— Идите. Встретимся внутри.

А потом садится на корточки и встречается со мной взглядом.

— То, что ты сделала, — это для меня очень важно.

— Да, — я чувствую себя во власти его внимательного взгляда.

— И я понимаю, почему ты сейчас не особенно разговорчивая.

— Ну да.

— Хочешь, я пойду с тобой, когда ты соберешься поговорить со своими дядями?

— Ладно.

Скажи что-нибудь более информативное, Холлэнд. Скажи ему, что ты чувствуешь совсем не сожаление, а чистую панику от перспективы делить квартиру с незнакомцем (и при этом самым сексуальным мужчиной, к которому ты когда-либо прикасалась). Боже, что, если ты пукнешь во сне?

— Я хочу, чтобы ты знала, — продолжает Келвин, — что если не брать во внимание кражу жвачки, я не какой-то там проходимец. И никогда не сделаю тебе ничего плохого. Но ради твоего комфорта мы можем жить в разных местах…

— Не можем.

Хотя он прав, мои мысли сейчас как в тумане, плюс я ощущаю внутреннюю дрожь и тошноту. Я на девяносто девять процентов уверена, что Келвин не насильник и не наркоман. Но сейчас идея привести его к себе домой выглядит чересчур импульсивной — и вовсе не потому, что я могу пукнуть во сне.

— Мне важно, чтобы ты знала, насколько я ценю то, что ты сделала, — говорит он, — и я ничего не стану принимать как само собой разумеющееся.

Мне непривычно быть той, кого так благодарят, и, промямлив что-то нечленораздельное, я киваю.

— Значит, план у нас таков: сегодня я приду к тебе домой?

— Думаю, да.

— У тебя есть диван?

Я киваю.

— А спальня запирается?

Отпрянув, я смотрю на него.

— А мне стоит запираться?

Келвин тут же мотает головой.

— Конечно нет. Просто я хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности.

— Ты, наверное, думаешь, что я с приветом.

Он улыбается и тем самым возрождает к жизни что-то внутри меня.

— Ну ведь так оно и есть? Думаю, именно это мне в тебе и нравится, Холлэнд Баккер Маклафлин. А еще твои веснушки.

Мы медленно выпрямляемся, и все это время Келвин широко улыбается, нависая надо мной на добрый десяток сантиметров. И я умудряюсь наконец сказать хоть что-то нормальное:

— Решил, я возьму твою фамилию?

— Уверен на все сто.

Челюсть у меня отвисает, хотя я не перестаю улыбаться.

— Я что, вышла замуж за первобытного дикаря?

— Это всего лишь мои личные предпочтения. Может, хочешь на это поспорить?

— Другими словами, — медленно уточняю я, — если я проиграю, то возьму твою фамилию? А если проиграешь ты, то оставлю свою? Что-то выигрыш маловат.

— Если я проиграю, возьму твою.

Ничего себе. Что это такое сейчас происходит?

Келвин мягко берет меня за руку.

— Так значит… завтра разговор с дядюшками?

Я отвожу взгляд от наших соединенных рук.

— Сначала я договорюсь, чтобы они были дома.

— Хорошо. А сейчас пойдем скорее внутрь и сделаем ставку. А то я уже яйца отморозил.

Я чуть не падаю прямо здесь, на тротуаре.

***

Келвин придерживает для меня дверь, и я спешу внутрь, где нас уже ждут Лулу с Марком. От теплого воздуха мы с Келвином радостно стонем.

Подходит Лулу и берет меня под руку.

— Все в порядке?

— Ага, просто пришлось заново застегнуть туфли.

— Ну ладно, — заметно успокоившись, она показывает на столик, который сейчас убирают помощники официанта. — Попросили минут пять подождать.

— Спасибо тебе за помощь. И спасибо, что была сегодня рядом. Не знаю, как бы я справилась без тебя.

Выражение ее лица смягчается, и она меня обнимает.

— Смеешься? До сих пор самое безумное, что я видела в твоем исполнении, — это когда ты пыталась поменять дату в купоне Saks с истекшим сроком, чтобы получить скидку. Поэтому твою свадьбу ни за что бы не пропустила.

Со смехом я целую Лулу в щеку.

— Иногда ты просто чудо. Не часто, но…

— Очень смешно. А теперь извини, но я пойду кутить и предамся старому доброму невинному флирту с другом твоего мужа.

Увидев, что Лулу ушла, Келвин возвращается и берет меня за руку. Прикосновение по-прежнему непривычное, но такое замечательное, что в животе сладко ноет.

— Проголодалась? — интересуется он.

— А как насчет пари? — напоминаю я.

— Я потому, кстати, и спрашиваю, — кивком головы Келвин показывает на стойку, где выставлено мясо. — У них тут отличные стейки.

О да, заинтересовать меня ему удалось.

— Согласна. И что ты предлагаешь?

— Тут подают портерхаус на двоих, троих или четверых.

Я не ела почти сутки, и от одной мысли про большой и сочный стейк у меня начинают течь слюнки.

— Та-а-ак.

— Давай возьмем порцию на троих, и кто съест больше, тот и выиграл.

— Готова поспорить, что здешний портерхаус на троих сможет прокормить нас обоих в течение всей недели.

— Ты абсолютно права, — его очаровательная улыбка непременно должна сопровождаться мелодичным звоном колокольчика. — И я угощаю, кстати.

Мне не в первый раз приходит в голову поинтересоваться, чем он зарабатывает себе на жизнь, но я не могу — по крайней мере, не сейчас, когда мы не одни.

— Ты не обязан это делать.

— Думаю, что удовлетворить потребности своей жены во вкусном ужине я вполне в состоянии.

Удовлетворить потребности. От таких слов мое сердце бьется быстрее.

— Уделаемся в мясо! Ха, каламбур.

Келвин с энтузиазмом улыбается.

— Очень хочу посмотреть, как ты с этим справишься.

— Решил, что Холлэнд не сможет прикончить порцию стейка? — спрашивает появившаяся рядом со мной Лулу. — Какой милый наивный мальчик.

***

Когда мы встаем из-за стола, я со стоном хватаюсь за живот.

— Значит, вот как себя чувствуют беременные? Не надо мне такого счастья.

— Могу взять тебя на руки, — вежливо предлагает мне Келвин и помогает надеть пальто.

К нам подлетает Лулу, чересчур оживленная после вина, и обнимает обоих за плечи.

— Невесту нужно переносить через порог на руках, потому что это романтичная традиция, а не из-за того, что она обожралась.

Я подавляю отрыжку.

— Это такой способ произвести впечатление на мужчину — показать, как много ты можешь съесть, — разве ты не знала, Лу?

Келвин смеется.

— Мы шли наравне.

— Ничего подобного, — возражает Марк.

К огромному удивлению наших друзей, мы попросили официанта поделить чудовищных размеров порцию пополам. Я съела примерно три четверти своей части. Келвин отстал от меня граммов на пятьдесят.

— Зато имя Келвин Баккер звучит хорошо. Мужественно, — говорю я.

— Во что я ввязался? — полустонет-полусмеется Келвин.

— В брак с фермерской девчонкой, — отвечаю я. — И лучше тебе узнать в первый же день, что к еде я отношусь крайне серьезно.

— Но ты ведь такая маленькая, — окинув взглядом мое тело сверху вниз, говорит он.

Его взгляд словно огонь.

— Ничего и не маленькая, — во мне 1,69 м, и этот рост принято считать чуть выше среднего. Лишнего веса у меня никогда не было, но я и не худенькая. Дэвис любит называть меня крепышом, что не самое лестное описание, хотя далеко и не худшее. Короче говоря, мое тело создано для спорта, но зрение и руки заточены под чтение.

Выйдя из ресторана, мы собираемся в кружок на тротуаре. Для долгих прощаний сейчас слишком холодно. Марк спрашивает, не хотим ли мы продолжить отмечать, но когда Келвин мнется, я тут же присоединяюсь к нему и ссылаюсь — вполне искренне — на дикую усталость, хотя на часах всего десять.

Обняв нас на прощание и еще раз поздравив, друзья берут разные такси и уезжают в противоположные стороны.

Играть в комфортные отношения во время ужина нам с Келвином было легко — отвлекало пари. Едва мы сели за стол, Лулу заказала вино, Келвин закуски, и беседа пошла как по маслу. В присутствии Лулу так бывает всегда. Я даже называю ее смазкой для общения, хотя Роберт взял с меня слово никогда больше не употреблять такую метафору.