– Нет, главнокомандующий просил передать – он будет ждать вас в любое время. Мы пришлем вам машину.

– Хорошо, я готов быть у вас в шесть часов.

Сотрудники подняли головы, в глазах мелькнуло восхищенное любопытство. Тщеславие Жюля было удовлетворено.

В условленное время штабная машина стояла у подъезда, мощная, широкозадая и, вероятно, очень выносливая. Специально приспособленная для войны. Уже смеркалось, когда тронулись в путь. Жюль подумал: как рано темнеет! В городе сумрак казался особенно густым – дома темнели в последних отсветах дня. Машина шла в юго-восточную часть города. Жюль понял – едут они в замок Венсенн, в главную ставку армии. Когда выбрались из города, стало совсем темно. Всю дорогу Жюль изумлялся поистине кошачьей зоркости шофера, сидевшего впереди.

В неясно темневшей громаде средневекового замка Жюль сначала не узнал Венсенна, хотя частенько бывал здесь на загородных прогулках в лесу, уходящему к югу от замка. Шофер притормозил машину. В безмолвной тишине вечера под колесами зашуршал гравий. На какое-то мгновение в распахнувшуюся дверь на ступени упал луч света, мелькнул силуэт часового, и чей-то вежливый голос спросил:

– Месье Бенуа? Прошу вас!

Жюль прошел следом за капитаном через сводчатый высокий зал. Поднялись куда-то по каменным истертым ступеням, и адъютант, повторив еще раз: «Прошу вас!» – распахнул перед ним тяжелую дверь.

Бенуа очутился в просторной, ярко освещенной комнате с зашторенными окнами. Гамелен поднялся навстречу. Старческие, чуточку настороженные глаза светились приветливой улыбкой. Генералиссимус был одет просто – в полевую форму, на ногах коричневые обмотки. Он походил на каптенармуса. Гамелен будто бы рисовался подчеркнутой простотой одежды и казарменным видом своего кабинета.

– Извините, мы здесь живем по-солдатски. Война есть война, – сказал он. Предупредительно подвинул к Бенуа деревянный стул. – Я получил ваше письмо – вы хотите побывать на фронте?

– Да, но предварительно хотелось бы познакомиться с обстановкой. Могу я задать вам несколько вопросов?

– Конечно, только, как говорят у вас, журналистов, без блокнота, для личной информации.

Жюля интересовала основная проблема: удастся ли сохранить то символическое состояние войны, которое продолжается больше полугода? Теперь едва ли кто верил, что на Западном фронте развернутся активные боевые действия. Бенуа тоже был в этом уверен – с немцами делить нечего, но он хотел получить подтверждение из авторитетных источников.

– Видите ли, я только солдат, – ответил Гамелен, разглядывая кончики пригнутых к ладони пальцев, он избегал глядеть в лице собеседнику. – Когда шепчутся дипломаты, пушки не должны им мешать. Так мы и делаем. В этом отношении вы больше меня в курсе событий. Но я думаю... – Главком остановился в нерешительности и украдкой, быстро посмотрел на Бенуа: «Сказать или не сказать? Сказать!» – Думаю, что с приездом мистера Уэллеса из Вашингтона положение проясняется. Кажется, немцы не будут препятствовать высадке наших войск в Нарвике... Скажу вам по секрету, что военные транспорты по первому приказу готовы выйти в Норвегию. Экспедиционный корпус мы сумели сформировать на два месяца раньше того, что было обещано Маннергейму. Как видите, где нужно, мы умеем быть оперативными...

Хотя главком и задумался перед тем, как посвятить Бенуа в военную тайну, но подготовка экспедиционного корпуса для отправки в Финляндию давно не представляла секрета. Во всяком случае, для Бенуа. Французский экспедиционный корпус в пятьдесят тысяч человек уже две недели как сосредоточился в северных портах Франции. Ждали только сигнала грузиться на транспорты. Вместе с британским корпусом в сто тысяч штыков экспедиционные силы союзников насчитывали с десяток дивизий полного состава. Полагали, что высадка их в Петсамо сразу изменит обстановку в Финляндии.

Бенуа также знал, что союзный Верховный военный совет, заседавший в Лондоне еще в декабре месяце, поручил Гамелену подготовить финляндскую операцию. Главком гордился заданием, он самоуверенно говорил: вот если бы ему поручили командовать корпусом! Он мгновенно расшвырял бы в Финляндии большевистские орды и через две недели вышел бы к Ленинграду.

Жюль вспомнил об этом и поглядел на главкома. Нет, Гамелен, оказывается, не такой уж добрячок со своими голубыми, чистыми глазами и рыжеватым пушком на голове...

– Я читал ваши статьи, месье Бенуа, – продолжал главком, – они помогают осуществлять нам главную стратегическую линию. Финляндия будет тем пластырем, который оттянет войну на восток. На следующей неделе транспорты выйдут в море.

– Но это не ослабит наши силы на западе? – задал Бенуа наивный вопрос. – Я говорю теоретически... ну, если, предположим, Гитлер вздумает начать наступление.

Гамелен снисходительно улыбнулся:

– Я готов заплатить фюреру или любому из его генералов миллиард франков, тому, кто начнет наступление! К сожалению, Гитлер не столь глуп, чтобы броситься на такую авантюру. Линия Мажино – это твердый орешек. Знаете ли вы, что атакующий, желая сломить оборону противника, должен иметь втрое больше пехоты? – Гамелен принялся расхаживать, как на кафедре в Сен-Сире – он читал там лекции по военному искусству. – А превосходство в артиллерии должно быть в шесть раз, количество боеприпасов в двенадцать раз... Извините, что я читаю вам лекцию, но это плоды моих полувековых размышлений.

– Нет, нет, прошу вас! Это необычайно интересно и важно! – Бенуа всячески старался поощрить разговорившегося главкома.

Гамелен будто размышлял вслух, любуясь и увлекаясь логикой своих рассуждений. Он привел пример: немцы за восемнадцать дней наступления израсходовали в Польше половину запаса бомб. Создавали его годами, израсходовали в две недели. Но Франция – это не Польша. Для трехкратного превосходства в живой силе немцам нужно иметь минимум триста дивизий. Где он, Гитлер, возьмет их? Вот почему для союзников ровно ничего не значит отправить десяток дивизий в Финляндию.

Светлые глаза генералиссимуса были устремлены в потолок, лицо порозовело. Его возбуждали собственные слова. Он перестал быть непроницаемым, каким показался в начале разговора.