Поэты сравнивают осенний багровый клен с неистовым, жарким пламенем. .
Когда клен догорел, Старчак и без календаря знал: лето кончилось.
Осень
1
В отличие от лета осень была совсем короткой: малая частица сентября да октябрь - и все. Ноябрь с самых первых дней властвовал, как настоящий зимний месяц. Он засыпал землю сухим, нетающим снегом, лез сквозь шинельное сукно, превращал сапоги в деревянные колодки.
Помню день двадцать четвертой годовщины Октября. Первый авиационный полк был выстроен на аэродроме, и, пока выносили знамя и читали приказ, темные прямоугольники подразделений потеряли очертания, расплылись, стали пушисто-белыми от снега.
В дни октября капитан Старчак совершил один из своих главных подвигов, если только можно подразделять мужественные поступки на главные и второстепенные.
Передо мной вырезка из газеты "Красная звезда" военного времени. Большая, на целый подвал статья "Стойко оборонять дороги". Читаю один столбец, второй, третий... В четвертой колонке говорится о Старчаке. "В районе Юхнова капитан Старчак со своими подразделениями успешно сдерживал вчетверо превосходившего по численности врага.
Комбат расположил роты за небольшой водной преградой и подготовил оборону на широком фронте. Берега реки в некоторых местах были крутыми и могли служить противотанковыми препятствиями.
Капитан не успокоился на этом и свои огневые средства наиболее плотно сгруппировал поблизости от шоссейной дороги. Здесь же была создана прочная противотанковая оборона.
Неприятельский пехотный полк с пятнадцатью танками несколько раз пытался ворваться в оборону. Каждый раз атаки задерживались огнем на подступах к реке. Дважды небольшим пехотным группам немцев удавалось все же прорваться, но оба раза они были отброшены назад контратаками. Во время этих боев немцы потеряли шесть танков.
Капитан прикрывал дорогу до тех пор, пока не прибыло подкрепление..."
А дальше шел вывод: "Местность, удачно выбранная капитаном, усиливала прочность обороны. Постройки, рощи, крутой берег реки - все это служило защитой от вражеских танков и маской, скрывающей маневрирование огневыми средствами..."
Прочитав статью - ее автором был полковник, - я подумал, что высокая оценка воинского мастерства Стар-чака очень закономерна. Авиатор до мозга костей, капитан всегда помнил, что конечной целью всякого боя может быть лишь успех в наземном сражении. Слова о том, что пехота - царица полей, которые все мы часто слышали, не были для него только красивой фразой: все предвоенные годы капитан изучал тактику наземных войск, и совсем не случайно оказалась в его штурманской сумке потрепанная книжка - "Боевой устав пехоты". Я видел ее у Старчака в сентябре сорок первого года...
- Не может быть так называемого "чистого" военного парашютизма! - говорил Старчак и, как всегда в минуты волнения, прищелкивал языком. - Парашют - это средство, которое доставляет тебя к месту сражения. Ну, а дальше что ты будешь делать?..
И пока собеседник не сдавался, Старчак не уставал доказывать ему, что парашютист должен быть знатоком военного дела - механиком-водителем танка, командиром стрелкового взвода, разведчиком...
- Это не по-хозяйски, - говорил капитан особенно неуступчивому спорщику. Да, не по-хозяйски, что тебя из-за нескольких секунд, проведенных в воздухе, в кадрах числят. Нет, брат, изволь быть военным, коль за это дело взялся... Только так.
Здесь хочется привести маленькую историю. Не помню уж, в каком месяце она приключилась, скорей всего в сентябре.
Комендант гарнизона пожаловался Старчаку, что парашютисты не только не подчинились патрульным из батальона аэродромного обслуживания, но и разоружили их и, связав, убежали.
- Разберусь и накажу виновных, - пообещал Старчак. . . .
Он распорядился, чтобы построили отряд, рассказал о жалобе коменданта и велел виновникам сделать два шага вперед.
Парашютисты переглядывались, но никто вперед не выходил.
- Так и будем стоять? - спросил Старчак. - Ну что ж, вольно! Можно закурить. Из строя не расходиться.
Капитан достал пачку "Беломора", надорвал уголок и вытащил своими короткими, но ловкими пальцами папиросу. Пока он нашаривал в кармане зажигалку, папироса, словно живая, перемещалась у него из одного угла рта в другой. Докурив, Старчак взглянул на бойцов и задал тот же вопрос:
- Так и будем стоять?
- Разрешите, товарищ капитан? - Рыжеволосый, веснушчатый даже осенью старшина Васильев сделал два шага вперед и, ловко повернувшись, стал лицом к строю.
- Еще кто? - спросил Старчак.
- Я один,- ответил Васильев.
- Расскажите, как было дело. Васильев молчал.
- Расскажите!
- Ну, в общем, иду я из Юхнова, а они, патрульные то есть, стали приставать ко мне, документы спрашивать... Ну, в общем, виноват я. Не подчинился.
- Легко сказать - не подчинился! - усмехнулся капитан. - Да ты знаешь, что они пристрелить тебя могли... Не подчинился... Рассказывайте дальше!
- Ну, в общем, я вроде за документами полез и в это время выхватил у одного патруля винтовку, а у другого вышиб прикладом... Потом приказал им связать друг друга. И сам тоже помог.
- И все? А сообщники?
- Все - вздохнул Васильев. И добавил: - А сообщников не было. Они, патрули то есть, со стыда врут, что я был не один.
- Ясно, - тихо сказал Старчак. - Все ясно. Ты был один, а теперь про нас всех скажут, что мы анархисты, сторонники всяческого беззакония и безвластия... Не на тех ты нарвался. Я был бы рад; если бы тебе прикладами бока намяли.
- Я тоже, - попробовал улыбнуться Васильев. - Да вот не сумели они пехота... А вдруг не я бы на них напал, а немец? Тогда что?
- Разговоры! - оборвал капитан. - Десять суток строгого ареста. Еще раз повторится - под суд.
Теперь, когда это происшествие уже стало историей, я спрашиваю Старчака, не гордился ли он, хотя бы в душе, тем, что его безоружный парашютист сумел отнять винтовки у двоих.
Старчак и сейчас с трудом сдерживает гнев;
- Нет. Стыд испытывал, что не сумел такой позорный случай предупредить. А что касается воинского умения, то, нет слов, Васильев показал класс.. Но всякое умение - к месту. Не станет сверхметкий стрелок по фонарям или окнам палить... А главное, что мне не понравилось, - это снисходительный тон, каким Васильев произнес слово "пехота". Впрочем, сам он вскоре очень неплохим пехотинцем себя проявил...
2
Оборона Юхнова, вернее моста через Угру, протекающую близ этого калужского городка; началась четвертого октября.
Днем раньше, третьего числа, я приезжал в первый авиаполк, а на обратном пути заглянул к Старчаку.
Было послеобеденное время, и .капитан готовился к очередному полету. Спрашивать "куда?"- не принято, и я, конечно, не задал этого вопроса.
Посидели, покурили, поговорили о погоде - ночь обещала быть дождливой и облачной, - наступило время уходить. Но пришлось задержаться: комиссар Щербина принес принятую радистом сводку Совинформбюро.
Сводка, как и принятая накануне, была тревожной.
Немецкие войска рвались вперед, чтобы, как объявило германское командование, "завершить кампанию до наступления зимы".
Родина призывала: выполни свой долг, прегради путь врагу!
И Старчак выполнял свой долг.
Недавно я нашел свою старую записную книжку. Мое внимание привлекла такая запись: "30 посадок в тылу в июле, августе, сентябре... Старчак первым на Западном фронте вызвал по радио самолет для посадки в тылу. Надо было решить три задачи: как радировать, чтобы не перехватили, как подготовить место посадки, как прикрыть огнем приземляющийся самолет?.. Дело происходит в тактической глубине: 25 - 30 километров от линии фронта".
Я показал листок Старчаку.
- Ну, о посадках в; тылу я вам уже рассказывал, - заметил он. - Сперва это было делом новым. Пришлось психологически себя переломить, внушить себе: земля наша, вот и сажаем самолет, где нам удобней. Потом освоились наши летчики...