— Всё нормально, — ответил я. — Наобщался.

Пошел в комнату, упал на кровать прямо в куртке и ботинках и мгновенно вырубился.

========== Глава 25 ==========

Никогда прежде у меня так не болела голова. Оказалось, я вообще понятия не имел, что такое настоящая головная боль. Когда от любой, мало-мальски примитивной мысли, хочется сдохнуть. И когда каждое движение, каждый звук, каждая вспышка света безжалостно вгрызаются в мозг, заставляя слепнуть от боли. Во рту пересохло, язык приклеивался к небу, я умирал от жажды, но не мог ничего сделать, даже пальцем пошевелить, даже веки разлепить, и то казалось невыносимым.

Но самым ужасным, подкатывающим к горлу тошнотой, был бодрый, жизнерадостный голос Дятла, который, как ни в чем не бывало, пересказывал бабушке свои вчерашние подвиги. Если бы мне не было так плохо, я бы умер от стыда. Но дважды умереть невозможно, поэтому умирал я медленно в беспамятстве, свернувшись калачиком и трясясь от озноба.

И вдруг вскочил. Резко и быстро. Сам не знаю, как так получилось, но если бы я пролежал ещё хоть полсекунды, то меня бы точно стошнило прямо в кровати. Бросился в туалет. Еле добежал. А когда выполз, в дверях кухни с выражением безоговорочного осуждения и глубочайшего презрения стояла бабушка. С очень жестоким и некрасивым по отношению к умирающему человеку выражением.

Ноги подкашивались, и я, стараясь не смотреть в её сторону, по стеночке пополз обратно в комнату. Но она, естественно, отправилась следом, дождалась, пока я не упаду, а затем принялась методично выносить мозг. Что я малолетка и идиот, что имел совесть поступить так в её день рождения, что напоил Ванечку, которому пить вообще противопоказано, и всякое другое. А потом с нацистской дотошностью стала допытываться, не стыдно ли мне. И что она сейчас пойдет и позвонит моей маме.

Не знаю, чего она хотела от меня услышать, и что вообще я должен был теперь сделать, но добилась только того, что я снова вскочил и побежал в туалет, чуть не сбив её по дороге.

В том, что я заболел, я ничуть не сомневался. О чем ей и сообщил, но она ещё больше раскричалась, что мою болезнь нужно лечить ремнем и розгами. Я спокойно и очень тихо попросил её не кричать, но лучше бы молчал. В общем, на её крики пришел папа и посмеявшись, что я сам себя наказал, предложил опохмелиться. Дятел же один поступил со мной по-человечески: принес таблетку анальгина и полную чашку воды. А потом уговорил бабушку не ругать меня хотя бы сейчас и накрыл своим пледом. Они все вышли и, наконец, оставили меня в покое.

Второе пробуждение оказалось совсем другим. Долгожданное и невыразимое облегчение, будто я валялся в лихорадке несколько долгих дней, а потом вдруг резко отпустило. Мне было так хорошо и легко просто лежать в постели, осознавая, что больше ничего не болит, что всё кругом казалось дружелюбным и приветливым. Так восхитительно вновь вернуться в своё родное, здоровое и полное сил тело.

На соседней кровати в кромешной темноте копошился Дятел. Я включил лампочку и увидел, что он переодевается.

— Ты куда?

— В магазин бабушка просила сходить. За манкой и молоком. Думал, из-за того, что я вчера потратил все магазинные деньги, она больше никогда меня никуда не пошлет, но она простила.

— Хочешь, я схожу?

— Ты же плохо себя чувствуешь.

— Уже намного лучше, — я осторожно сел. — Заодно и проветрюсь.

— Уверен?

— Абсолютно. Ты меня спас водой и таблеткой, так что я теперь твой должник.

Я быстро оделся, взял деньги и, не показываясь бабушке на глаза, вышел из дома.

Воздух на улице был свежий, влажный и оживляющий. Вечерние огни приятно переливались в лужах. Сделал глубокий вдох, и голова закружилась от упоения. Всё же очень приятно вернуться к жизни после кромешного ада. Постоял немного, наслаждаясь. Затем пошел в магазин, купил всё, а как только вышел, позвонил Трифонов.

Голос у него был резкий и злой.

— Можешь ко мне зайти?

В голове пронеслись ответы вроде «нет» и «не знаю», но сказать, что бабушка ругается за вчерашнее, язык не повернулся. Решил, что смотаюсь туда и обратно. Никто даже не заметит.

Трифонов был в бешенстве. Весь красный, спина на футболке мокрая от пота, волосы тоже влажные. Он постоянно двигался, не находя себе места. То садился на кровать, то вставал и ходил, то долбил по груше, то просто по стене. Объяснял же всё очень сбивчиво. Как-то скомкано и мутно, что-то недоговаривая и приправляя кучей ругательств. Так что моя многострадальная голова снова заныла. Из его слов, я разобрал только, что он хочет убить Ярова, что его мать в шоке, что у Лёхи опять какие-то траблы с девчонками, что нужно записать какой-то ролик, и что у меня подходящий телефон.

В конце концов, я не выдержал:

— Можешь успокоиться?

— Успокоиться? — он застыл.

Постоял, поморгал, посжимал кулаки, вздохнул пару раз глубоко. И тут прямо на моих глазах случилось превращение. В одну минуту ему полностью удалось взять себя в руки. Дыхание восстановилось, взгляд стал более осознанным, пятна начали сходить.

— Яров решил доводить меня до тех пор, пока я не сотру его в порошок. Больше утираться я не намерен. Хотел сразу урыть его, но мать из дома не выпустила.

— Объясни нормально, что он сделал.

— Кинул в Интернет на сайт знакомств телефон моей матери, и теперь ей звонят всякие уроды. Как такое вообще могло в голову прийти? Тварь.

— С чего ты взял, что это Яров?

— А с того, — Трифонов сунул мне под нос телефон.

Сообщение от Ярова: «Маме привет».

— Ты же понимаешь, что он специально это делает, хочет разозлить тебя так, чтобы ты наделал каких-нибудь глупостей и вылетел из школы.

— А он не боится, что я плюну на эту школу, просто пойду и убью его? Он же меня знает. Это также тупо, как совать два пальца в розетку.

— Можно придумать какую-нибудь месть.

— Нины хватило, — отмахнулся Тифон. — Такое не для меня. Подлянки для слабаков и трусов. Поэтому я и попросил тебя прийти. Хочу запись сделать, в школьную Подслушку выложить. На моём телефоне камера не работает, а Криворотов как назло свалил. Всё утро тут ошивался, а как этот гимор случился, ему резко понадобилось уходить. Достал уже со своими припадочными малолетками. А у Зои мать сегодня приехала.

Я включил камеру и протянул ему телефон.

Он взял и, даже не приглаживая волосы и не пытаясь как-то особенно выглядеть, сказал коротко, но предельно ясно:

«Короче, Яров, жалкая ты тварь. Я тебе и так, как ребенку, поддался, а ты всё не уймешься. Запасайся дерьмом, буду тебя лечить. В этот раз по-взрослому. Встречаемся завтра, в три, сам знаешь где. Бери с собой кого хочешь, хоть папашу. Но сливаться не советую. Это будет засчитано как поражение и весь район узнает какое ты трусливое чмо. А все, кому будет любопытно взглянуть на вымаливающего прощение и рыдающего кровавыми слезами дерьмового Ярова, смогут увидеть это шикарное зрелище на его собственной странице уже вечером. Если выживет, конечно».

Тифон удовлетворенно вернул мне Сяоми.

— Хочешь есть?

Мысль о еде моему организму не понравилась.

— Нет, пойду, — я потряс перед его носом пакетом с продуктами. — Мои думают, что я в магазине.

Вышел в коридор и начал обуваться. Из соседней комнаты выглянула его мама. Я поздоровался. Она тоже.

— А что Лёша? — встревоженно поинтересовалась она. — Как у него дела?

Тифон пожал плечами.

— Нет, Андрюша, ты должен позвонить ему. Я себе места не нахожу.

— Всё, мам, на это вообще забей.

— Как ты можешь быть таким равнодушным? — на её милом скуластом лице отразилось взволнованное негодование. — Вам всё шутки и развлечения!

— Мам, давай попозже?

Ему стало неудобно за эти разговоры. И я принялся быстрее пихать ноги в ботинки.

— Никита, — она вышла в коридор. На ней был шерстяной свитер крупной вязки и домашние клетчатые штаны. — Можно тебя на два слова?

Я кивнул.

— Лучше сваливай, — прошептал Трифонов на полном серьёзе. — Сейчас начнется.