- Теперь все хорошо... все прошло... Забудь. Нет, погоди. Пообещай одно.

- Что хочешь!

- Пообещай, что с Ярином связываться не станешь.

Запнулся Иван с ответом. Алена руку подняла, по щеке его провела, с ласковым упреком позвала:

- Иванко!

И как мог он устоять пред ее нежным прикосновением, пред голосом чарующим? Сдался сей же миг:

- Обещаю тебе, что только захочешь, лада моя.

- Бог ему судья, Иванко. Потешился он всласть лжой своей. Теперь забудь о нем.

- А ты?

Улыбнулась Алена, головой покачала:

- Неужто все еще думаешь, что Ярин для меня хоть сколько-нибудь значит? Никогда. И ни на единую короткую минуточку. Выкинь ты эти свои думушки, Иванко.

- А я никогда не знал, что так радостно бывает пожелания исполнять! Скажи, чего еще хочешь, Аленушка?

- Да мне больше и желать нечего, - засмеялась Алена. - Исполнилось вдруг все, что желалось. Разве что вот это: чтоб никогда больше неправда нам глаза не застила. Чтоб были мы сами хозяева своим думам да заботам.

- Свет мой, Алена. Шел сюда, как слепой - черно вокруг было. И во мне одна только боль черная. И любовь моя казалась ржавой занозой, живую душу изъязвившей. Сейчас в то и не верится... Будто солнце во мне, весь радостным светом его полон... Ты - свет мой, Алена. Глазам не верю, рукам не верю, только держал бы тебя вот так, чтоб вдруг не исчезла, не растаяла.

- Разве похожа я на клочок тумана? - засмеялась Алена. - С чего мне таять?

- В снах моих ты тоже не была снежной дивой, а проснусь - и нет тебя. Заместо тебя одна лишь тоска беспросветная. Оттого и боюсь теперь.

- А это не сон.

- А вдруг сон?

- Но кто ж кому снится тогда?

Рассмеялся Иван и вдруг на руки Алену подхватил.

- Да я не отпущу тебя никуда! Будь ты живая иль только мечта моя никуда не пущу больше!

С тихой счастливой улыбкой положила Алена голову ему на плечо, не сказала ничего, только подумала, что и сама она боится поверить тому, как в миг короткий горе счастьем обернулось, сколь непрочна оказалась стена из лжи, что усердно возводил между ними Ярин.

Показалась им ночь одним мгновением быстролетным и одновременно безбрежной, просторной, огромной, как бездонное звездное небо. Потому что ночь эта смогла вместить и любовь их, и счастье бескрайнее. Сравнялась короткая летняя ночка со всеми днями, что сгинули, ложью и непониманием отравленные. Теперь казалось, что уж и не были те дни столь горьки, потому что вели к сегодняшней чаровнице-ночи. И удивлялись теперь, какой злой морок дурманил им глаза и мысли, водил, как слепых, окольными закоулками да тупиками, скрывал прямой и короткий путь, хоть был-то он на самом на виду.

И все ж - пролетела ночка. Только-только налилась чернотой, а уже обозначилось близкое утро посветлевшим небом. Не успели влюбленные наглядеться один в другого, надышаться друг другом, еще и рук не разнять... а птицы уж распелись во всю, зорька полыхнула в полнеба и отгорела, погожий денек обещая.

На виду у всех, рука об руку вернулись Иван с Аленой из росных лугов. И лица их столь просветлены были, так глаза лучились - будто шли они в невидимом сиянии своего счастья. И так велико оно было, что одарили они каждого, кто видел их. Как будто частичка их света западала в души людей, и тепло людям становилось, радостно невесть от чего, на устах улыбки расцветали, и хотелось делать добро.

Алена к Любице подошла, сказала виновато:

- Не держи зла на меня.

Подняла девица понуренную голову, глянула на Ивана, на Алену.

- Ты ведь не держишь... а я знала, как будет...

И никто не увидал, как Ярин быстро в заросли густые отступил - так тени бегут от света.

Ярин нарочно изгадал некую причину, рано по утру заявился к соседям . А причина одна была - Алена. Ночью он подходил к ее балагану и пустым его нашел. Ждал до рассвета. Уж когда люди просыпаться начали, скрылся в кусты, к себе побрел. Да вскоре назад вернулся, во чтобы то ни стало надо было ему увидеть Алену, тревожные думы свои успокоить. И увидел - с Иваном.

Опомнился в согре непроходимой, чуть ли ни в болотине - под ногами уж слякотно чмокало. Как оказался тут - не помнил. Будто сила какая вогнала Ярина в комариный сумрак, в паутьи тенета. В волосы мелкий гнус набился, лицо все облепил. С яростью стер его Ярин, вломился напрямую в чащу, сминая кусты и ветки, выдрался на свет. Оглянулся, как будто боялся кого увидать за своей спиной, дернул губами в злой усмешке:

- Ну, гляди теперь...

Кому те слова назначены были, может, он и сам не знал.

* ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ *

приведет нас еще на другое свидание

Новости по селу быстро разлетаются - вроде и покоса еще никто не покидал, а в селе уж знают все. Пересудов ни на один и не на два дня хватило. Говорили разно. С одной стороны, всем очевидно было, что Алена и Иван, как две половинки целого. А с другой - уж больно яростного врага они нажили, никто бы себе такого не пожелал - избави Господи!

Алена с Иваном не таились, ни любви, ни счастья своего от людей не прятали, и люди принимали это, навроде так оно и быть должно. Хотя другому кому такая открытость не сошла бы за так просто, осудили бы старшие. А от этих - лишь радости вокруг прибывало. Любовались на дивно прекрасную пару. А все ж любование это как вроде тенью сумрачной обладало, тревожным выжиданием горчило. Никто и не надеялся, и не верил, что Ярин такую обиду лютую безответно снесет. Но шли дни за днями и - ничего. Ярин вроде как нашел себе утеху со старыми дружками. И пьяным, и веселым, и злым его видали, но и только. Если у Ярина и лежало что на сердце супротив Алены и соперника счастливого - там он все и похоронил, но ни к Алене, ни к Ивану и близко не подходил.

И никто не знал, даже Ивану Алена не сказывала, что была-таки у нее с Ярином встреча.

Случилась она заблизко после того, как с покосами управились. Ярин, видать, глаз с нее не спускал, искал случая свидеться наедине. Момент такой ему представился на второй или третий день. Теленок куда-то утянулся с утречка пораньше, и объявился, когда Иван стадо уже на пастбище выгнал. Алена непослушника поругала для виду, а сама и радешенька - телка-то в стадо гнать надо, а то коровушка весь день неспокойна будет, того и гляди домой сбежит. Лишняя причина с Иваном увидеться, не в радость ли?

Как Ярин углядел ее? А только едва Алена обогнула ближний перелесок, он уж тут как тут, на коне скрозь лесок наперехват проскочил. Перерезал дорогу, осадил резко коня прямо пред Аленой, соскочил в горячке, будто все еще гнался, остановиться не мог.

- Охолони! Гляди, теленка мне испужал, - кивнула Алена на телка.

Тот, хвост задравши, прочь по лугу несся. Правда, недалеко ускакал. Остановился, постоял, уставясь на нежданную напасть, никакой беды от нее не увидал и принялся щипать траву.

Ярин, будто не слышал и не видел ничего, за руки ее схватил:

- Алена!..

- Да уймись же! - Алена резким движением стряхнула его руки. Успокойся!

- А где взять покою, Алена, когда день и ночь как на жестоком костре горю? Нету мне покою нигде, ни в сне, ни в вине, ни в утехе любовной. Да что покою? Мне воздуху нету, света нету - мне только и воску в свечечке, что одна лишь ты.

- Ярин, что ж, не знал ты раньше, что не всегда, чего хочется, то и можется? Видать впервой это с тобою, когда за вкусным куском потянулся, а он не твоим оказался, чужим? Брать легко. А отказаться - сила нужна. Слаб ты, Ярин?

- Кусок лакомый - прихоть. А ты не прихоть, Алена. Все, что имею, отдал бы за одну тебя, все к ногам твоим положил бы. За тебя убить могу, аль сам умереть. Веришь ли, Алена?

- Умереть быстро и красиво, на моих глазах? Да чтоб, по разумению твоему, горевала об тебе всю жизнь да каялась? Не знаю, может и верю. Но на медленном костре гореть - ты, вишь, не согласный, - усмехнулась Алена.

- Не смейся ты надо мной, Бога ради! Я как в бреду горячечном, сам не знаю, на что способный. Тошно мне, Алена, не доводи до греха. Я сам себя боюсь. Чем умолить тебя, не знаю. Знаю только, не улестят тебя ни богатство, ни знатность рода моего. Так спаси душу мою, Алена, не дай ей в тяжком грехе сгинуть. Люблю тебя крепко. И молюсь на тебя, и проклинаю. Помоги же! Пусть он уходит, сделай так, ты можешь. Пусть все станет, как было.