На стол перед господином Ронге легла папка, заранее раскрытая услужливым Зайделем. Ронге стал молча читать документы. Документов было немного – два листка. Зайдель стоял перед ним в позе легчайшего, едва намеченного поклона и улыбался уголками губ. Он знал, что донесение начальству понравится. После рижского провала агентов Щеголя, Атлета, Клары и Птички Ронге был мрачен – еще и потому, что они унесли (двое – на тот свет, а двое – возможно, в Сибирь на каторгу, – многие имена и секреты, с которыми еще только Эвиденцбюро начало работать. Но кое-какие их затеи удалось возродить к новой жизни.

И вот – донесение, в котором столько важных цифр!

Император Франц-Иосиф глядел с портрета вниз и, кажется, даже вытягивал шею, чтобы рассмотреть исписанные мелким и четким почерком бумажки. Но при этом соблюдал императорскую осанку – с одной стороны, без нее на портрете, что висит над рабочим столом в кабинете Максимилиана Ронге, возглавляющего военную разведку Австро-Венгерской империи, никак нельзя, а с другой – она с юности так въелась в кровь и плоть, что, кажется, и помирать Франц-Иосиф когда-нибудь будет по стойке «смирно». Впрочем, о смерти он в свои восемьдесят два года еще особо не думал – был бодр, деятелен, мудро правил своей державой. И не старался окружать себя ровесниками, которые большей частью уже выжили из ума и несли старческую ахинею. Вот Ронге – во внуки императору годится, еще и сорока юноше нет, а такая должность ему доверена!

– А ведь неплохо, – сказал Ронге. – Весьма неплохо. Надо премировать эту Фиалку…

– Осмелюсь напомнить, заслуга Садовника не меньше, господин Ронге. Это он нашел Крота. Без него Фиалка бы не справилась.

– Она очень ловко поговорила с Кротом, судя по этим цифрам. Она и в Бремене хорошо себя показала, способности к языкам просто удивительные. Умная девочка, способная, с годами станет посильнее бедной Клары… Да… Жаль Щеголя и Клару, они хорошо поработали…

Зайдель покивал – он тоже огорчился, узнав о смерти ценных агентов. Вспомнилось милое круглое личико Клары, обрамленное пышными тускло-рыжими волосами, если распустить – достанут до пояса, а то и ниже… хотя хитрая Клара наверняка подкладывала в свое бандо и чужие волосы, так многие дамы поступают… и уже не распустить эти ароматных волос никому…

Зайдель не был сентиментален – не то ремесло, чтобы иметь возвышенные чувства. Просто обидно стало – нет больше красивой женщины, с которой при желании можно было бы сговориться. У дам, служивших в Эвиденцбюро, предрассудков по этой части не имелось.

– Но Клара оставила хорошее наследство, – заметил он, имея в виду папку с бумагами.

– Да. Я не был уверен, что Крот нам пригодится, ведь и кроме него были источники информации. Но после того, как Клара со Щеголем утонули, а Атлет с Птичкой сели за решетку…

– После этой беды мы многих источников лишились, и настало время Крота. Но, господин Ронге, раскопать секрет Крота при желании может всякий, кто не пожалеет денег. И тогда Крот станет снабжать сведениями того человека, а нам достанется то, что он сочтет нужным сообщить.

Зайдель был умен – не стал показывать начальству, что в новой шахматной партии видит на два, а то и на три хода дальше.

– Наши драгоценные союзники, – сразу понял Ронге.

Союзницей Австро-Венгрии была Германия, и союзницей давней – Тройственный союз, куда входили эти два государства и еще Италия, возник тридцать лет назад. Италию в него, правда, затащили с немалым трудом. Этот трюк проделал Бисмарк, ухитрившись поссорить Италию с Францией. Именно на Францию он был нацелен изначально, хотя возможная война с Россией тоже предполагалась. Но Италия была ненадежным союзником и отказалась оказывать военную помощь Германии и Австро-Венгрии, если одним из противников будет Великобритания. Англичан итальянцы сильно боялись – итальянские берега были слишком уязвимы, а флот Англии – слишком силен. Да и вообще – Италия гарантировала лишь свой нейтралитет в случае русско-австрийской войны.

Итальянские политики отчаянно лавировали – и Тройственного союза не покидали, и пытались наладить хоть какую дружбу с Францией. Потому что таможенная война, которую Франция объявила Италии, немногим лучше настоящей, с винтовками и пушками. В настоящей гибнут всего-навсего солдаты, а в таможенной гибнут деньги…

Пойдя на многие уступки, Италия заключила с Францией торговый договор. И Ронге подозревал, что итальянцы потихоньку снабжают французскую разведку сведениями о планах и тайных действиях Тройственного союза, которого Италия не покидает. И, если начнется война, Италия – весьма ненадежный соратник.

Так что Ронге хорошо понял Зайделя. Итальянский агент – теоретический агент, но где гарантия, что он уже не прибыл в Ригу? – может, собирая ценные сведения, даже не знать, как ими в конце концов распорядится начальство. Возможности такие: первая – сведения будут честно переданы немцам или ведомству Ронге; вторая – сведения будут переданы французской разведке, которой тоже любопытно, как на самом деле готовится к войне союзница Франции Россия; третья – сведения будут переданы русским вместе с источниками этих сведений, чтобы русская контрразведка ликвидировала дырки, из которых просачивается информация.

– У русских есть поговорка – «купить кота в мешке», – сказал Зайдель. – Она мне нравится. Я видел в журналах фотографические карточки – русский рынок в провинции и мужик в лаптях, с бородой, настоящий русский мужик, продает нечто в мешке. Если открыть мешок – животное убежит. Приходится покупать, не глядя. Значит, покупатель увидит этот товар только дома, в комнате, и тогда поймет, какого цвета животное, кот это или кошка. Италия сейчас – «кот в мешке». Мы ее приобрели, покупка стоила денег, а что там, в мешке, на самом деле – мы узнаем, когда начнется война.

– Благодарю, – ответил Ронге. – Очень удачное сравнение. Кстати – удалось найти второго переводчика?

В Эвиденцбюро поступали кипы газет со всей Европы и даже кое-что из Америки. Все это следовало анализировать, выкапывая из пудов ахинеи крупицы важных сведений. Положим, французский язык знает каждый хорошо воспитанный офицер, но итальянский – разве что ценитель оперы. Хороший переводчик с английского – тоже не каждый день попадается. А ведь еще требовались переводчики с турецкого и с тех невразумительных славянских языков, что процветают на пространстве от Варшавы до Софии.

– Есть одна пожилая дама, – неуверенно сказал Зайдель.

– Дама?

Эту переводческую породу Ронге сильно не уважал. Старые девы, в юности обученные языкам, были дешевой рабочей силой у издателей – за гроши переводили романы, меньше всего беспокоясь о качестве и точности. Потому Ронге и удивился предложению Зайделя.

– Вдова полковника Хофмана.

– Хм…

– Большая патриотка.

– Но дама.

– Но патриотка.

– Но дама, Зайдель! Существо изначально безмозглое… Хотя…

– Итальянский язык знает в совершенстве – готовилась в певицы, имела дивной красоты меццо-сопрано, я узнавал, могла бы петь во всех операх Пуччини и Верди. Но предпочла брак и звание верной жены и хорошей матери.

– Достойное решение.

– Продолжает давать уроки пения и фортепиано. Пенсия за покойного мужа невелика. И вот, с одной стороны, превосходное знание итальянского, а с другой – дама остается дамой… Но другой кандидатуры у нас пока нет.

– Вот что, Зайдель, приведите ее ко мне. Хочу сам с ней побеседовать…

Зайдель чуть заметно улыбнулся.

– Будут еще распоряжения? – спросил он.

– Да. Телефонируйте господину Фрейду. Пусть отвлечется на минутку от своих истеричных пациенток и ответит на вопрос…

Зайдель чуть ли не из воздуха достал блокнот и карандаш, чтобы записать вопрос.

– …какой извращенной фантазией нужно обладать, чтобы назвать аэроплан «Дельфином»?

– Господин Ронге изволит шутить?