Я по-прежнему наблюдала за Ниной, теперь она сделала несколько шагов в сторону бассейна.
– Понимаешь, Аманда, иногда уследить за всем сразу никак невозможно. Сама не знаю, как я могла так сплоховать и какого черта занималась этим сволочным конем, вместо того чтобы глаз не спускать со своего мальчика.
Я сразу задумываюсь: а могло ли со мной случиться то же самое, что случилось с Карлой? Вообще-то мне всегда лезет в голову самое худшее. Вот и сейчас я подсчитываю в уме, сколько времени понадобится, чтобы добежать от машины до Нины, если она вдруг кинется к бассейну и свалится в воду. Я называю это “дистанция спасения”, да, именно так я называю то расстояние, всегда разное, которое отделяет меня от дочки, и порой полдня провожу, прикидывая его, хотя на самом деле нередко веду себя более чем легкомысленно.
– Когда я решила наконец, как мне следует поступить, пути назад уже не было. Чем больше я думала, тем больше убеждалась, что есть только одно-единственное средство. Я взяла на руки Давида, который плакал, наверное, из-за того, что видел, в каком я жутком состоянии, и выбежала из дому. Омар и еще пара мужчин стояли вокруг коня и о чем-то спорили. Омар то и дело хватался руками за голову. Двое соседей следили за происходящим издали, с участка, расположенного сразу за нашим, и время от времени тоже встревали в разговор и давали какие-то советы. На нас никто не обратил внимания. Я оказалась на улице, – сказала Карла, махнув рукой куда-то в конец сада, в сторону ворот, – и помчалась к зеленому дому.
– К какому еще зеленому дому?
Последняя палочка пепла падает в ложбинку на груди Карлы, и она ловко сдувает ее, а потом тяжело вздыхает. Кажется, мне придется устроить в салоне основательную уборку, так как мой муж терпеть не может таких вещей.
– Все мы, местные, иногда туда наведываемся, потому что знаем, что эти наши врачи, которых надо вызывать через пункт скорой помощи, как правило, являются только несколько часов спустя, к тому же они мало что понимают и, как правило, ничем не способны помочь больным. Если случается что-то серьезное, мы идем к “женщине из зеленого дома”, – говорит Карла.
Нина укладывает своего крота на мой шезлонг поверх пляжного полотенца. Потом делает еще несколько шагов в сторону бассейна, и я сразу напрягаюсь, готовая лететь ей на выручку. Карла тоже смотрит на Нину, но ей ситуация совсем не кажется опасной. Нина садится на корточки, потом устраивается на бортике бассейна и опускает ноги в воду
– Та женщина всякий раз всем объясняет, что она никакая не знахарка и не колдунья, просто умеет распознавать энергию, которую излучает каждый человек, и умеет по ней читать.
– Что значит “по ней читать”?
– Это значит, что она может определить, болен человек или нет, и увидеть, в какой именно части тела таится негативная энергия. Она лечит головную боль, тошноту, бородавки и кровавую рвоту. И если обратиться к ней вовремя, не даст случиться выкидышу.
– А что, тут часто бывают выкидыши?
– По ее словам, все в человеке зависит от энергии.
– Моя бабушка тоже всегда так говорила.
– Понимаешь, она умеет найти место скопления энергии и блокировать ее, если энергия отрицательная, а положительную, наоборот, заставить работать в полную силу. Здесь, в поселке, к ней очень часто обращаются, иногда приезжают люди даже откуда-нибудь издалека. Ее собственные дети живут в доме, который стоит позади главного. Их у нее семеро, все мальчики. Они заботятся о ней, обо всем, что ей нужно, но, по слухам, сами никогда в главный дом не заходят. Хочешь, пойдем туда, к Нине, поближе к бассейну?
– Нет, не беспокойся.
– Нина! – зовет ее Карла, и только тогда моя дочка замечает, что мы сидим в машине.
Нина улыбается, у нее чудная улыбка, на щеках ямочки, и, улыбаясь, она чуть-чуть морщит нос. Девочка встает, берет с шезлонга крота и бежит к нам. Карла выгибает спину, чтобы открыть ей заднюю дверцу. И ведет себя на водительском месте так естественно, что трудно поверить, будто сегодня она села в эту машину впервые.
– Только я не могу не курить, Аманда, понимаю, что это вредно для ребенка, но мне нужна еще хотя бы одна сигарета, без сигареты я не сумею рассказать тебе все до конца.
Я беспечно машу рукой и протягиваю Карле пачку:
– Просто выдыхай дым наружу.
Тем временем Нина залезает на заднее сиденье.
– Мамочка.
– Что, пончик? – спрашивает Карла, но Нина ее как будто не замечает.
– Мамочка, а когда мы откроем коробку с чупа-чупсами?
Она сразу застегивает ремень, как учил ее отец.
– Потерпи немножко.
– О’кей, – говорит Нина.
– О’кей, – говорит Карла, и только сейчас до меня вдруг доходит, что по ходу ее рассказа из него постепенно исчезает изначальная трагичность. Карла больше не плачет и не опускает голову на руль. Она просто рассказывает о тех событиях и при этом легко отвлекается то на одно, то на другое, словно у нее впереди сколько угодно времени и ей доставляет удовольствие снова возвращаться в прошлое. А у меня тут же возникает вопрос: неужели ты, Давид, и на самом деле так переменился, что Карла, описывая в невесть который раз все, что случилось тогда, уже не видит перед собой того, совсем другого, мальчика, по которому она, по ее словам, так тоскует.
– Едва женщина открыла мне дверь, – продолжает Карла, – я передала Давида ей на руки. Но такие люди, они ведь не только владеют тайным знанием, они еще и очень благоразумны, очень осторожны, поэтому она поставила Давида на пол, а мне дала стакан воды и ни за что не хотела начинать разговор, пока я хоть немного не успокоюсь. Вода помогла, я вроде бы пришла в себя, и, честно признаюсь, на миг даже поверила, что страхи мои – чистое безумие, и еще я подумала, что у болезни нашего жеребца могли быть и другие причины. Женщина между тем внимательно наблюдала за Давидом, пока тот играл, выстраивая в ряд безделушки, которые стояли на столике для телевизора. Потом она подошла к нему и несколько минут с ним поиграла. Но не переставала исподтишка очень внимательно его изучать, а иногда опускала руку ему на плечи или брала за подбородок, чтобы удобнее было заглянуть в глаза. “Конь уже умер”, – сказала женщина, хотя я до тех пор ни словом о коне не упомянула, чем хочешь могу поклясться. Потом она сказала, что у Давида есть еще несколько часов, ну, может, даже сутки, но скоро ему понадобится респираторная терапия. “Это отравление, – сказала она, – и оно затронет сердце”. Я смотрела на нее – не помню, когда еще я была в таком состоянии, вся словно оцепенела, и ни звука не могла из себя выдавить. Потом женщина сказала ужасную вещь. Наверное, лучше бы мне сообщили, что мой ребенок умрет.
– А что она сказала? – вдруг спросила Нина.
– Поди-ка, открой свои чупа-чупсы сама, – встрепенулась я.
Нина расстегивает ремень, берет крота и со всех ног мчится к дому
– Она сказала, что тело Давида не выдержит интоксикации, что он умрет, но мы можем попытаться прибегнуть к переселению.
– К переселению?
Карла погасила сигарету, не докурив до конца, и ее рука безвольно повисла, как будто курение лишило ее последних сил.
– Если мы успеем переселить дух Давида в другое тело, тогда и часть яда тоже уйдет с ним туда же. Яд разделится между двумя телами, и это даст шанс справиться с отравлением. Средство не очень надежное, но иногда срабатывает.
– Что значит – иногда срабатывает? Она уже и раньше делала что-то подобное?
– Это был единственный способ спасти Давида. Женщина протянула мне чай и велела выпить не торопясь – он, мол, поможет принять решение, но я выпила его в два глотка. И никак не могла усвоить разумом то, что от нее услышала. В голове спутались в один клубок два чувства – вины и ужаса, меня всю с головы до ног била дрожь.
– Но неужели ты веришь в такие вещи?
– И тут Давид споткнулся, или мне только показалось, что он споткнулся, во всяком случае, он упал и не сразу сумел подняться. Я видела сына со спины, на нем была его любимая футболка с маленькими солдатиками. Чтобы встать, он помогал себе руками. Но движения его были неуклюжими и какими-то бестолковыми, это напоминало то, как он двигался много месяцев назад, когда только учился самостоятельно подниматься на ноги. Но сейчас ему незачем было опираться на руки, и я поняла, что кошмар начинается. Давид обернулся, брови у него были нахмурены, а на лице появилось странное выражение, вроде как страдальческое. Я бросилась к нему и прижала к себе. Прижала с такой силой, Аманда, с такой силой, что мне казалось, никто и ничто на свете не сможет вырвать сына из моих рук. Я слышала, как он дышит – совсем рядом с моим ухом, – но и дыхание было неровным. Женщина разлучила нас мягко, но решительно. Теперь Давид сидел в кресле, откинувшись на спинку, он начал тереть глаза, потом – рот. “Надо сделать это поскорее”, – сказала женщина. Тогда я спросила, куда отправится Давид, то есть душа Давида, и можно ли будет оставить его где-нибудь поближе к нам и выбрать для него хорошую семью.
