Вячеслав Лейкин

Играем в поэзию

(каждый четверг в 448-ой)

СОДЕРЖАНИЕ

1. Юрий Мамин. Книжка, о которой я мечтал

2. Самый первый четверг

3. Наступила осень золотая..."

4. Почему Онегину можно, а им нельзя?

5. Учитель и ученик

6. "Напишем, братцы, монорим..."

7. "Глупая вобла воображения"

8. Диарея: цветок, медуза, ожерелье?

9. Однажды завтра...

10. "Я - успокоительная таблетка..."

11. "Что сказал мужчина?

12. Иван Бунин и другие

13. У верблюда два горба

14. На кого похож зубной врач?

15. "Стою у окна задумчивый..."

16. Книга поэта Михаила Кузмина, которую он не написал

17. "Десять негритят"

18. Выбранные места из переписки с поэтами

19. "Зверинец"

20. "Поэт и ..."

21. "Как я провел тридцать второе января"

22. О чем вспоминает скелет идиота?

23. Скучно

24. Цзацзуань

25. Почему так устроено в мире?..

26. Живописная безглагольность впечатлений

27. Спасибо черному дрозду

28. "Свобода бывает трех видов..."

29. Дон-Жуан, Гамлет и другие

30. "Елочка" в стиле "рок"

31. Что такое жизнь?

32. Последняя книга

33. Что я люблю и чего не люблю

КНИЖКА, О КОТОРОЙ Я МЕЧТАЛ

Несколько раз мне довелось присутствовать на занятиях детского поэтического кружка, которые вел мой товарищ Вячеслав Лейкин. Со Славой нас давно связывает работа, потому что вместе мы уже два десятка лет придумываем пьесы, сценки, киносценарии, которые я затем ставлю в студенческом театре, на эстраде, на "Ленфильме". И еще нас связывает дружба, потому что я уважаю и люблю этого человека, который из всего может извлечь с_м_е_ш_н_о_е - из словосочетания, из услышанной фразы, из прочитанной строки. Но, главное, я люблю его стихи и считаю Лейкина одним из лучших современных поэтов, убереженным судьбой от публикации в застойные годы и, следовательно, ни на йоту не продавшего, не предавшего свой уникальный талант.

И все же, несмотря на мою близость со Славой, присутствие на занятиях юных поэтов открыло для меня его необыкновенный педагогический дар. Занятия в кружке представляли собой череду разнообразных игр, необычных заданий. Некоторые были заготовлены Славой заранее, другие рождались здесь же, в пылу импровизации. И это было так увлекательно, так весело и, в то же время, познавательно, что я искренне пожалел о бездарно прошедшей юности. Как мне тогда захотелось вновь стать мальчишкой и с азартом ринуться в состязание с двумя десятками юных гениев, радостно и вдохновенно творящих в небольшой комнате, за одним длинным столом. Хотя, тягаться с ними было бы ой как непросто!

И мне тогда же пришла мысль, что этот опыт общения поэта-педагога Вячеслава Лейкина с группой одаренных детей необычайно интересен и поучителен для юных и взрослых, для тех, кто учит и учится, для всех, кто хочет приобщиться к миру Поэзии. Однако Лейкин вовсе не разделял моих восторгов, считая свои "уроки" делом очень специфическим, имеющим ценность только для него одного.(Все сочинения своих учеников он аккуратно собирал и складывал в папки, которые множились, пухли и пылились без дела). Пятнадцать лет длился наш спор. Наконец, Лейкин сдался. И, основательно "прошерстив" свои папки, сделал из них довольно скромные извлечения с общим названием: "Играем в поэзию".

Мы с нашим общим другом Василием Аземшей, известным скульптором и художником, прочли этот труд, порадовались за Лейкина, за его учеников и за будущих читателей этой книги. И Вася решил сделать картинки к ней, а я - написать предисловие.

Юрий Мамин

САМЫЙ ПЕРВЫЙ ЧЕТВЕРГ

Искал я когда-то давно работу, связанную с литературой.

Такое было у меня в то время странное настроение. И все мои друзья и приятели были в курсе этих поисков. Одни сочувствовали, другие обещали, а один нашел. Это был мой школьный друг, тогда уже довольно известный литературовед.

Он позвонил и спросил: - Слушай, как ты к детям относишься?

Я спросил: - В каком смысле?

Он спросил: - Ты их любишь?

Я спросил: - Кружок какой-нибудь?

Он спросил: - Литературное объединение юных поэтов при детской газете тебя устроит?

Я спросил: - Думаешь, возьмут?

Он спросил: - Ты что же, треплом меня считаешь? - И сказал, когда явиться, куда и к кому обратиться.

Я явился, обратился, договорился и вот в один из февральских четвергов 1972 года я впервые вошел в Четыреста Сорок Восьмую комнату известного всем здания на Фонтанке, называемого "Домом Прессы".

ОНИ уже ждали, смотрели на меня, молчали.

Я сообщил, как меня зовут, сказал, сколько мне лет, и прибавил, что в детстве тоже пытался сочинять стихи, но ничего хорошего из этого не вышло.

- А сейчас сочиняете? - спросила одна из них.

- Сейчас? Да, сочиняю.

- А книги есть?

- А книг почему-то нет.

Молчание сгущалcось

- А давайте во что-нибудь сыграем, - предложил я. - В какую-нибудь литературную игру.

- А стихи мы будем сегодня читать? - сурово спросила девочка, которая перед этим молчала основательнее всех.

- Ах, ну да, конечно, - засуетился я. - Как же я про главное забыл?

Начали читать стихи. В основном, про зиму.

Запомнилось:

И ложатся ровно, как на полотно,

Розы, пальмы, липы на мое окно.

И еще:

Снег кружит,

Метель визжит.

Небо затуманено,

В звездах платье Анино.

(Что за Аня такая, я, правду сказать, не понял.)

И еще - у девочки, которую звали Сюзанна:

- Здравствуй, Зима.

- Здравствуй.

- Где же твой снег?

- Дома.

- Где же мороз?

- Дома.

- Иней твой где?

- Дома...

Совершенно завораживающий диалог, каменный такой, холодный.

За Сюзанной мальчик читал, Андрей:

А проснулись дети утром

Полон снегу тихий сад.

Снегири на голых ветках,

Словно яблоки, висят.

И, наконец, самый старший среди них, восьмиклассник Женя. На этот раз стихи были не про зиму, а про осень. Про позднюю осень:

Готово снегом разразиться небо,

И холод наступает вдруг,

И ворон серый, замерзая,

Обходит дерево вокруг.

Пока они читали, я как-то вдруг успокоился и даже сориентировался.

- Ворон - черный, - сказал я Жене. - Это ворона серая.

- А как тогда самца вороны называть? - ехидно спросила Сюзанна.

- А так, наверное, и называть - самец вороны.

- Ага! - подхватила Сюзанна. - Самец вороны, замерзая, обходит дерево вокруг.

Я осторожно засмеялся. Кое-кто присоединился. Вроде бы дело пошло на лад.

- А теперь давайте все-таки поиграем. Пусть каждый возьмет лист бумаги...

- А обсуждение когда? - спросила суровая девочка, которая предложила читать стихи.

- Обсуждение? В каком смысле? - растерялся я.

- Стихи прочли? Прочли. Теперь их надо обсудить. Мне, например, не понравилась у Ляли рифма "плетня - одна". А у Андрея про снегирей. Конечно, красиво, но неточно. Снегири ведь сидят на ветках, а не висят. А он пишет - "висят". А яблоки сидеть не могут. Они как раз висят. Так что метафора получается неточная.

Я оторопел:

- И вы что же, - всегда вот так? Обсуждаете?

- Всегда, - сказали все.

- Но это ведь скучно, наверное?

- Зато полезно.

- А как же еще учиться? - спросила Сюзанна.

- И вы считаете, что так можно научиться писать стихи?

- Конечно, - сказала суровая. Вспомнил, ее звали Наташей. - Нас, например, учили, - продолжала Наташа. - И Вы должны учить.

И тут я разозлился.

- Во-первых, я никому ничего не должен. И вам в том числе. А во-вторых, занимаясь своими обсуждениями, вы рискуете стать какими-нибудь литературными надзирателями, а не поэтами. "Рифма плохая!" "Метафора неточная!" Может, и неточная, а я вот увидел эту снегиревую яблоню. И она мне понравилась.