Шестнадцатый день. Ветер ослаб, но по-прежнему дует в нужном направлении. Я доволен, что смог применить весла. Если люди бездельничают даже после заслуженного отдыха, они могут облениться. Пусть гребут по очереди, поскольку установлена лишь половина весел.

Остальные развлекаются, они хлопают в ладоши и поют в такт командам второго келевста. Сидящие на веслах хором подхватывают отдельные куплеты. Я записал их песню:

А! А! Раз...

Чудный Раз,

Этот Раз уходит от нас...

А вот идет Два,

А! А! Чудный Два...

и так далее. Когда они доходят до десяти, то начинают сначала, поскольку большинство из них умеет считать только на пальцах рук. К тому же сложные числа плохо рифмуются и трудны в произношении [49].

Семнадцатый день. Тот же ветер, та же скорость, тот же ход. Венитаф распределяет вахты. Я вглядываюсь в темную линию иберийских гор справа и привожу в порядок карту, на которую нанесу весь маршрут от Массалии до конечной цели нашего путешествия.

Полдень. Немного поспал. Мне приснился кошмарный сон - убитые Венитафом пуны превратились в черных птиц и преследуют нас, а утонувший наварх хватается за рулевое весло и кусает его кроваво-красным ртом, пылающим в черной бороде: так он выглядел, когда уходил под воду.

Это сновидение лучше скорее забыть, не то Венитаф поднимет меня на смех. Однако сон обеспокоил меня. Я отпил холодной воды из подвешенного кувшина и почувствовал себя бодрее.

Почему надо убивать, чтобы проложить себе дорогу? Пуны собирались прикончить нас, нам пришлось защищаться, но я не люблю ни думать о смерти, ни убивать людей. Есть ли боги, способные внушить людям, что места в Мире хватит всем, а богатства земли и моря неисчислимы?

Увы! У меня не было возможности изложить эту истину людям с тингисской триеры. Чтобы пройти, следовало либо убить, либо быть убитым! Это их закон, и этого хотели они. Я не таил злобы на них, но вступил в смертельную схватку, чтобы миновать Столпы. Почему они присвоили себе право запрещать другим выход в свободный Океан?

Мир невероятно обширен. Когда я рассчитываю кривизну Европы и кривизну мира в том и другом направлении, я представляю себе шар с очень большим радиусом и крохотный обитаемый мирок, затерянный в просторах Ойкумены, и не могу поверить, что по ту сторону широчайшего Океана нет иных земель.

К этому следует добавить, говорит Эратосфен, изгиб Европы за Геракловыми Столпами, расположенный напротив Иберии и простирающийся не менее чем на 3000 стадиев с уклоном к западу.

Страбон

Я перечитываю отчет о путешествии Неарха-критянина, который раздвинул пределы обитаемого Мира к восходу [50], и сравниваю пройденные им расстояния с расстояниями от Эллады до Массалии и от Массалии до той точки, где мы находимся. Меня охватывает смятение - у шара нет ни углов, ни конца, ни граничной точки, а если принять, что расстояние от устья Инда до Столпов больше, чем от Массалии до экватора Мира, то напрашивается вывод: на той стороне шара между устьем Инда и Столпами лежит огромный неизвестный мир. У меня нет оснований называть его необитаемым, и там в надлежащих пропорциях должны существовать земли и моря. А что думать о другой половине шара, той половине, что тянется от экватора до другого полюса Мира, как на это намекает Ганнон в своем перипле [51] ?

У меня начинается головокружение, и я должен поспать, чтобы успокоить разгоряченный ум.

Восемнадцатый день путешествия. Мы должны быть недалеко от мыса, ограничивающего иберийскую землю с полуночи. До этих мест легче добраться сушей, чем Океаном. И кроме того, не надо убивать по дороге пунов!

Северные области Иберии представляют собой более легкий путь в Келътику, чем плавание туда по Океану; и любому другому утверждению Пифея также нельзя доверять из-за его пустохвальства.

Страбон

Мы не можем заходить в иберийские порты, и люди начинают потихоньку роптать. По словам Венитафа, они мечтают о нормальной пище вместо сушеной рыбы и черствого хлеба. Рыбный соус вызывает жажду, я знаю это по себе, но я ем то же, что они. Предложил отдыхающим гребцам заняться рыбной ловлей. Венитаф научил их вытачивать рыбку из больших блестящих раковин и привязывать наживку к этой фигурке - приманка забрасывается в воду и тянется вслед за кораблем.

Полдень. Люди наловили голубых рыб, таких, какие водятся у берегов Массалии [52]. Сейчас они жарят их, и по всему кораблю разносится запах рыбьего жира. Они счастливы и забыли о земле.

Пользуясь благоприятным моментом, я раздаю светлое вино и сообщаю, что сегодня с горизонта исчезнут иберийские горы и четыре или пять дней мы будем пересекать широкий залив, за которым лежит Уксисама.

Я разделил с ними трапезу и выпил вина из той же амфоры. Размоченный хлеб не так уж невкусен.

Вечер. Океан дышит как огромное чудовище. Ветер неизменно дует с заката. Весла не нужны. Щитки закрывают скалмы. Этой ночью надо выверить курс по звездам Медведицы. Я велел кормчим отворачивать влево. Если "Артемиду" потащит на восход, прикажу грести правым бортом. Не хочу приставать к землям кельтов. Не из страха перед ними, а потому, что моя цель - гиперборейские страны, и у меня нет времени прохлаждаться в Корбилоне.

Зайду на обратном пути, если позволит ветер.

Девятнадцатый день. Ветер меняет направление и дует одновременно с полудня и с заката. "Артемида" буквально летит по воде. Какое одиночество! Длинные зеленые волны приподнимают корабль с кормы. Гордени и шкоты звенят, как струны лиры. Долон то устремляется к небу, то вглядывается в зеленоватые пучины. Голубые рыбы исчезли. Я велел приготовить варево из каштанов и ржи, в котором размочил засохший белый сыр. Я не против того, чтобы дать гребцам лишнюю амфору вина. "Ничто не бывает лишним!" Венитаф пересчитал одноручные амфоры. Воды хватит дней на десять. Не говоря о вине! Но вино хочется сохранить, оно поможет развязать языки варваров. Венитаф смеется и соглашается со мной.

- Оставь для них ячменное пиво, - посоветовал он, - оно туманит рассудок. А сам опасайся их медов, иначе влюбишься в золотоволосых женщин.

- Если они выболтают во время любовных утех тайны своих мужей-моряков, я с удовольствием отведаю меда, - ответил я, - но только при этом условии!

Венитаф еще долго смеялся над моими словами.

- Золотые волосы ведут к янтарю, красное вино - к олову, а коралл - к снегам Туле. Цвета, как и числа, имеют свои тайны!

Двадцатый день путешествия. Сегодня я наконец решил прочесть секретный свиток, врученный мне архонтами Массалии. "Вскрыть только в Океане", написано на обратной его стороне. Красная лента, скрепленная Солнечным колесом, не дает мне покоя с момента отплытия. Мы еще не вышли из Лакидона, а у меня уже чесались руки вскрыть его. Мне не нравятся такие поступки. Политехн решил таким манером показать, что я остаюсь в зависимости от сильных мира сего даже в моменты наивысшей свободы, когда чувствую себя полным хозяином на собственном корабле, затерянном в безбрежном Океане, вдали от всех земных дел.

Позвал Венитафа, он посоветовал выбросить злосчастный свиток в море. Мне сразу стало спокойней, его гнев развеселил меня. Я сломал печать и переписал текст, адресованный мне архонтами, чтобы сохранить копию:

"В Массалии, на пятый день второй декады Антестериона.

Архонты приветствуют наварха Пифея и поздравляют его с успешным проходом через Геракловы Столпы, поскольку он читает эти строки ".

Такое начало мне нравится. В нем чувствуется тонкая лесть. Венитаф согласно кивает головой, пощипывая золотистую бороду.

"Архонты приветствуют славного сына Массалии, ученого-математика Пифея, которому известно число звезд".

Опять лесть. В душу закрадывается подозрение.

"Архонты надеются, что Пифей оценил усилия Города в отношении своей персоны и понимает необходимость компенсации тяжелых жертв со стороны начальника финансов и Арсенала открытиями, способствующими процветанию массалийской коммерции".