ГЛАВА VI

ТРИ ЗАКЛИНАНИЯ

Старость бывшего подмастерья Лира уже превосходила его Мудрость, и чудесные воспоминания, которые у него когда-то были, давно отняло Время. Но он до сих пор помнит яркий песок, который струился к лазурному Серенианскому Морю под длинными причалами из тика: там сидели рыбаки в тюрбанах, чинили свои сети и смотрели, как день превращается в закат на западе, и следом приходят первые бледные звёзды. Когда Лир был маленьким мальчиком, он часто приходил на этот берег, чтобы поиграть на белом песке и послушать причудливую речь мореплавателей. Лир трудился подмастерьем у того самого Длареба, который продавал ковры в Лхоске. У мальчика имелись более насущные обязанности, чем наблюдение за кораблями, уходящими в сказочные порты, туда, где море соединяется с небом. Длареб имел обыкновение бить подмастерье своей узловатой палкой за любые проступки, но Лир был всего лишь маленьким мальчиком и любил паруса цвета роз.

Именно на том берегу, однажды играя в одиночестве, Лир увидел что-то блестящее среди белого морского песка, и нашёл тот знаменитый серебряный шар с тремя хитроумными символами, вырезанными на его поверхности. Шар был потускневшим и очень старым, но даже очень обычные вещи, выброшенные морем на берег, являются объектами удивления, особенно для детей; и мысли Лира, когда он осматривал своё сокровище, были далеки от затонувших, опасных залов этого злобного, живущего в воде Бога, мёртвого Ктулхута, о котором испуганные матросы шептались только намёками, хитрыми взглядами и многозначительными кивками. Также Лир не думал о кладах с великолепных галеонов, сбитых бормочущими волнами... Но тут явился Длареб со своей узловатой палкой - он только что обнаружил семейство пухлых золотистых пауков, поселившихся в свёрнутом коврике кровавого цвета, привезённом из далёкой Сона-Нил. И Лир пренебрёг своей обязанностью смахнуть этих пауков. Лир мгновенно забыл про свою находку, уклоняясь от неудачных ударов своего хозяина. Он сбежал обратно в Лхоск и в небольшой магазинчик Длареба. Здесь Лир заснул, спрятавшись за свёрнутыми коврами, сильно озадачив пауков.

А торговец коврами только плюнул в море и пробормотал себе под нос что-то очень похожее на проклятие, и, повернувшись, заковылял обратно к высокой дамбе и городу. Но удлиняющиеся тени уже давно уже объединились с Ночью, когда Длареб снова вернулся домой и зажёг свечку. Лир протёр глаза, чтобы окончательно проснуться, и выглянул из своего укрытия, чтобы посмотреть, чем занят его хозяин, был ли он пьян или, возможно, уже немного успокоился. Лир увидел мокрого Длареба, с которого всё ещё капала морская вода, он сжимал тот самый серебряный шар; но в его поведении были заметны небольшие изменения, и что-то явно ужасное горело в его глазах; а света на его опухшем лице было больше, чем могла дать любая свеча. Затем Длареб взял обожженную щепку и начертил наименьший из трех символов с шара на кровавом ковре из Сона-Нил. Лир закрыл свою голову коврами, а их уголки заснул себе в уши.

Когда несколько клиентов Длареба, задолжавшие ему по счетам, стали страдать болезнями самого отвратительного характера, появились свидетели, утверждающие, что некоторые куклы, которые торговец коврами выставил на своей витрине, странным образом походили на этих заболевших клиентов. И страдальцы кричали, что у них болит именно в тех местах, где бамбуковые щепки пронзали тела кукол. Только лишённый воображения человек заметил это странное совпадение, все остальные нервно выругались и поспешили прочь.

Однажды утром чайки опасно низко пролетели над большими башнями и двускатными крышами Лхоска, отдалившись от беспокойного моря; люди услышали лишь краткий порыв ветра и крыльев. Но рыбаки, отправившиеся к своим лодкам, были озадачены этой зловещей миграцией чаек; и, видя также своеобразное свечение вокруг Луны, они крепко задумались. Некоторые говорили о штормах, но это объяснение никого не устраивало, когда они вспоминали цвет Луны перед тем, как случился шторм, и шокирующий вид луны, представший глазам наблюдателей.

Только четыре лодки отправились с длинных причалов из тика в море, с сетями и рыбаками на борту, когда солнце поднялось на подходящую высоту. Остальные лодки лежали нетронутыми на пляже, а их владельцы смотрели с высокого берега на могучие морские волны, бормотали обрывки полузабытых легенд о снах некоторых позорных богов или молились, когда облака стали приобретать более определённую форму. Солнце поднялось выше, а зеваки всё ещё наблюдали за возвращением лодок. А когда солнце начало садиться, все их малые надежды ушли вместе с ним; день прошёл с досадной скоростью позади далёких Танарианских холмов, где в своём украшенном драгоценностями дворце в Селефаисе царь Куранес отметил, что солнце съёжилось, но не поинтересовался этой странностью у жрецов.

(Один раз сети были брошены в море и вытянуты обратно, но уже странным образом отрезанные и обгрызенные, а одну сеть вместе с лодкой потянуло под воду, и рыбаки отчаянно пытались обрубить её, но умерли ужасной смертью.)

Сны у жителей были неприятными той ночью, и свечи горели до самого рассвета, а утро не приносило облегчения. Тень, вторгшаяся в беспокойное море, была городом, вне всякого сомнения, и люди были очень благодарны теперь за тот белый туман, потому что проблески чистого неба сводили людей с ума, а туман выявлял только тени. В тихих тавернах моряки испуганно шептали о том, что можно увидеть при лунном свете в странных водах уже шесть ночей недалеко от Багамы. Их слушатели не хотели уходить из таверны из-за того, что явилось вместе с туманом: приземистые резиновые твари, которых можно было ощутить, но редко удавалось увидеть; мокрые твари, выходящие на извилистые улицы Лхоска из моря. Нечто нечеловеческое пряталось в изогнутых приморских переулках, волоча свою добычу, пухлые щупальца подкрадывались к людям в темноте. И горожане разумно воздерживались от того, чтобы ходить грязными, скользкими тропами, где в тумане, между шатающимися сараями их могли похитить.

Во время этих событий мало кто обратил внимания, что торговец коврами изменил оформление своей странной витрины: привычных кукол там уже не стояло, вместо них Длареб разместил грубые восковые образы чего-то нечеловеческого. Длинные серебряные булавки он воткнул в каждый неуклюжий живот с явной закономерностью: каждая булавка обозначала вершину пятиугольника, или, возможно, подразумевала пятиконечную звезду, фигуру иногда более многозначительную. Но их создатель, как было замечено, находился в состоянии большой тревоги, и даже забыл поколотить Лира за какой-то очередной прогул. Только однажды Длареб взглянул на звёзды в окрестностях Ориона, затем закричал и ушёл, чтобы спрятать этот богохульный серебряный шар, пока его Владелец не прислал за ним своих гонцов; ведь если Владелец сам лично придёт за шаром, у Длареба не будет надежды убежать от Него. Затем, жалобно бормоча что-то про себя, он слепил этих отталкивающих, маленьких кукол. Но как только он их смастерил, с его телом начали происходить изменения - нездоровая дряблость и другие особенности стали позже настолько отвратительно очевидны, что Лир сбежал из этого магазинчика и никогда больше не возвращался туда.

Сейчас уж и не вспомнить, кто обнаружил несчастного продавца, гротескно присевшего под ковром кровавого цвета в его собственном магазинчике. Некоторые ужасные сомнения в идентификации трупа возникли из-за его чешуи, разбухшего лица и того, что произошло с руками Длареба. Горожане не придали значения тем двум странным символам, нарисованным на ковре обгоревшей щепкой, или третьему, сделанному кровью, предполагая, что кто-то проскользнул в магазин вместе с Ночью, и произошедшее - не более, чем убийство; хотя немного было таких знаменитых человекоубийц, когда-либо прибегавших к такому малоэффективному методу, как втыкание в жертву множества длинных серебряных булавок. Обсудив эти вопросы приглушёнными голосами, свидетели завернули Длареба в коврик кровавого цвета и похоронили его со скандальным отсутствием церемоний.