали от предыдущих поколений, которым казалось, что теорию можно построить чисто индуктивно, не прибегая к свободному, творческому созданию понятий. Чем примитивнее состояние науки, тем легче исследователю создавать иллюзию по поводу того, что он будто бы является эмпириком. Еще в XIX в. многие верили, что ньютоновский принцип – “hypotheses non fingo” – должен служить фундаментом всякой здравой естественной науки. В последнее время перестройка всей системы теоретической физики в целом привела к тому, что признание умозрительного характера науки стало всеобщим достоянием» [цит. по: 11].

В связи с этим надо отметить, что индуктивный метод может быть применим не только в проявленном на физическом плане опыте, но и в умозрительных экспериментах и теоретических построениях, которые у одаренных исследователей являются действенным опытом мысли и интуиции. Интуиция, как будет показано дальше, служит иррациональным трамплином между цепочками индуктивного мышления и открывает возможности непосредственного постижения знаний без использования формальной логики.

Синтез древних и современных знаний, науки, религии и философии становится все более реальным, и, несмотря на сопротивление господствующего мировоззрения, в науке периодически возникают прорывы и революции, и новый взгляд утверждает свои права. Меняя формы познания и связанные с ними картины мира, все человечество периодически, как корабль на волнах, либо погружается в определенный слой материального мира, либо делает как бы интуитивный скачок, переходя на другой, более духовный уровень сознания.

Это проявилось особенно в последнее столетие, когда мы стали замечать, как со все возрастающей интенсивностью умственный труд вытесняет физический, «вновь создавшийся геологический фактор – научная мысль – меняет явления жизни, геологические процессы, энергетику планеты» [1, с. 232], утончаются методы исследований, объекты их внимания и сам ум ученого. С одной стороны, этому способствует искусство и философия, а с другой – то, что раньше было достоянием философии, теперь доказывается наукой. Более частое появление философских обобщений в науке является характерным признаком ее надвигающихся изменений.