Участники съезда приняли решение создать Болгарскую рабочую социал-демократическую партию и начать пропаганду научного социализма. Вслед за этим съезд принял устав и программу партии, подготовленные Димитром Благоевым и Николой Габровским. В работе «Очерки истории социализма в Болгарии» Благоев отметил, что программа БРСДП была такой же, как у Бельгийской рабочей партии, но приспособленной к болгарским условиям. Впоследствии она была заменена на новую, по образцу программы Социал-демократической партии Германии.
Появление на политической арене Болгарии социалистов вызвало острое любопытство и неприятие в обществе. Пошли разговоры, что они выступают за разрушение семьи, за общность жён и имущества. Священники предавали социалистов анафеме. «Но не только невзгоды личной жизни приходилось в то время переносить нам, социалистам, – вспоминал Димитр Благоев. – К ним надо прибавить и моральный гнёт из-за клеветы и тяжких обид, которые с первых шагов открытой социалистической борьбы причиняли нам наши враги. Они выставляли нас в самом чёрном свете, рисуя чёрными дьяволами, злобными и мрачными, человеконенавистниками, никого и ничто не любящими и никого не уважающими… Каждому из нас ребятишки и распоясавшиеся элементы из буржуазных партий на улицах кричали вслед: „Социалист, социалист!“, а порой и швыряли вдогонку камнями. Нужно было иметь крепкие нервы и глубокую веру в правоту социалистического учения, чтобы всё это выдержать»6.
Тем не менее подчеркнём, что социал-демократическая партия в Болгарии возникла и развивалась как партия легальная, парламентская, подобно другим европейским рабочим партиям. Условия для социалистической пропаганды в стране были значительно благоприятнее, чем, например, в России. В конституции, принятой Учредительным собранием в 1879 году в Велико-Тырнове, граждане княжества объявлялись равными перед законом, провозглашалась свобода печати, собраний и сообществ, неприкосновенность личности и имущества. В стране действовали парламент и независимая судебная система, властные полномочия князя имели установленные пределы.
Хотя первые болгарские социал-демократы испытывали давление властей и преследовались полицией за свои публичные выступления, до поры до времени они не знали, что такое тюрьма, ссылка и эмиграция. Они выпускали газеты и книги, получали литературу из-за рубежа, создавали партийные клубы, проводили съезды, избирались депутатами Народного собрания и муниципальных советов, свободно выезжали в другие страны на социалистические конференции. Рабочее движение Болгарии не испытало таких жестоких репрессий, как в России, здесь не практиковались расстрелы забастовщиков и демонстрантов.
Димитр Благоев понимал, что, назвав себя рабочей партией, социал-демократы на самом деле не имеют социальной базы в среде тёмного, бесправного и немногочисленного болгарского пролетариата. Поэтому следует заняться просветительской деятельностью, сочетая её с разъяснением основ социалистического учения. В 1891 году книгой Д. Благоева «Что такое социализм и имеет ли он почву у нас?» началось издание «Социал-демократической библиотеки». Создавались вечерние школы для рабочей молодежи. В организованной в Софии школе, куда Георгий Димитров записался одним из первых, ученики изучали математику, астрономию, анатомию и физиологию человека, диалектику природы, историю. Общественные дисциплины преподавали известные социал-демократические деятели Георгий Кирков и Гаврил Георгиев. Димитров усердно занимался в вечерней школе четыре года.
Почитание учёности, образованности – одна из ярких черт болгарского национального характера. Её вскормила память о славянских первоучителях Кирилле и Мефодии, о золотом веке просвещённого царя Симеона, о хранителях национального духовного наследия в годы османского гнёта. Димитрова можно считать человеком, в котором эта черта нашла ярчайшее воплощение.
Он впитывал знания, как губка воду, хотя это давалось ему нелегко. Спустя много лет Димитров рассказывал: «В типографии работал по 10–12 часов в день, а вечером, когда усталый возвращался домой, всегда занимался. Читал беспорядочно, без программы, без руководителя: некому было мне посоветовать, что читать. Часто до утра просиживал над книгой. Так работал годами»7. Поистине счастлив тот, кто в юности познал прелесть уединённого чтения, когда мысль жаждет новых и новых открытий…
В уголке комнаты, где находился ткацкий стан матушки Парашкевы, Георгий поставил стол, накрыл его домотканой скатертью, а над столом повесил собственноручно сколоченную полку. Он приучил себя делать карандашом короткие заметки для памяти на обрезках бумаги, когда читал во время обеденного перерыва в типографии. А вечерами доставал заметки из кармана, вспоминал то, что узнал, и заносил самое интересное в особую тетрадку. Эту привычку делать на листах бумаги краткие выписки из книг Димитров сохранил на всю жизнь.
Появилась и другая привычка: подчёркивать или отмечать на полях книги особенно важные места, чтобы можно было в случае необходимости легко их найти, вспомнить. Книга Николая Кареева «Беседы о выработке миросозерцания» (перевод с русского, 1896 г.) оказалась очень полезной. Автор утверждал, что выработка миросозерцания, предполагающая самостоятельность мысли, противоположна пассивному усвоению чужих идей. Поэтому свой рассказ об изучении материальной природы и психических явлений, содержании философского и исторического образования, этике отношений личности и общества Кареев снабдил списочком литературы, поощряя читателя к дальнейшему познанию человека и окружающего мира.
Другая книга, подвергшаяся столь же обстоятельному разбору, называлась «Социализм и социальное движение в XIX веке» (перевод с немецкого, 1899 г.). «Ни одно время не переживало такого полнейшего переворота всех жизненных форм, как наше, – утверждал автор, Вернер Зомбарт. – Всё пришло в движение: хозяйство, наука, искусство, право, религия; все представления находятся в таком брожении, что мы, наконец, приходим к безумной мысли, что не существует ничего прочного. Это, вероятно, важнейший момент для истолкования новейших социальных стремлений». Начав обзор «социальных стремлений» с утопического социализма, Зомбарт изложил суть учения Карла Маркса, указал национальные особенности рабочего движения в Англии, Франции, Германии и перешёл к современным течениям. («Как жаль, что Болгария и Балканы не попали в его обзор, а ведь и здесь пролетариат заявляет о себе как о растущей силе!» – вероятно, подумал Георгий.)
С годами круг чтения нашего героя не только расширился, но и упорядочился. Сложился устойчивый интерес к литературе по социально-экономическим и политическим вопросам. На книжной полке появлялись новые выпуски «Социал-демократической библиотеки»: «Гражданская война во Франции» Карла Маркса, «Людвиг Фейербах» Фридриха Энгельса, «Коллективизм» Жюля Геда, «Женщина и социализм» Августа Бебеля, «Как есть и как должно быть» Вильгельма Либкнехта. Среди книг, приобретённых Георгием в начале века, – сочинения Георгия Плеханова, Фердинанда Лассаля, Франца Меринга, Павла Аксельрода, Карла Каутского. Подобно другим молодым болгарским социалистам, Димитров особенно обязан трудам Плеханова: именно в них учение марксизма излагалось в наиболее доступной форме. Разноцветные пометки, оставшиеся на страницах книг, свидетельствуют, что он обращался к ним на протяжении многих лет. Своё отношение к прочитанному нередко выражал в энергичных надписях на полях и кратких заметках на узких полосках бумаги, используемых в качестве закладок, а ошибки и типографские погрешности правил.
Печатники составляли самый организованный и культурный слой болгарских рабочих. Не случайно именно они при содействии социал-демократов создали для защиты своих прав первую профессиональную организацию – Товарищество печатников Софии. Георгий Димитров был среди его учредителей.
В товариществе он сдружился с Александром Ивановым, наборщиком одной из столичных типографий. Старший по возрасту Александр был в некотором роде антиподом Георгия. Яростная ругань, которую он обрушивал на мировое зло, была похожа скорее на отчаянный вопль задавленного нуждой люмпен-пролетария, чем на протест убеждённого в своей исторической правоте сознательного рабочего. Иванов мог бросить работу и отправиться бродяжничать. Из своих странствий он слал другу длинные письма, изобилующие описаниями своих несчастий, мрачными сентенциями и загадочными многоточиями. Георгий неизменно отвечал ему – рассказывал о своих занятиях, давал советы и выручал мелкими денежными переводами.
