- Как сам-то? - спросил Димыч друга.

- Да вот, посмотри, - мигнул тот. Снял один за другим четыре зубных протеза, приподнял верхнюю губу, приспустил нижнюю, обнажив розовые десны между желтых пеньков.

- Что остановился? - сказал Димыч, с интересом рассматривая чудеса стоматологии. - Дальше давай…

- Что дальше? Не понял.

- Снимай другие протезы: деревянную ногу, пластмассовую руку, фарфоровый глаз, титановый череп, парик из норковой шубки, ну и что там еще у тебя не своё.

- Шутишь? - кивнул Вениамин.

- Если самый чуть-чуть. Как говорила наша учительница по литературе: “Тогда считать мы стали раны, товарищей считать”. - Он грустно улыбнулся, похлопал друга по плечу. - Ладно, Веня, верни запчасти на место и давай за стол. Очень кушать хочется.

“Приземлились” мы в большой комнате, где торцом к широкому окну примыкал длинный стол, всегда готовый к приему гостей. Из динамиков лилась приятная джазовая мелодия, за окном открывался раздольный вид на Волгу с убегающими вдаль заливными лугами поймы. За полчаса к нам заглянул сосед снизу Эдик “за луковицей” и сразу две веселые старушки почтенного возраста баба Лина и Евдокия Поликарповна “на предмет занять два рублика до пенсии”. Луковицу выдал с кухонного овощехранилища хозяин, по рублику пришлось складываться нам с Димычем, за что дамы пообещали “подать за нас записки в храм и свечки поставить”. Наконец, обменявшись новостями, мужчины выслушали небогатую историю моей жизни.

Дядя Веня поставил недавно купленный диск на проигрыватель, предложил послушать хит “Move On Up” джазового музыканта Кёртиса Мэйфилда, покачался, помахал руками, устало плюхнулся на диван, потом вдруг вскочил и сказал:

- Ладно, орлы, давайте навестим одного старого ученого, пока тот не отбросил коньки. Женя, Леша, собирайтесь, сейчас со службы придет домой Володя, и нам удастся взять его тепленьким, прямо со сна.

Бледно-зеленое такси за пятнадцать минут доставило нас в центр островка из высоток средь моря частных домишек, мы спустились полпролёта вниз в полуподвал - и вот сонный лысый мужчина ростом за метр девяноста, не разбираясь кто попался, а кому удалось сбежать, сгрёб нас длинными ручищами восторженного гиббона и перенес на просторную кухню с обеденным столом у окна. Из 90-ваттных колонок 35АС размером с чемодан, укрепленных под потолком, стекала на наши головы бесконечная импровизация золотого саксофона Арчи Шеппа, негритянского расиста, запрещавшего на своих концертах хлопать и оценивать игру белым поклонникам.

- Как добрались? - густым басом гремело отовсюду, ввиду энергичного перемещения хозяина по квартире в поисках шлепанцев, тарелок, стаканов, бутылок. - Надеюсь, трудности, постигшие вас на столь трагическом пути, не сломили волю к победе печени над происками алколоидов? Ненавижу этого расиста, но как дудит, подлец, это же в форточку улететь можно!

- Знаешь, Вовчик, все бы ничего, - с каменной физиономией отвечал дядя Веня, только из мутных очей таксиста так и сочился невысказанный сальный анекдот. Право же, я едва стерпел, чтобы не наброситься на него, дабы стребовать евонного оглашения.

- Не переживай, если не удалось, - гремел откуда-то из прихожей дядь Вова, - как говорят в нашем очень научном микрорайоне: ви хочите шуток, их есть у меня. Вот только вторую войлочную туфлю найду для молодого человека, вот только банку дефицитнейших шпротов из тайника извлеку, и осыплю народными дарами из научных запасников загнивающей интеллигенции.

- Ой, Вовчик, моя рука, как у доктора Геббельса, потянулась к револьверу.

- Так их всех, властителей дум, бездельников, возомнивших себя гениями! Я тебе в случае нехватки, патронов-то поднесу. “Веник, шустрый озорник, подметать везде привык”, ежели пожелаешь возгореться праведным гневом на это противное отродье, я первый тебе весь накопленный компромат на них изложу в виде реферата. Значит так, проводим рекогносцировку.

Профессор подошел к столу, поднял палец и лицо к потолку, откуда неслись завершающие синкопы саксофона, поставил войлочную чуню на стол, извлек изнутри банку шпротов и бросил мне под ноги. Жестами показал на чуню: бери ключ и открывай консервы. Мне пришлось поменять местами обувь с едой и взяться за консервный ключ.

- Ага, вот свеженький! - воскликнул хозяин в наступившей тишине. - Ученые доказали, что земля не круглая, а черная и скрипит на зубах. - Не дожидаясь аплодисментов, продолжил: - Ученые-историки доказали, что Чапаев был индейцем, так как был красный и воевал против белых.

- А теперь, - прервал словесный поток докладчика Димыч, - я подведу анекдотический итог, и мы наконец сядем за стол. Ученые выяснили чего хочет женщина, но она уже передумала.

- Прелестно, прелестно, голубчик, - захлопал в ладоши дядя Веня. - Как старший по званию, принимаю командование операцией на себя. Отделение, к бою!

- Алеша, подсядь к старому ученому, люблю, знаешь ли, с современной молодежью обменяться. А какой-такой полоумный мудрец посоветовал вам, молодой человек, поступать в строительный?

- Слышь, полутехник-переросток, ты чего это невинное дитя с пути созидания сбиваешь? Чему ты можешь научить парня? Своим машкам, которые крутили ляжкой в комплекте с прилагательным инструментарием?

- А что, между прочим, студент такую веселую формулу влёт запоминает. - Док написал на салфетке формулу крутящего момента и объяснил мне название и значение каждой буквы. - Теперь понял? А куда ты, Женька, парнишку определил? Уж не на факультет ли забивания гвоздей? …Может, на кафедру возведения забора? Или на отделение зодчества туалета типа сортир на два очка?

- Вениамин, а кореш на грубость нарывается, всё обидеть норовит.

- Жень, а ты спроси его, как сельский отец ядерщика Митю из фильма “Девять дней одного года”: “Ты бомбу делал?” Интересно, что он ответит…

- Так, ладно, брейк! - поднял руку Димыч. - Драться при молодежи сегодня не будем.

- Тогда, может, завтра? - с надеждой спросил профессор.

- Завтра посмотрим, а сегодня нет. Ты мне лучше скажи, Док, а давно ли ты видел Людмилу нашу прекрасную?

В тот вечер я понял, что так сильно связывало этих троих столь разных мужчин: они влюблены в одну женщину, которая никому не отдала предпочтение. Более того, махнув рукой на свои эффектные внешние данные, посвятила жизнь творческой карьере, работая сценаристом и режиссером на телевидении. Разумеется, Док рванул на себя телефон, стоявший на подоконнике, смахнув длинным проводом на пол две тарелки и три стакана, и уж несомненно, позвонил даме и пригласил в гости. Как-то у них всё очень быстро происходит, подумал я, испытывая легкое головокружение от вихря событий.

- Какой симпатичный мальчик! - воскликнула вошедшая гостья, подсев ко мне и обняв теплыми руками. Обернулась к хозяину: - Ну, куда ты лезешь с поцелуями, старый хрыч, не видишь, какие тут молодые да перспективные. Фу, всю руку обмуслякал, бабник! - Повернувшись ко мне: - Тебя Лешенькой зовут? Какой милый, краснеет, надо же… - Отвернувшись к троице: - Всё, старики прочь, я люблю сегодня Лешу, потому что он хороший.

- Людочка, между прочим, - вставил веское слово Димыч, - этот юноша подает большие писательские надежды.

- Тем более, - заурчала дама, прижимаясь ко мне мягким теплым боком. - Я, пожалуй, возьму его к себе. Пойдешь со мной в большую творческую жизнь?