– Извини меня, Лаура.
– Лаура?
– Да, Лаура! Разве ты сменила имя?
– Вы назвали меня по имени, – отвечает девушка.
– Да, я назвал тебя по имени, и хочу, чтобы и ты сделала то же. Михаил! Для тебя с этого момента я – Михаил.
– Микеле!
– Если тебе больше нравится называть меня на итальянский манер, пожалуйста. Микеле так Микеле, – заключает художник, и, вновь завладев рукой подруги, продолжает двигаться в обратном направлении. – Мне кажется, у нас осталось время, чтобы посмотреть еще какое-нибудь место. Тебе не кажется?
– Согласна, – отвечает девушка, скорым шагом обгоняя своего спутника по тропинкам голубого острова. – Есть одно уникальное место, но оно далеко отсюда. Если решим до него дойти, вернемся к ужину.
– Где это место находится?
– На другом краю острова. Это бельведер Туоно.
– Раз ты советуешь, значит, оно того стоит.
На длинных извилистых тропинках время от времени им попадаются жительницы острова: длинные черные юбки, волосы, собранные на затылке с помощью рогового гребня, обувь на деревянной платформе. Грациозные от природы, они передвигаются с легкостью, несмотря на тяжелый груз, который несут на голове: глиняные кувшины с водой или корзины с овощами и фруктами – их женщины переносят с одного конца острова на другой.
Через полчаса ходьбы наши герои добираются до маяка на мысе Карена, позади остается скала Мильера. Мощный источник света, помогающий в пути морякам, соединен с Голубым гротом тропой, проходящей через маленькие форты. В самом конце небольшой улочки – бельведер Туоно, откуда открывается сладостная, дающая отдохновение панорама: нескончаемая гладь моря, обрывистые белые скалы, а над ними – парящие с распростертыми крыльями чайки, отдающиеся на волю ветрам. Вторая панорама, находящаяся выше, открывает взору высокие морские скалы. Молодые оказываются в объятиях друг друга, их руки блуждают, тела сплетаются, а губы не в силах оторваться друг от друга, ведь они так долго сдерживались…
В отель они возвращаются поздно вечером, к большому неудовольствию синьора Петаньи, чье беспокойство написано у него на лице, и особенно донны Джельсомины, которая чутьем опытной матери сразу же угадывает, что между ее дочерью и художником происходит нечто потаенное, некое взаимное молчаливое притяжение.
Для пожилой женщины это был тревожный знак, требующий разъяснений, особенно в свете того, что рано или поздно Ограновичу следовало вернуться в Петербург. Молодой человек, угадавший настроение хозяйки, после ужина просит Лауру избегать встреч и совместных прогулок, чтобы не возбуждать подозрений внутри семьи. Несколько дней он бродит по острову один, чтобы потом перенести на полотно впечатления от увиденных мест, особенно от тех, которые его поразили.
Через некоторое время совместные с Лаурой прогулки возобновляются и становятся регулярными: многое еще предстоит увидеть, но главным образом они ищут уединения для первых сближений: от виллы Юпитера – убежища Тиберия, нависшего над морем, до вереницы арок, опирающихся на романские колонны в картезианском монастыре св. Иакова; от Финикийской лестницы и античной дороги, соединяющей Анакапри с портом Марина-Гранде, – до маленькой церквушки св. Константа.
– Эта церквушка потрясающа. Тебе так не кажется? – шепчет Михаил на ухо Лауре.
– Ты прав. Она дает ощущение уединенности, такое редко бывает. Мы вернемся сюда перед твоим отъездом.
– Отъездом! Прошло больше месяца, а я еще не дал о себе знать родителям. Должно быть, они волнуются. Правда в том, что время пролетело и провести его в твоем обществе было восхитительно. Скажу по секрету: мне становится сложно быть без тебя, и при мысли, что нам придется расстаться, становится не по себе. Но я должен принять решение… Ладно, пойдем! – обрывает себя на полуслове Огранович, замечая омрачившееся лицо подруги.
Последующие дни только усиливают беспокойство молодого человека, особенно в моменты, когда они с Лаурой выходят вместе. Ощущение, что с ней его связывает глубокое чувство, вышедшее за пределы влюбленности и приобретшее черты безудержной страсти, от которой он уже не в состоянии отступить. Состояние души, сообщающее беспокойство и неудовольствие самому семейству Петанья. Такое испытывает тот, кто стоит на середине реки, не в состоянии перейти ее вброд, но и не может вернуться назад, к исходной точке.
Ощущение сильной нестабильности в отношениях, которые еще не потеряли блеск первых ослепительных дней, но уже многое теряют от нерешительности и лишают спокойствия обоих… Однажды в час полуденного отдыха, когда клиенты расходятся на привычный послеобеденный сон, Лаура, не колеблясь, решает выяснить странное поведение друга и просит разъяснений.
– Почему ты так странно себя ведешь? Тебе не хватает мужества сказать мне, что наша история закончится с твоим отъездом в Санкт-Петербург. Я знала это, но даже если всё идет к концу, твое поведение неоправданно. Красивый роман можно прожить и в воспоминаниях, именно потому, что он был прекрасен. Именно это я и сделаю. Сохраню воспоминания о незабываемых днях, проведенных вместе, и никто не сможет их стереть. А ты вернешься на родину, где тебя ждут привычные отношения. Единственное, что мне нужно, – хотя бы иногда получать весточку от тебя. Чтобы знать, как ты поживаешь и хранишь ли и ты хорошие воспоминания о днях, проведенных вместе. Этого мне хватит, нет, мне должно хватить. Я не знаю Санкт-Петербурга, думаю, это красивый город, совсем не похожий на Капри, с богатой историей, где ты найдешь то, что не смог тебе предложить наш остров. Ты вернешься к своим занятиям, к театрам, спорту, вечеринкам в компании красивых девушек, праздникам, показам мод, придворным балам с их блистательной роскошью, несравненными элегантными нарядами – в общем, к жизни, далекой от той, которую ведет скромная жительница острова, такая как я, – заключает Лаура, в надежде склонить друга к открытому выражению чувств.
– Ты думаешь, что разность в социальном положении может помешать рождению любви? Ошибаешься! Правда в том, что отъезд – это всегда грустное событие, особенно когда знаешь, что должен оставить то, что тебе дорого и что рискуешь потерять навсегда. Санкт-Петербург – не близкий край. Какой он? Красивый город с долгой и необычной историей. Капри тоже красив. Но это две разные красоты. Первая – созданная, вторая – первозданная, ты сама напомнила об этом, когда я приехал. Первая – творение рук человека, вторая – господа Бога. Твой остров восхитителен! И если мне придется встретить отказ, уверен, я легко не сдамся.
– Не понимаю.
– Что же тут непонятного. Поймешь потом.
– Если что-то необходимо разъяснить, предпочитаю делать это сразу.
– Это вопрос нескольких часов, и всё станет ясно. Подальше от нескромных взглядов хочу попросить тебя об одной вещи.
– Можешь сделать это сейчас? – настаивает Лаура, в которой проснулось любопытство.
– Нет! Не сейчас, – отрезает Михаил, поднимаясь с дивана и направляясь в свою комнату.
Оттуда он выйдет один, в поздний час, чтобы поужинать. На следующее утро он выходит из гостиницы и направляется по улице, ведущей к маленькой церкви св. Константа, но не для молитвы, а чтобы найти того, кто помог бы ему преодолеть непростую жизненную ситуацию.
– Священник на месте? – спрашивает он у пономаря, занятого привычной уборкой.
– Да, дон Пеппино в ризнице. Но поторопитесь, скоро ему на службу, – вежливо отвечает служка.
– Вы позволите?
– Входите!
– Добрый день, падре.
– Добрый день, присаживайтесь.
– Я Микеле Огранович.
– Чем могу быть полезен?
– Видите ли, синьор священник… Речь идет о некоем деликатном вопросе, и я обращаюсь к вам, несмотря на то, что лишь сейчас имею удовольствие познакомиться с вами, – начинает молодой человек, не скрывая некоторого замешательства.
– Я же, напротив, кажется, знаком с вами, или, по крайней мере, видел вас в компании красивой девушки, Лауретты, милой дочери четы Петанья, владельцев гостиницы «Бельведере э Тре Ре», – будто разбивает лед священник, чтобы привести в себя молодого человека, кажется, смущенного предметом, о котором ему придется разговаривать.
