На худой конец, если бы не удалось с газетой, можно было бы уехать в Фалез, к тестю. Жюль уверен, что месье Буассон и сейчас не откажется принять его в дело. Не все ли равно, политика или виноторговля! Немцы пьют не меньше французов. Им тоже можно продавать и шартрез, и бургундское. А теперь вот все рухнуло. Теперь в глазах нового правительства он преступник, политический эмигрант. Во Францию дорога отрезана. Поди-ка вернись туда! Для немцев он тоже враг – посадят в два счета.

Так думал недавний международный обозреватель Жюль Бенуа, выплеснутый волной событий на английский берег. В тесной приемной он ждал встречи с генералом де Голлём.

Штаб «Свободной Франции» разместился в сером, унылом доме торговой фирмы «Сен Стефен Хауз». Бенуа долго искал его. В гостинице портье объяснил, как попасть на шоссе Эмбенклемент, – это недалеко, на Темзе. Но Бенуа сбился с пути близ Вестминстерского моста. Языка он не знал, спрашивал у прохожих, и те непонимающе пожимали плечами. Вскоре начался налет, в воздухе над Темзой разыгрался воздушный бой, где-то в отдалении ухнули взрывы. Набережная опустела. Жюль тоже нырнул в какой-то подъезд. Налет еще больше его расстроил. Противно сосало под ложечкой. Не было печали – уехать от бомбежек во Франции и угодить под них в Лондоне! В Париже теперь все спокойно... Угораздило же сделать такую глупость!

Налет продолжался недолго. Жюль вышел из своего убежища. За рекой горел сбитый самолет, не то немецкий, не то английский. Черные клубы дыма столбом подымались в воздух. Рвались патроны. Приглушенный треск отчетливо доносился с другой стороны Темзы. Бенуа опасливо оглядывался – как бы не зацепило... Улица заполнилась пешеходами, они шли, не обращая внимания на сбитый самолет. Значит, не опасно. Остановился в раздумье: куда же идти?

С ним поравнялся человек в форме французского морского офицера. Левую руку он держал на черной косынке, перекинутой через шею.

– Не скажете ли вы мне, как пройти в штаб генерала де Голля?

– Не слишком ли вы откровенны, месье? Существует военная тайна. Мы находимся с вами в чужой стране.

Жюлю не понравился поучающий тон офицера. Но что делать! Он был рад, что в толпе озабоченных лондонцев встретил француза.

– Извините, но я только вчера приехал в Лондон. Здесь очень трудно без языка.

Офицер ответил более мягко:

– Тогда понятно. Вам нужен штаб «Свободной Франции». Идемте.

По дороге они познакомились. Офицер представился – капитан Лекруа, командир субмарины «Сюркуф».

– Бывший командир, – добавил Лекруа. – Лодка интернирована в Плимуте, стоит под охраной шотландских стрелков. Она в надежных руках. – Капитан иронически улыбнулся, кивнул на свою руку. – Это мне кое-чего стоило.

Бенуа не понял, о чем говорит капитан. Хотел спросить, но не успел. Капитан Лекруа сказал:

– Вот мы и пришли.

Штаб оказался совсем рядом. Высокое здание выходило фасадом на шоссе, тянувшееся вдоль Темзы. Недалеко от Вестминстерского моста. Оказывается, Жюль все время бродил вокруг штаба.

Лифтер в поношенной ливрее поднял их на третий этаж. Прошли длинным, узким коридором.

– Вам сюда, а я должен зайти еще в управление морских сил. Мы с вами встретимся. – Лекруа указал на тупичок, аппендиксом уходящий вправо от коридора. – Зайдите сначала к адъютанту. Его фамилия де Круссоль. Жофруа де Круссоль.

В приемной де Голля стоял стол, заставленный батареей назойливых телефонов. Длинный, худой лейтенант-кавалерист с маленькой головой и огромным носом метался от телефона к телефону.

– Мадам Катру? Вы жена бригадного генерала?.. Да, но генерал занят... Говорит по другому телефону... По важному вопросу?.. Хорошо, хорошо! Прошу вас, позвоните через пять минут. – Адъютант схватил другую трубку. Зазвонили еще два телефона.

Бенуа ждал, когда лейтенант освободится. Ждать пришлось долго. «Не родственник ли он графини де Круссоль? – пронеслось в голове Бенуа. – Может, она тоже здесь? Через нее можно было бы установить связи».

Наконец наступила короткая телефонная пауза. Лейтенант облегченно вздохнул. Бенуа назвал себя.

– Прошу посидеть. Я доложу генералу.

Снова задребезжали телефоны. Жюль сел на конторский стул.. Иной обстановки здесь не было, только диван, дубовый, отполированный задами, как на вокзале. На нем сидели еще несколько посетителей. Вскоре вошел Лекруа, оглянулся, где бы присесть, вышел в коридор и через минуту вернулся со стулом. Подсел к Бенуа.

– Пока воюем в приемных, скажу я вам! Адмирала Мизелье опять нет. – Капитан был чем-то раздражен. – Третий раз нет.

Придется доложить генералу де Голлю. – Он плотно уселся на стул, всем своим видом давая понять, что будет сидеть здесь хоть до самого вечера, но своего добьется. – Вместе с патриотизмом мы привезли в Лондон и свой бюрократизм. Пока что-то сделаешь, надо потратить неделю. Потом выясняется, что все не так и надо начинать сначала... Но мы не можем же сидеть сложа руки, как английские приживалки! Надо действовать, если серьезно думать о Франции. Не так ли? – Лекруа искал единомышленника. – Нам нужна своя территория, своя база. В Англии осталось десять тысяч французских моряков, готовых сражаться. Они требуют этого. Но пока что территория «Свободной Франции» ограничена площадью трех комнат в английской торговой фирме. Скажите: разве не могли бы мы высадиться в Северной Африке и оттуда начать борьбу? Генерал де Голль думает так же, но...

Капитан Лекруа говорил о своем, наболевшем, но Бенуа плохо слушал его. Сейчас Жюля меньше всего интересовало, что думает его собеседник, каковы его планы. Кому это все нужно? Жюль попал сюда, как каплун на вертел. А капитан, видать, забияка, рвется в драку. Не лучше ли примириться с немцами? Петен более трезво смотрит на вещи. Если так получилось, надо приспосабливаться. Обозревателя не оставляла точившая его мысль, что он совершил непоправимую глупость.

Так прошло с полчаса. Дребезжали звонки, адъютант с яростью рвал трубки, исчезал в кабинете де Голля и снова метался среди телефонов. Появлялись новые посетители, штатские и военные. Перед одними адъютант услужливо распахивал двери кабинета, других просил посидеть. На Бенуа лейтенант-кавалерист, казалось, не обращал никакого внимания. Это уязвляло самолюбие. Жюль не вытерпел и снова подошел к столу: