Й о в а р с. (Нетерпеливо пытаясь поднять ее на ноги.) Пойдём.
У л а. (Устало.) Оставь меня.
Йоварс вертит головой и кричит кому-то.
Й о в а р с. Эй, ты! Алис! Иди помоги.
Юноша, к которому он обращается, даже не поднимает головы – шатаясь, бредет по улице; рубаха его в крови.
У л а. (Потерянно.) Видел, там, в клетях, не только наши были? Чужие тоже.
Й о в а р с. Видел.
У л а. О Четверо! Как же ему, наверное, страшно!
Й о в а р с. Так, хватит!
Он обхватывает Улу под мышками и тащит со двора. Девушка начинает вырываться – сначала вяло, потом все более отчаянно.
У л а. (Разозлившись.) Пусти! Ни в какой лес я не пойду. Мне Ониса вызволять!
Й о в а р с. Дура! Как его вызволишь?
У л а. Ему же страшно сейчас! Не слышал, что ли, как он кричал?
Й о в а р с. Дура. Ну, дура же круглая… Да прикончат они тебя, пойми! Сейчас не прибили – во второй раз точно прибьют!
Йоварс, пыхтя, тащит задом сопротивляющуюся Улу. Ноги девушки волочатся по земле, руки пытаются ухватиться за что-нибудь. Неожиданно ладонь наталкивается на шероховатый камень, наполовину вросший в дерн. Не думая, Ула выдирает его из земли и бьет им по руке Йоварса. Йоварс, ойкнув, разжимает хватку.
Й о в а р с. (Прижимая к животу ушибленную руку.) Сдурела, что ли? Я ж помочь хочу!
Ула поднимается на ноги.
У л а. (Решительно.) Хочешь помочь? Бери оружие – и за мной.
Й о в а р с. (Очумело.) К-куда?
У л а. За ними – куда!
Й о в а р с. Тебя что, по голове стукнули? Ты эту, на ящере, видела вообще?
И Ула сейчас же вспоминает: ящер с желтым пятном на хребте, женщина, сидящая на троне из ветвей, и противные тепловатые струйки, бегущие по голым икрам.
У л а. (Скорее сама себе, чем Йоварсу.) Ей нельзя отдавать Ониса. Ни Ониса, никого.
Й о в а р с. (Увещевающе.) Это не в наших силах. Это вообще никому не под силу. Я простой рыбак, а не дружинник.
У л а. А Хира как же? Что с ней станет, подумал?
Глаза Йоварса смятенно мечутся.
Й о в а р с. Я… я…
У л а. (С пренебрежением.) Ясно. (Резко поворачивается лицом к улице, где тут и там виднеются выжившие, и – во все горло.) Слушайте! Надо сейчас же бежать за дикарями! Надо вызволить детей! Хотя бы попытаться! Иначе грош нам всем цена! Родители проклянут нас с того света! Ведь теперь, когда их не стало, мы отвечаем за наших младших!
Выжившие парни и девушки некоторое время с одинаковым отсутствующим выражением смотрят на Улу. Потом снова принимаются плакать и бесцельно бродить туда-сюда.
У л а. (С горечью и все так же громко.) Не может быть, чтобы я всю жизнь прожила с трусами! Не может быть, чтобы я любила Ониса больше, чем вы любите своих братишек и сестренок! (Срываясь на плач.) Они же их замучают! Разве не видели – это нелюди!
Все время, пока Ула обращается к выжившим, Йоварс кусает губы. Вдруг, дернувшись, он говорит.
Й о в а р с. Хорошо. Я иду.
У л а. (Удивленно.) Идешь?
Й о в а р с. (Неуверенно разводя руки.) Ну, а как еще? У меня, кроме тебя…
На этих словах Йоварс сильно смущается и отводит глаза. Ула делает вид, что ничего не заметила, да и не до этого ей сейчас.
У л а. (Обращаясь к выжившим.) Кто еще? Ну, хоть кто-нибудь?
Погруженные в свое горе, выжившие не обращают на нее внимания.
У л а. (Разозлившись.) Ну и пёс с вами! Без вас обойдёмся! Пошли, Йоварс.
Й о в а р с. Погодь. Зачем пешком? Сейчас лошадей поищу. (Машет рукой.) У старого Пагриса вон две кобылки имелись.
У л а. Думаешь, уцелели?
Й о в а р с. Не знаю. Но дикари ведь на своих двоих ходят. Стало быть, лошади им ни к чему. Да и обувка не помешает.
Ула смотрит на свои голые стопы, измазанные в крови и саже.
У л а. Да, босиком – это не дело.
Й о в а р с. Хорошо. Тогда ты ищи нам обувку, а я – за лошадьми.
И тут они видят, как по центральной улице идёт пеший вооруженный отряд. Их семеро: шесть подростков и один взрослый; трое из подростков – девушки. Отряд неторопливо направляется в ту сторону, куда ушли многоликие. Ула всматривается в их лица – кажется, что эти люди забыли слово «страх», лица их сурово-бесстрастны. На выживших сельчан они смотрят с пренебрежительной жалостью, как вернувшиеся с войны вельможи на чернь. Хотя ежели судить по внешнему виду, по чертам лица, они сами выходцы из низшего сословия – отпрыски рыбаков и дровосеков. За спиной у каждого – торба с припасами, у двоих – прикреплены к торбам походные котелки, девушки идут с луками.
Один из парней – Лирис – перехватывает взгляд Улы, и так как девушка не выказывает ни страха, ни отстраненной потерянности, как прочие выжившие, ободряюще улыбается ей. Ула вздрагивает и делает несколько порывистых шагов в сторону Лириса. За ее спиной подает голос Йоварс.
Й о в а р с. Ты куда?
У л а. С ними.
Й о в а р с. (Растерянно.) Что? Зачем?
У л а. Не понимаешь? Они же за дикарями идут. Преследуют. Так же, как и мы!
Й о в а р с. С чего ты взяла?
У л а. Знаю, и всё. Идём!
Ула бросает исполненный муки взгляд через плечо, где остается лежать мама – кто предаст ее земле? в каком месте? – потом перепрыгивает дверцу выломанной калитки и спешит наперерез отряду; догнав, она пристраивается рядом с Лирисом. Лирис ободряюще улыбается ей. Остальные из отряда мельком сморят на нее, в глазах их читается немое одобрение.
Вскоре их нагоняет Йоварс.
Й о в а р с. (Запыхавшимся голосом – Уле.) А лошади как же?
Л и р и с. (Полуобернувшись.) Не пойдут. Лошадь с ума от ихнего запаха сходит.
Й о в а р с. (Неуверенно.) Ну, раз так…
Лирис все еще смотрит на Улу, потом переводит взгляд ей на ноги.
Л и р и с. А вот сапоги не помешают.
Ближайшая девушка, вооруженная громадным охотничьим луком, – Ульга – добавляет.
У л ь г а. И оружие прихватите.
Рослый, угрюмый на вид юноша, шагающий рядом с ней, – Юлдис – хрипло подхватывает.
Ю л д и с. И жратвы.
Глава вторая. ПОГОНЯ
Сцена первая.
Отряд во главе с седым и мрачным Айгарсом скорым шагом движется по тракту. Слева – обрыв, поросший лозняком, и серая лента реки. Справа – пашни, где тут и там виднеются неподвижные тела сельчан и туши тяглового скота. Впереди – сосновый лес. Дорога усеяна объедками, местами попадаются пыльные черные пятна, облюбованные мухами. А еще следы – сразу видно, что многоликие, никуда не сворачивая, перли гурьбой в сторону леса.
