– Нет, спасибо! Мы пойдем!

– Он на поезд опаздывает! – снова вставила Шурка. – Вы извините, пожалуйста. Ему очень-очень нужно ехать!

– Понимаю. Дело военное… – устало сказал старик. Он опять приподнялся. – Передайте Сереже, что я доволен им! Что живем мы хорошо. – Он повел рукой вокруг. – Об этом не говорите. Это все временно. Пусть он будет спокоен. Скажите еще… Лиза, жена его… работает. Шлет привет. Ждет.

Алексей видел, как трудно было старику произнести последние слова и как закусила губу девочка.

– Скажу, – пообещал Алексей.

Привокзальный парк. Алексей и Шурка снова идут по его пустынной аллее. Останавливаются у знакомой скамьи.

– Алеша… – говорит ему девушка и, вдруг положив голову ему на грудь, начинает горько плакать.

Алексей молча гладит ее голову.

Станция. Снова шум и суетня посадки. Алексей протискивается в вагон и тянет за собой Шурку.

Ей преграждает путь проводница:

– А вы куда? Вагон военный.

– Она со мной! – кричит со ступенек Алексей и тянет Шурку к себе.

– Жена, что ли?

– Да! – отвечает Алексей.

– Нет! – говорит одновременно с ним Шурка.

Проводница бесцеремонно отталкивает ее от вагона.

– Она со мной!

– Договорись сперва, а потом тащи.

– Не задерживай! – зашумел кто-то сзади.

Какой-то тучный военный оттеснил Алексея в вагон. Кто-то полез вслед за ним, волоча за собой объемистые чемоданы. Какая-то женщина пыталась втиснуться в вагон. Проводница не пускала и ее.

Шурка умоляющим взглядом смотрела на проводницу. Но занятая своим нелегким делом проводница не замечала этого взгляда.

Алексей рванулся к выходу. Спрыгнул с подножки.

– Что ж ты, трудно тебе было сказать! – упрекает он девушку.

Шурка виновато улыбнулась.

– И правда глупо. Я совсем растерялась. Алеша! – вдруг горячо заговорила она. – Поезжай один. И так ты еще полдня потерял! А я доберусь – здесь близко. Поезжай, Алеша, милый! Поезжай!

– Постой, Шура… – прервал ее Алексей, соображая что-то. Вдруг он улыбнулся. – Ты знаешь, что такое маскировка номер три? – весело спросил он.

– Номер три? – удивилась Шурка. – Не знаю.

– Сейчас узнаешь!

Алексей решительно снимает с себя скатку и, развернув ее, отдает Шурке китель:

– Надевай!

– Зачем?

– Надевай быстро! Теперь пилотку. Пошли!

Девушка, одетая в шинель Алексея, выглядела очень беспомощно. Путаясь в полах, она побежала за ним к другому вагону, с большим открытым тамбуром.

Пробиваясь к двери, они потеряли друг друга.

На ступеньках вагона она обернулась, ища глазами Алексея.

– Не задерживайте! – сказала ей проводница.

– Что? – Девушка испуганно посмотрела на нее.

– Не задерживайте, проходите в вагон!

Подоспевший Алексей вклинился между Шуркой и проводницей. Сунул в руки проводнице свой билет. Полез в вагон. Он уже был в тамбуре, а девушка все еще топталась на ступеньках.

– Ну чего же ты? – с досадой позвал он, протягивая к ней руку.

– На шинель наступили! Не могу вытащить, – сказала она жалобно.

Протолкавшись к девушке, Алексей помог ей освободить шинель, и они вместе вошли в тамбур.

– Вот здорово! – радостно говорит Шурка. – А похожа я на военную? Да?

– Похожа, – улыбнулся Алексей. – Никто даже не заметил.

– И билет никто не спросил.

Вокруг шумели, толкались пассажиры.

Шурка сняла с себя пилотку и надела на голову Алексею. Шинель в этой тесноте снять было невозможно.

– Ну вот, скоро ты будешь на месте, – улыбнулся Алексей.

– На месте… – грустно повторила она и вздохнула.

Он заметил эту грусть и стал тоже серьезным.

– Ничего! – сказал он бодрым голосом и попытался улыбнуться. – Все, я думаю, будет хорошо. Ты не волнуйся за него. Поправится.

Она грустно улыбнулась, покачала головой.

– Знаешь, Алеша, я никогда не встречала такого парня, как ты.

И вот они снова в пути. Открытый тамбур вагона, каких теперь уже не делают и какие были редки даже в войну, набит до отказа пассажирами. Шум колес. Ветер. Давка. Их прижали друг к другу. Они пробуют говорить, но шум забивает голоса.

Они взволнованы близостью. То рука коснется руки, то Шурка спрячет от ветра свою голову на его плече. Они вместе. И от этого исчезают и шум, и толкотня, и споры пассажиров…

Ветер проносит мимо них клубы паровозного дыма, и кажется, что это облака проносятся мимо них. Исчезает и перестает существовать все… Существуют глаза, которые смотрят в глаза… Существуют ее губы, ее шея, ее развевающиеся от ветра волосы…

Их взгляды говорят. Что говорят! Они поют… Поют древнюю и вечно новую песню, прозванную людьми Песней песен.

Но вот в мелодию этой песни врывается далекий паровозный гудок, потом скрип тормозов, и песня заглушается шумами прозаической жизни.

…Они уже на земле. У Алексея на руке – его шинель. Они стоят на перроне возле вагона. Прощаются.

– Вот и все, Алеша, – говорит она.

– Да… Не забывайте меня, Шура.

– Не забуду.

И они смотрят прощальным взглядом друг на друга.

– Алеша!..

– Что?

– Знаете что? Только вы не сердитесь. Я ведь вас обманула.

– Как – обманула?

– Никакого у меня жениха нет. И вообще никого-никого. Я к тетке еду. – Она подняла на него глаза. – Не сердитесь, Алеша. Я глупая, правда?

Он смотрит на нее, но не совсем понимает, о чем она говорит.

– Но… зачем ты?.. – спрашивает он.

– Я боялась тебя, – говорит она, опустив голову.

– А теперь?

Она смотрит ему в лицо и отрицательно качает головой.

Паровозный свисток и лязганье вагонов прерывают их молчание. Они оба вздрогнули, очнулись… Шурка побежала за тронувшимся вагоном.

– Скорей! Скорей, Алеша! Уйдет!

Она, суетясь, на ходу подталкивала его в спину, помогая втиснуться в переполненный тамбур.

Кто-то смеялся, кто-то кричал провожающим последние ненужные слова, кто-то размахивал руками.

Пожилые муж и жена наблюдали, как Шурка прощалась с Алексеем.

Алексей повернулся и закричал:

– Шура! Шура! Пиши… Сосновка!..

Шурка тоже что-то кричала и показывала жестами, что не расслышала его слов.

– Сосновка!.. Полевая почта… – Дальше за грохотом поезда не разобрать.

…Шурка грустно смотрела вслед уходящему поезду. Она не видела Алексея и все-таки махала ему рукой.

Мчится поезд. Стоя между переругивающимися супругами, смотрит назад Алексей. Вот уже не видно станции.

– Я ждала, – говорит мужу жена.

– «Ждала»! Дело надо делать, а не ждать.

– Я так волновалась!

– Подумаешь, гимназистка – «волновалась»!

Грохот встречного поезда заглушает их спор. Алексей смотрит, как быстро удаляется от их состава встречный. Он уходит к Шурке.

Дробно перестукивают колеса.

А вверху – птица. Она делает круг в небе и быстро летит прочь. Она летит к Шурке. Стучат колеса, грохочет поезд.

А перед глазами Алексея – Шурка.

…Вот она моет под колонкой свои стройные ноги…

…Вот она угощает его бутербродами…

… Вот она смотрит на него, прощаясь на станции. И теперь она говорит ему: «Алеша, ведь когда я сказала тебе, что у меня никого нет, – это я тебе призналась в любви… А почему ты мне ничего не ответил, Алеша?»

…Алеша поворачивается и, расталкивая пассажиров, пробирается к выходу. Вот он уже на подножке.

Кто-то схватил его за гимнастерку. Он с силой рванулся, бросил вещи и сам кинулся вниз.

Крик женщины.

Удар о землю. Алексей покатился по откосу.

Смотрят с поезда пассажиры.

Он быстро поднимается на ноги, хватает вещи и бежит в сторону станции.

Смотрит пожилая женщина. Она грустно улыбается.

– Любит, – вздохнув, говорит она.

Смотрит прозаический ее супруг и коротко резюмирует:

– Дурак.