Миша купил пучок свечей, половину отдал мне и показал, как нужно их зажигать и ставить к иконе на подсвечник. Мое внимание притягивали освещенные иконные лики, я подолгу разглядывал огонь восковых свечей, приятно пахших медом, золотистые подсвечники, висячие лампады, резные золоченые рамы киотов; при этом звучали песнопения о любви, милости Бога, Пресвятой Богородицы - и мне казалось, что я не на земле, а где-то на пути к небу, откуда протягивают ко мне руки эти иконные преподобные, мученики, блаженные.
Он показал рукой на алтарь, там на двери был изображен воин в доспехах с мечом и щитом в руках, с огненными крыльями:
- Это мой небесный заступник Архангел Михаил, это он сатану сбросил в ад. Он начальник ангелов Божьих.
Я спросил, где же мой святой? Миша походил по храму, нашел икону и подозвал.
- Ой, ну он какой-то неказистый, - прошептал я разочарованно.
- Да что ты, это же Алексей, человек Божий, великий святой. Вот смотри: он стоит над Римом, видишь: башни, купола, дома? Сам одет в рубище, потому что он юродствовал, то есть смирялся перед Богом и людьми, за что ему Бог дал большую силу. А в углу слева - Иисус Христос, Он благословляет Своего верного слугу и друга - это значит, что преподобному Алексию являлся сам Господь, а это бывает только с избранниками. Вот попробуй, попроси что-нибудь у него и сам увидишь.
- Что попросить?
- Что-нибудь возвышенное. Например, мудрости и любви, веры и познания истины.
Я посмотрел на икону и повторил слова, только что сказанные Мишей. Прислушался к себе, но так ничего и не получил. Сказал об этом Мише, он успокоил: не сейчас, чуть позже будет ответ, не спеши.
Служба закончилась, народ расходился. Мы стали пробираться к выходу, и тут я увидел нечто страшное: на западной стене у двери на троне восседал Господь, рядом Богородица и апостолы, ниже - очередь людей, трое с улыбками на лицах идут наверх к золотистому свету, другие - испуганные, печальные - загоняются ангельскими пиками в огонь, где их хватают черные полулюди-полузвери. На этот раз мне не понадобились объяснения, меня охватил ужас! Я оглянулся на иконостас, разыскал самую большую икону Иисуса Христа и, закусив губы, закричал молча изо всех сил: “Господь Иисус Христос, я Твой, слышишь! Я не хочу в адский огонь, меня на небо зовут святые, мой Алексей. Я тоже хочу быть Божиим человеком. Спаси меня, Боже! Я Твой, я Твой, слышишь!”
- Вот видишь, это блаженный Алексий ответил на твою молитву. То, что ты почувствовал, называется страх Божий. Это тебе первый подарок с небес.
- А откуда ты всё это знаешь?
- Видишь ли, пока мама не умерла, мы с отцом ездили на север, посещали древние монастыри. Не знаю почему, но мне там очень нравилось. Казалось, будто каждый раз заходя в монастырь, я возвращаюсь домой. А потом умерла мама, и мне нужно было узнать, куда после смертного суда попала ее душа. Я как-то зашел в монастырь, нашел монаха и спросил его. А тот сказал, что нам это знать не дано, нужно много молиться, подавать записки в храм, раздавать милостыню за упокой души усопшей - тогда Господь каким-то образом сообщит о судьбе твоей мамы.
- И что, сообщил? - спросил я, затаив дыхание.
- Представь себе, да! - улыбнулся Миша. - Тогда была Троицкая родительская суббота, такой день особого поминовения усопших. Я выстоял очередь в монастырский храм, подал записку о упокоении, протолкался к кануннику со свечами, зажег свою свечу. Возвращался домой, какой-то счастливый… Пообедал и лег на диван почитать книжку. Меня сморило, и я задремал.
Во сне вижу: мама идет ко мне, вся такая радостная, в белом платье, над головой - сияние. Подошла поближе, коснулась моей головы, провела по волосам и сказала: я в раю, мне хорошо, меня бабушка вымолила, по ее просьбе мне Господь дал раннюю смерть от болезни, это меня и спасло, а ты, сынок, продолжай ходить в церковь и молись сколько хватит сил. Вот увидишь, ты еще у нас священником станешь. Я проснулся весь мокрый от слез и потом еще месяца два ходил с улыбкой на лице, пьяный от счастья.
- А что твой отец?
- Он… сказал, что это был лишь сон. И всё. Дело в том, что он тогда уже познакомился с этой женщиной, которая теперь стала его женой. Нет, она не плохая, но, понимаешь, она не станет мамой и не заменит ее никогда. Ну, а я хожу в церковь и потихоньку готовлюсь стать священником.
- А тебе не страшно?
- Нет! Ты же видел фреску Страшного суда? Вот чего нужно бояться - в ад попасть. А когда веришь, что Господь тебя после смерти возьмет к Себе в Царство Небесное, - ничего не страшно.
- А я ведь, Миш… Я тоже тогда попросил Иисуса Христа взять меня на небо.
- Вот и хорошо. Теперь верь только и увидишь, в твоей жизни начнут происходить какие-то события, которые рано или поздно приведут тебя в Церковь, и она станет для тебя домом родным. Ну вот и дошли до твоего домика. Иди спать. Спокойной ночи, братишка.
- Спасибо тебе, Миша. Спокойной ночи. Может мне тоже рай приснится?
- Очень даже может быть.
До десяти лет я не жил, а только готовился. Мне говорили: “иди” - и я шел, мне говорили: “пиши, читай, запоминай” - и я старательно исполнял. В эти подготовительные времена в мутных глубинах моей души копились семена, прозябали ростки, сплетаясь корнями, поспевали удобрения - из чего вскоре вырастет моя непутёвая личность. Чуть ли не с пеленок мне внушали: “ты никто” - и я соглашался, наблюдая в себе ничтожество, не способное самостоятельно выжить в суровом мире энергичных людей; учителя вбивали костяшками пальцев в мою глупую голову: “ты бестолочь” - и это находило во мне вполне благоприятный отзыв: да, именно толку во мне и нет. Что поделаешь, так воспитывали наше поколение: страхом и унижением, чтобы, растворив личность в бесформенной массе народа, слепить из податливой глины раба, способного сложить голову за идеи партии и правительства.
Но как это всегда бывает, копающий яму другому, сам же в нее и упадет: так и мы - потерянное поколение циников - в свое время выполнили обязанности расстрельной группы наших бывших палачей. Без воплей и надрыва, тихо и спокойно, исполняли мы некую сокровенную волю, действующую во вселенной. Ту самую, которая “движет солнце и светила”, сдерживает хаос саморазрушения и с каждым вдохом, с каждым шагом ведет нас в невообразимые светлые высоты.
Что родители воспитали в нас, сами подчас того не желая? Неприятие лжи и стремление к совершенству. Первое возникло от ежедневных уколов явной лжи, которой нас кормили до изжоги. Самая правдивая газета “Правда” сливала в наши умы мегатонны неправды. Почти никто в нее не верил, но от страха все делали вид, будто они верные дети Ильича, при этом наливая свинцом кулак, до поры до времени спрятанный в кармане широких брюк. Второе - отталкивалось от тотального узаконенного хаоса, от неумения и нежелания созидать красоту. Ну, какая там еще красота для рабов, призванных тесниться в бараках концлагерей! Как говаривал отец народов: “смерть одного человека - трагедия, смерть миллионов - статистика”. Да, “власть народа” призвана была уничтожать народ миллионами, чтобы отчитаться перед незримым князем мира сего цифрами сухой статистики: на сегодня уничтожено миллиард сто тридцать три миллиона аборигенов. Расчищено жизненное пространство для двадцати миллионов “хозяев жизни”, верных сатрапов великого лжеца и разрушителя.
Оживал я почти незаметно. Так, крошечное семя, похороненное в глубине земли, воскресает и выходит на поверхность хрупким зеленым ростком. Да мало ли их выскакивает из черной земли! Одним больше, одним меньше - какая разница. Только для меня это стало открытием - я живу! Вот оно мое тело, налитое силой; вот мой ум, вооруженный знаниями; а вот и душа - отвергающая ложь и настойчиво требующая поиска истины.
