- И что ты собираешься делать? - осторожно спросил он.

  - А что тут можно поделать? - удивленно развел руками Сташинский.

  - Ты что, идиот? - взревел полковник. - Неужели, в твоей дубовой башке не укладывается, куда и для чего тебя готовят?

   Богдан молча стоял и слушал руководителя, опасаясь что-либо сказать в ответ. А тем временем, тот, не церемонясь в выборе эпитетов, продолжал закипать от возмущения.

  - Вас дуроломов готовят для нелегальной работы в Западной Европе. Какой от вас там будет прок с ребенком? Родина ждет от всех нас конкретных результатов, а не пеленок с распашонками. Ты хоть отдаешь себе отчет, что ставишь под удар всю предстоящую операцию.

  - А что мне теперь делать? - как школьник спросил Сташинский.

  - Что делать, что делать, - передразнил его начальник. - Головой нужно было думать, когда на бабу залезал. А сейчас можно сделать только одно. - Полковник сделал паузу и, стараясь не смотреть в глаза Сташинскому, заявил. - Аборт.

   От этого предложения у Богдана потемнело в глазах. Он был готов ко всему, но только не к этому. На аборт Инге не согласится никогда в жизни.

  - Я думаю, моя жена на это не пойдет.- Буркнул в ответ Сташинский, не поднимая глаз на полковника.

  .- Ну, надо же, она не пойдет? - с сарказмом повторил тот, - Вы посмотрите, какая принцесса. А кто ее будет спрашивать? Не для этого на тебя потрачено столько времени и средств, чтобы все бросить ради вашего будущего отпрыска. Короче так, через неделю ты мне докладываешь, что твоя жена сделала аборт, иначе пеняй на себя.

  - А что будет, если она не согласится? - с вызовом спросил Сташинский.

   Полковник тяжело задышал, его лицо заметно стало наливаться кровью.

  - А ты не знаешь? Первый день работаешь в разведке. - Ехидно зашипел он. - Вылетишь из органов, как пробка из-под шампанского, причем без пенсии, без трудоустройства и без права выезда за рубеж. Немку твою отправят домой в Германию, а ты здесь начнешь свою новую жизнь с нуля. Изначально нужно было головой думать. Так что теперь сам решай, как жить дальше. А сейчас иди вон с глаз моих, видеть тебя не хочу. И запомни, через неделю жду с докладом.

   Сташинский выскочил из кабинета начальника, вне себя от возмущения, обиды и ярости. Вернуться на занятия у него даже не возникло мысли. Он бежал домой, не чувствуя ног под собой. Еще ни разу в своей жизни он не испытывал подобного шока. Даже ликвидация Ребета и Бандеры не вызвали у него столь тяжелых эмоций, как этот приказ. На этот раз он должен был вновь убить человека, но только уже не врага, не предателя своего народа, а своего собственного ребенка. До этого момента, Богдан считал, что вполне способен себя контролировать, но оказалось, что и в этом он ошибался. Вне себя от перевозбуждения, он забежал в квартиру и, не заходя в комнату, сразу же влетел на кухню. Не обращая внимания на Инге, он вытащил из буфета початую бутылку водки и, едва сорвав с горлышка пробку, стал жадно пить ее, как воду.

   - Что случилось, Богдан? - с тревогой в голосе спросила Инге. Она никогда не видела своего мужа в таком состоянии.

   Сташинский оторвался от бутылки и молча посмотрел на свою жену. Затем, ни слова не говоря в ответ, вновь прильнул к горлышку.

  - Хватит пить, - крикнула не него Инге и выхватила из рук бутылку. - Сядь на стул и скажи внятно, что произошло.

   Богдан послушно опустился на табурет и, уткнувшись глазами в пол, тихо произнес:

  - Инге, ты должна сделать аборт. Так требует мое руководство.

  - Еще чего. - Даже не осмыслив услышанного, ответила женщина. - Это мой ребенок и только мне решать, оставить его или нет.

   Сташинский тяжело вздохнул и с мольбой в глазах посмотрел на Инге.

  - Тогда у меня по службе возникнут очень серьезные проблемы. Я думаю, что нам не разрешат быть вместе.

   В этот момент, он вспомнил, что все помещения квартиры оборудованы микрофонами. Инге хотела что-то ответить, но Богдан зажал ей рот своей ладонью. Второй рукой он поднес указательный палец к губам, давая понять, чтобы она замолчала, а, затем, совершенно спокойным тоном предложил:

  - Дорогая, давай выйдем на воздух, прогуляемся.

  - Хорошо, - не понимая, что происходит, ответила Инге и пошла в коридор за плащом.

   Когда они вышли во двор, Богдан уже вернулся в свое обычное относительно спокойное состояние.

  - Инге, нам нужно сделать выбор. - Начал он. - Известие о твоей беременности мое руководство восприняло с большим возмущением. Они говорят, что не смогут послать нас за границу, если родится ребенок. Вполне возможно, что меня отстранят от нелегальной работы, а может быть, вообще выгонят из Комитета.

  - Но это же прекрасно. - Наивно улыбнулась Инге. - Значит, вместе вернемся в Берлин и начнем жить, как обычные люди.

  - Мы не сможем вернуться в Германию вместе. - Уныло произнес Богдан. - Боюсь, что после увольнения, меня вообще больше никуда за границу не выпустят.

   Инге задумалась. Она сосредоточенно смотрела в одну точку, мысленно перебирая возможные варианты решения этой проблемы. Затем резко повернувшись лицом к Богдану произнесла.

  - Поступим так. Аборт я не буду делать ни при каких обстоятельствах. Пусть меня отправят рожать в Германию, а ты останешься здесь. Но ведь на рождение ребенка тебя все равно отпустят ко мне. Вот тогда мы с тобой сбежим в Западный Берлин? - с надеждой в голосе предложила Инге. - Там попросим политического убежища. Сейчас так поступают многие беженцы из Восточной Германии.

  - Но я не хочу быть перебежчиком. - Взмолился Богдан и взял Инге за руку. - Давай говорить начистоту, кто из немцев бежит в Западный Берлин? Подонки и жулики, стремящиеся любым способом делать деньги, а я не могу так. Я разведчик, понимаешь ты, - он со значением поднял указательный палец вверх и гордо повторил, - разведчик.