– Уильям…
Голос был настолько сахарным, что любая муха, попавшая в такую среду, тут же удавилась бы от зависти самой к себе. Сержант непроизвольно вздрогнул и, не слыша, как постовой что-то возмущенно ему втолковывает, обернулся на источник звука. Ведара отложила в сторону таблицу и демонстративно растянула губы в широкой улыбке. И только большие серые глаза при этом остались холодными. С нежным придыханием ведьма протянула:
– Дорогой Уильям…
Парень насторожился, чуть прищурился и едва слышно пробормотал:
– Ох, что-то мне перестало нравиться это обращение…
– Дорогой Уильям, – с еще большим чувством повторила ведьма, – скажи Стэнли, что мы сейчас прибудем туда и на месте разберемся, наше это дело или нет, так что пусть никуда не уходит и ждет. И еще, тело надо постараться прикрыть чем-то непромокаемым, чтобы следы под дождем не смыло, ну или поставить магический купол, если постовой обладает такими возможностями. Что стоишь? Вызывай экспертов. Не одним же нам трудиться в такую славную погодку?
Это было слабым утешением, но все же понимание, что они будут мерзнуть с госпожой Вольт не одни, худо-бедно мирило Уильяма с суровой действительностью. Сержант знал, что это конец и даже после дежурства его никто не отпустит, по той простой причине, что осмотр, возглавляемый ведьмой, нередко затягивался на шесть и более часов. Слишком обстоятельно она работала. Полуорк развернулся к постовому, который прекрасно слышал все, о чем говорила комиссар, и не скрывал своего радужного настроения. Очень многие любят понаблюдать за тем, как не ты, а другие получают нагоняй.
Веда молча собрала таблицы, убрала их в сейф, привинченный к старому дощатому полу и, поднявшись со стула, отдернула темно-зеленую форму. В отличие от своих сотрудников, комиссар любила этот приталенный камзол с нашитыми серебряными вставками и юбку, едва-едва прикрывающую колени. В подобной одежде женщина казалась себе немного симпатичней, чем в обычной жизни, где ей было сложно конкурировать с другими представительницами женского пола. Единственное, что омрачало общий настрой, так это то, что многие горожане посматривали на комиссара с плохо скрываемой неприязнью. Только вот ничего поделать с этим Ведара не могла. Ведь не она же сшила и ввела подобную форму? Горожанки носили юбки исключительно в пол…
Вперив требовательный взгляд в мрачного и от того непривычно молчаливого Уильяма, ведьма изумленно воскликнула:
– А что мы сидим-то?
Мужчина с кряхтением подхватился, поискал взглядом свои вещи, подобрал с продавленного дивана кожаную сумку-планшет со знаком третьего полицейского участка. Трое суток без происшествий пролетели как сон, но четвертые, дождливые и холодные, грозились отомстить за небольшой перерыв.
Повернувшись к угрюмому Уильяму, который никак не мог прийти в себя от предстоящего подвига, комиссар хмыкнула:
– Ты бричку для нас вызвал?
Сержант, погруженный в свои мрачные мысли, в которых его уже давно не ждало ничего хорошего, с трудом выдавил из себя:
– В Управлении сказали, что все повозки разобраны для патрулирования, завтра приезжает какая-то шишка, город должен быть полностью безопасен.
Ведара выхватила с вешалки зонтик-трость, под которым могло укрыться сразу три человека с не слишком широкой комплекцией, и легонько вытолкав парня из кабинета, преувеличенно бодрым тоном произнесла:
– Значит, пойдем пешком, что очень полезно для здоровья! Подышим свежим воздухом, а то легкие скоро в пыльные мешки превратятся.
Сержант, решив проявить чудеса мужественности, молча вышел из трехэтажного мрачного здания, принадлежавшего районному отделению полиции и галантно открыв переданный ему зонт, понес его над комиссаром. Он давно понял, что проще согласиться с ведьмой, чем потом страдать от того, что она предпримет в отношении него. Едва прибыв в город и получив в свою полную и безграничную власть группу из восьми талантливых и не очень сотрудников, Ведара Вольт сразу предупредила, что не потерпит не подчинения. И вышло у нее это так убедительно, что Уильям до сих пор это помнит и не думает ослушаться.
Дождь, видимо, желая поддерживать страдания Уильяма Тамбера на высоком уровне, лил как из ведра. И стоки, на приподнятых тротуарах от основной проезжей части, не справлялись с большим обилием воды. Ведара уже промочила свои полусапожки на низком каблуке и теперь шла так, что каждое движение сопровождалось характерным чавкающим звуком. Высокие фонари, установленные вдоль тротуаров и подпитываемые от общего прозрачного магического купола, что был выстроен над городом усилиями трех десятков чародеев, горели слабо, а то и вовсе иногда гасли. Унылые серые здания, выросшие прямо из-под бетонных дорог, не добавляли хорошего настроения к этой уже заведомо пропавшей ночи. Мимо проехала пустая бричка, которую весело несла небольшая гнедая кобылка. Проводив тоскливым взглядом возничего, одетого в зачарованный от промокания плащ, Уильям предложил:
– Может, все-таки вызовем транспорт? Здесь недалеко находится стоянка: это сразу за рыночной площадью. Так что какая-нибудь из бричек точно свободна.
Ведара была непреклонна, но не потому, что хотела поиздеваться над своим сержантом, просто поиски свободной коляски, фаэтона или брички может затянуться, а до Птичьего переулка оставалось идти максимум минут пять. Смысл разменивать мыло на шило? Время должно работать на них, а сейчас выходило наоборот.
– Давай все-таки доберемся сами, а обратно уже кого-нибудь вызовем. Может у патрульных будет лишняя повозка. Не бойся, специально морозить тебя никто не собирается. Ты слишком ценный кадр.
Уильям оценил заботу, но все равно не смог удержаться и буркнул:
– Специально заморозиться я как раз и не боюсь, а вот не специально…
– Сержант, – сурово нахмурилась Ведара, которой надоело слушать нытье взрослого, здорового парня, в то время как она не испытывала никакого особого дискомфорта, – у меня складывается впечатление, что вы не хотите служить в полиции. Подумайте о своем поведении, а то в кисейных барышнях и то больше стойкости, чем в вас.
Упрек был справедливым, Уильям и сам понимал, что перегибает с соплями, но остановиться было трудно. Он сейчас ненавидел все, что было связано с женщинами. А здесь ему приходилось практически каждый день таскаться на службу и осознавать, что нужно подчиняться одному из этих дьявольских созданий.
– Вы не правы, я люблю свою службу, даже может гораздо больше, чем многие другие.
– Это похвально, но у меня сложилось впечатление, что вы больше любите себя жалеть, – негромко проговорила ведьма, зная, что молодой орк продолжает переживать и страдать по той девушке, что бросила его, – хотя все, что с вами произошло, не смертельно и может быть даже полезно. Закаленное сердце будет больше ценить то, что, в конце концов, придет к вам в руки.
Уильяма задела эта фраза, хотя ничего плохого комиссар не имела в виду. Наоборот, она в тайне жалела сержанта, но в своей затаенной на весь мир обиде он об этом не подумал. Встав в позу и ощерившись, как глупый, но агрессивный щенок, мужчина попытался больно хлестнуть словами:
– Много вы понимаете в отношениях, у вас и семьи-то нет!
Он хотел еще добавить, чтобы она не забывала чаще смотреться в зеркало и хотя бы изредка использовать косметику, по примеру других женщин. А то пусть и медленно, но верно, вполне себе симпатичная ведьма превращалась в синий чулок, который к тому же быстро выцветал. Но вовремя спохватившись, Уильям успел прикусить язык, ему стало стыдно за то, что он чуть было не скатился до низменных оскорблений в адрес женщины, которая к тому же однажды помогла ему. Ведара же здесь не при чем, он сам идиот, никак не может забыть ту единственную, что до сих пор сниться ему по ночам.
Ведьма едва не споткнулась при этих словах: сам того не ведая, сержант ударил в самое больное место, буквально вышибив одной фразой весь воздух из легких. Но она сумела тут же взять себя в руки и не показать вида, с едва заметной усмешкой подумав при этом, что это очень хорошо, когда вокруг темная ночь и идет дождь – никто не увидит твоего лица.
