Старчак понимал, что взять Юхнов нашим войскам удастся лишь после жестокой борьбы, и он делал все, чтобы гарнизон укрепленного района не усиливался за счет частей, отступавших из Медыни и Мятлева.

9

С востока, сбивая вражеские заслоны, шли по снегам полки сорок третьей армии, перед фронтом которой высадились парашютисты Старчака. Все слышней был гул орудий.

Старшина Бедрин и лейтенант Альбокринов, находясь в дозоре, встретили на лесной опушке конных разведчиков тридцать четвертой отдельной стрелковой бригады.

- Теперь скоро, - сказали разведчики.

Получив нужные сведения и отдав всю махорку парашютистам, они поскакали к своим.

- Теперь скоро... - повторил Бедрин.

Трудно было узнать в этом худом, бородатом и усатом человеке в рваном, закопченном маскировочном халате Ивана Бедрина.

Он охрип, и когда шептал что-нибудь товарищам, они смеялись:

- Ты на нас не кричи! Объясняй, пожалуйста, потише...

Однажды Бедрин и Альбокринов встретили на опушке леса старика.

- Я свой, - сказал он. Но парашютисты не поверили. Обыскав его, они нашли пистолет системы Токарева и несколько обойм с патронами. Документов у задержанного не было.

Старика привели к командиру группы Кабачевскому. Тот взглянул на старика и узнал в нем того самого телефониста, которого видел на узле связи еще в октябре, в Юхнове...

- Бриться надо, папаша, - улыбнулся Кабачевский. - Бриться надо, тогда и не будут тебя парашютисты пугаться, Ну, рассказывай, что узнал, что разведал.

Собранные старым телефонистом сведения о расположении немецких зенитных батарей и о местонахождении других воинских подразделений были переданы по радио в штаб армии.

- Есть у меня для вас новогодний подарочек, командир, - сказал телефонист. - Правда, Новый год миновал, но считайте, что мой подарок задержан доставкой. В общем, слушайте. В Мятлеве, на станции, немцы грузят танки на платформы. Два эшелона. Завтра, наверно, отправят.

Сообщили Старчаку об этом, и он пошел в Мятлево с группой парашютистов. По шоссе идти было опасно, поэтому шли по снегу рядом с дорогой. Головные менялись через каждые три - четыре минуты. Когда часа через три добрались до Мятлева, сильно устали.

Еще издалека слышали разведчики станционные шумы: гнусавое пение рожков, свистки и гудки паровозов.

На станции были потушены все огни. На подъездных путях стояли два эшелона с танками, против обыкновения не укрытыми брезентом.

Парашютисты решили не подрывать эшелоны, а ограничиться разрушением станционных путей и взрывом моста у платформы Костино.

Туда, в Костино, пошли Старчак, Петров, Авдеенко, старшина Гришин и старый телефонист, фамилию которого десантники так и не узнали. Он был убит часовыми, охранявшими железную дорогу, когда десантники отходили от Мятлева. Воинским салютом старому мирному человеку, неизвестному партизану был взрыв моста близ платформы Костино.

Через несколько дней двадцать восемь исправных танков составили трофеи частей, захвативших Мятлево.

Все решительней действовали парашютисты на Варшавском шоссе. Они не ждали, когда враг подойдет к ним, а сами нападали на противника, вселяя в него чувство страха, обреченности и расстраивая всю сложную тыловую машину.

После каждого боя недосчитывался Старчак кого-либо из товарищей. Роты стали взводами, взводы - отделениями... И лишь отряд оставался отрядом.

Вторую неделю уже действуют десантники в расположении вражеских войск. Взлетают на воздух железнодорожные и шоссейные мосты, падают в снег телеграфные столбы, в пружины свиваются перерезанные провода, целыми пачками идут в Германию похоронные извещения в конвертах с черной каймой.

Кабачевский сообщил Старчаку итоги боевых действий своей группы. Донесение было написано на листке из ученической тетради. Группа Кабачевского уничтожила 167 солдат и офицеров, взорвала мост, перерезала линии связи в 57 местах, обстрелял а десять автомобильных колонн. Потери группы были таковы: убиты один офицер, три сержанта, восемь рядовых, трое ранено, десять человек обморожено. Как видно, мороз, вопреки утверждениям гитлеровских пропагандистов, не был нашим союзником. И мороз и глубокий снег мешали действиям парашютистов, приводили к потерям, не меньшим, чем те, которые наносил десантникам противник.

Миновало две недели суровых боев, пошла третья. Парашютисты устали так, как никогда еще не уставали. Старчак видел это. Он сам валился с ног. Но он знал: надо действовать, ибо остановка равносильна поражению.

Петров и Бедрин, ходившие в разведку, донесли Старчаку, что по шоссейной дороге движется большая колонна танков и автомашин. Командир решил пойти на хитрость. Вклинившись в середину вражеской колонны, группа десантников открыла из трофейных миномётов и пулеметов огонь. Не разобравшись в темноте, в чем дело, гитлеровцы, находившиеся в голове колонны, повели огонь по своим же автомашинам и танкам, замыкавшим ее. Там также началась беспорядочная стрельба.

Пока по обочинам шоссе, то и дело проваливаясь в снег, бежали связные и начальник колонны, размахивав пистолетом, наводил порядок, немало немцев погибло от огня своих же солдат.

Росли боевые трофей парашютистов. Они захватили много автомашин, мотоциклов, минометов, винтовок. Однажды десантникам удалось задержать огромный обоз, состоящий из ста двадцати подвод. Лошадей выпрягли и угнали в лес. Обоз остался на дороге, а потом его передали армейским частям.

Очень не хотелось, чтобы у читателя создалось впечатление, чтo малые и большие победы легко доставались отряду Старчака.

Нет, недаром указывают, что предельный срок пребывания десантной группы в расположении вражеских войск - три дня. Так велика физическая и нервная нагрузка.

А ведь шла уже третья неделя...

Тридцать пять километров от станции Мятлево, которую захватил отряд Старчака, до Юхнова, всего тридцать пять... И была у командира парашютистов мечта: вместе с передовыми частями войти в этот городок. К сожалению, она не сбылась...

Чтобы вывести свою боевую технику из-под удара, немецкие инженерные подразделения возводили на реках ледяные переправы. Старчак решил помешать противнику. Он и его товарищи устраивали препятствия в виде наледей и полыней, расположенных в шахматном порядке, вскрывали участки льда на реках, взрывали ледяные мосты. Десантники не давали себе ни минуты передышки, пробивая пешнями проруби.

Работали, стоя по колено в ледяной воде. Старчак первым вошел в воду, увлекая за собой других, - иного выхода не было: разведчики доносили, что приближается огромная колонна вражеских танков, и надо было во что бы то ни стало преградить ей путь.

Коченели ноги. Но капитан не мог разуться: чтобы снять, валенки, покрытые коркой льда, их пришлось бы разрезать. Он мечтал о том, что, закончив устройство препятствий для танков, пойдет вместе с товарищами в лес, разведет костер, согреется, обсушится. Потом Иван Георгиевич перестал ощущать боль в ногах. Это немного успокоило его.

Близился рассвет. Снег из черного сделался синим, потом голубым. Старчак почувствовал, что не может стоять, покачнулся и упал. Бедрин подбежал к нему:

- Что с вами, товарищ командир?

Старчак махнул рукой:

- Ничего, обойдется, видно, устал... Бедрин побежал за Петровым и Авдеенко. Когда он вернулся, Старчак был без сознания. Парашютисты, сделав из досок, отодранных от снегозащитных щитов, носилки, положили на них командира. Разрезали валенки Старчака и смерзшиеся портянки, стали растирать его побелевшие ноги спиртом. Старчак не приходила себя.

- Плохо дело, - сказал Борис чуть не плача. Потерять командира теперь, когда вот-вот придут наши войска, теперь, после стольких испытаний, выпавших на долю парашютистов!

Бойцы понесли Старчака в лес. По глубокому снегу идти было тяжело, и четверки через несколько минут менялись.

Кузьмина пыталась привести Старчака в сознание. Он глухо стонал, а потом умолкал, стискивая зубы.