Кстати, прямо сейчас мои сопровождающие что-то говорили обо мне. "...кзуй", - сказал тот, что держал меня справа. "зуй" у них звучит как "животное", приставка "к" означает "больное животное", а так как "к" в этом слове твёрдое и стоит вначале, то получается "умственно отсталое, больное животное". "Ск кзуй шпей аун". На слух это словно секундный хлопок перегоревшей лампочки, но на самом деле это целое предложение, означающее что-то вроде: "Зачем мы так долго возимся с этим бесполезным, больным животным? Его жизнь не стоит потраченного на него времени".

-"Шу хл патал", - ответил ему тот, что шёл справа, - "Взять его в Большой Ангар - это приказ Сириула. Не будем подвергать сомнению его мудрое решение".

Подойдя к перекрёстку коридоров, они остановились чтобы пропустить, идущую им наперерез, другую группу, состоящую из пяти фаталоков и двух десятков пленных смертников. Люди были измучены пытками и тяжёлым трудом и, подгоняемые патрулями, медленно шли вперед, опустив вниз свои несчастные лица. Они с трудом переставляли ноги, а тела многих из них были покрыты глубокими, незаживающими ранами. Квазимода пристально всматривался в каждого из них, но ответом ему были лишь взгляды полные отвращения и ненависти, как к предателю. Они не знали, что ему самому пришлось здесь пережить и только лишь один старик с седыми волосами, на несколько секунд обернувшись в его сторону, вдруг посмотрел на него с жалостью и состраданием.

Жалость от приговорённого к смерти... Он, казалось, был уже готов к любому, но только ни к этому. Колонна прошла мимо. Из груди уродливого, горбатого человека наружу вырвался крик ужасной боли, но держащий его страж воспринял это как очередной припадок полоумного и тотчас отвесил ему неслабый удар кулаком в затылок. Остаток пути они уже прошли молча. В конце коридора перед Квазимодой отворилась тяжёлая дверь и, втолкнув его в камеру, фаталок захлопнул снаружи механический замок.

Он остался один. Один со своими тяжёлыми мыслями и переживаниями. Почему я до сих пор жив? Почему, как многие другие, не погиб в самом начале войны? Почему из миллиардов живущих на Земле, мне достались наибольшие страдания? До этого Квазимода старался ни в коем случае не смотреть на гладкую, отполированную до зеркального блеска стену, чтобы не увидеть там своё отражение. Но, похоже, сейчас ему было уже всё равно. Взглянув туда, он обнаружил урода до того безобразного, что ему самому поначалу сделалось страшно. Каким я был раньше и каким стал сейчас. За что?!!! Неожиданно по щекам потекли крупные, соленые слезы. Плакать было больно, но он больше не мог ничего с собой поделать. Так он просидел до самого утра. Еще одна ужасная и невыносимая ночь, но только уже не во сне, а наяву.

Когда пробило семь часов и солнце вдали поднялось из-за океана, Квазимода вдруг встал на ноги и словно одержимый начал ходить кругами по своей маленькой камере. Он вспомнил себя таким каким он был прежде - молодым красавцем, купающимся в лёгких деньгах и женской любви. Как это было давно. И вообще, было ли это на самом деле? Жизнь - это очень большая ценность. Она даётся для того, чтобы ей наслаждаться в полной мере. Он безвозвратно потерял эту ценность три месяца назад, когда, в один прекрасный день, вышел из казино и сел в машину гангстера Карло. Жизнь бесценна.

Неожиданно Квазимода замер на одном месте. Внутри воспалённого разума мгновенно родился план: бессмысленный и безумный, но вместе с тем продуманный до мелочей. Он припал к полу и, приложив ухо к холодному металлу, прислушался к шагам снаружи. Он ещё раньше знал, что фаталоки-патрули, охраняя здание, всегда ходят по заранее определённым маршрутам. Всего около часа потребовалось на то, чтобы вычислить и запомнить время и направление движения каждого из них. Их хвалёная точность и пунктуальность, похоже, сегодня сыграет с ними злую шутку. Затем Квазимода пошарил в кармане и достал оттуда отмычку, сделанную им недавно из куска проволоки. На то чтобы вскрыть замок понадобилось всего одно мгновение. Его хозяева были настолько уверены в себе, что их система безопасности в Большом Ангаре выглядела совершенно примитивной. Теперь единственную опасность могли представлять патрули. Конечно, всё хорошенько вычислив, можно было скрыться от их глаз, но у них был ещё и отменный слух и поэтому дальше пришлось сбросить с ног рваные ботинки и идти босиком.

В Большом Ангаре всегда царила сплошная темнота и, слившись с этой темнотой, он неторопливо двигался вперед, вдоль гладких, металлических стен. Квазимода знал здесь всё так, как будто он находился в своей собственной квартире. Совсем недавно, к своему собственному удивлению, он обнаружил в себе одну необыкновенную способность. Стоило ему хоть раз пройтись по какому то из отсеков этого огромного фаталокского города и он тут же запоминал здесь каждый поворот и перекрёсток и затем мог безошибочно ориентироваться в этом сложнейшем лабиринте, сплетенном из десятков километров совершенно одинаковых коридоров.

Через четверть часа, пройдя немалый путь и миновав десяток патрулей, Квазимода оказался на месте. Дальше начинался отсек смертников. Это мрачное место с бесконечными рядами камер-одиночек, из-за которых то и дело доносились сдавленные крики и плач, навевало какой-то особый, непередаваемый ужас. Ужас расставания с жизнью, ужас смерти и страдания. Каждый день со всех уголков земного шара фаталоки привозили сюда тысячи пленников. Они ставили на них свои ужасные эксперименты, а затем, всего через одни сутки в специальных огромных машинах уже вывозили наружу тысячи холодных трупов и закапывали их в ближайшем карьере. Для победителей человеческая жизнь не имела совершенно никакой ценности. Нельзя сказать, что они испытывали хоть какое-то удовлетворение от убийства. Они просто чётко и педантично исполняли свою работу, а затем чей-то холодный, наполовину электронный разум каждый день делал заметки: вчера было уничтожено столько, сегодня было уничтожено столько, а завтра будет уничтожено столько.

Квазимода осторожно шёл вперед, вслушиваясь в каждый крик и пристально всматриваясь в каждое зарешечённое окошко на тяжёлых металлических дверях. Наконец он нашёл того кого так долго искал. Старик с седыми волосами неподвижно сидел в углу своей камеры, то ли уснув, то ли просто погрузившись в какие то свои личные мысли. Отмычка за секунду справилась с замком и когда он отворил засов и шагнул внутрь, пленник, наконец, открыл глаза и с какой то странной апатией и безразличием начал рассматривать, появившегося из темноты, непрошенного гостя.

-Кто ты?

-Вы видели меня вчера вечером на перекрестке. Вы шли в конце колонны, а меня наперерез вам вели два бронепехотинца.

-И что ты здесь делаешь?

-Я хочу спасти вас. Шанс уйти отсюда живым, конечно, небольшой, но он всё же существует. Я нарисую вам полный план Большого Ангара со всеми его входами и выходами, а чтобы фаталоки раньше времени не подняли тревогу, останусь вместо вас в этой камере. Через час здесь заступает новый надзиратель. Он пока ещё не видел никого из пленников и поэтому, думаю, ничего не заподозрит, обнаружив здесь небольшую подмену.

-Зачем тебе это?

Некоторое время Квазимода лишь стоял на одном месте. Затем он поднял руки к лицу и, почувствовав под пальцами свою изъеденную серной кислотой, шершавую кожу, обернулся и с грустью посмотрел на старика.

-Посмотрите на меня внимательно. Зачем мне жить дальше?

-Судьба дала тебе шанс выжить здесь, в этом аду и ты выжил благодаря своей внешности. Глупо теперь отказываться от этого необыкновенного шанса. К тому же зачем сдаваться, если часть пути уже пройдена? Я кое-что слышал о тебе от других пленников. Говорили, что ты глухонемой и умственно неполноценный, но это не так и теперь я сам это знаю. Ты ведь обманул всезнающих фаталокских учёных-биологов вовсе не для того, чтобы затем сам себя и раскрыть?

-Я не знаю, что двигало мной в те минуты, когда я вдруг решил прикинуться полоумным.