С тех пор прошло без малого полтора десятка лет, и Кингтон оставался верен себе. Он вел замкнутую, тихую жизнь, только раз в год приглашая старых друзей – в день рождения королевы Виктории. Но друзей становилось все меньше. Иные уходили из жизни, другим надоедали его чудачества.

Сначала совершенно случайно, листая комплект старых газет, Кингтон остановил внимание на событиях полувековой давности – королева Виктория провозглашена императрицей Индии. Чтение старых газет перешло в привычку, потом в потребность. Он стал жить прошлым, превратив его для себя в настоящее. Каждый день старый лакей подавал в библиотеку газеты, датированные тем же днем, но сорокалетней давности. Новое летосчисление Кингтон начал с пятидесятилетнего юбилея царствования королевы. Он почти совпадал с празднованием ее дня рождения – тоже в мае.

И странное дело – Кингтона все больше начинали волновать события, изложенные в газетах. Он вновь переживал то, что происходило в мире в годы его юности и зрелого возраста. Но события теперь не огорчали его. Старик разделял точку зрения кабинета ее величества королевы Виктории. Пожелтевшие газетные листы сообщали о присоединении Бирмы, захвате Нигерии. Кингтон одобрял это – хорошо, империя расширяется. К власти пришел Солсбери. Отлично! Кингтону импонировала властная рука нового главы правительства. Все это успокаивало, поднимало настроение. Полковник в отставке запретил показывать ему современные газеты. В его доме не должно быть ни клочка раздражающей писанины.

После завтрака Кингтон удалялся в библиотеку и проводил здесь время до ленча. Читал, изучал материалы Коллегии геральдики. Он мог бы свободно стать ее экспертом. В голове старого аристократа сохранялись родственные связи и перекрестия аристократических родословных, восходящие и нисходящие ветви коронованных особ, герцогов, история их жизни, даты рождений, браков, смертей. Стюарт Кингтон с интересом разглядывал рисунки и фотографии. Проявлял недовольство, что во дворце китайского богдыхана, в Цзин-цзин чене – Пурпурном дворце, на просторном троне сфотографировались европейские послы. Снимок относился к временам боксерского восстания. Китайский трон послы облепили, как мухи. На переднем плане испанский, французский. Но где же англичане? Британия играла первостепенную роль в разгроме дайцзюней – участников боксерского восстания. Кингтон ворчал, усматривал в фотографии подрыв британского престижа на мировой арене. Новые вести восстановили нарушенное равновесие – Англия получила свое в Небесной империи.

Вызывала на размышления и другая новость – французы спустили на воду первую подводную лодку Густава Зеде. В тиши кабинета Кингтон прикидывал, не отразится ли это на могуществе британского флота. Он строил планы заполучить чертежи с помощью агентов Интеллидженс сервис.

Кингтон искренне умилялся, что у королевы Виктории уже сорок внуков и тридцать правнуков. Гордился и наполнялся патриотическим чувством – многочисленным потомкам королевы принадлежит чуть не половина всех престолов Европы. Плодовитость британской королевы привлекала особенное внимание Кингтона. По этому поводу он вынашивал и разрабатывал свою теорию. Начал даже писать трактат о мировой монархии. В самом деле, может же прийти такое время, думал он, когда все престолы будут связаны родственными узами. И тогда на большом семейном совете можно прийти к единому мнению об избрании монарха мира.

Конечно, датчане тоже поставляют принцесс в жены монархам, но королевская династия англосаксов имела бы все основания выдвинуть своего претендента на мировой престол. Кингтон делал вывод – королевская семья должна быть многодетной. В пример он снова ставил королеву Викторию – она родила девять детей.

Для своей теории Кингтон придумал термин – монархический космополитизм. Название понравилось ему. Он приводил примеры: жена нового короля Эдуарда VII – родная сестра русской государыни Марии Федоровны, дочь королевы Виктории – вдовствующая императрица Германии. Стало быть, есть все основания рассчитывать на улучшение англо-русских отношений, на взаимопонимание с Германией. Но, вопреки теории Кингтона, отношения Британии и России не улучшались, наоборот, возникали новые противоречия, трения в Афганистане, Китае. То же с Германией. Не помогло даже то, что германский император стал английским фельдмаршалом. Кингтон искал причины возникающих трений и находил их все в том же – в отсутствии единой монархии мира.

– Что такое войны? – Кингтон задавал вопрос своим редким слушателям и сам отвечал: – Они возникают в результате непослушания одних другим. Монарх мира устранит причину распрей.

Кончина королевы Виктории повергла Кингтона в печаль и фиолетовый траур. Она умерла сорок лет назад, но Кингтон вновь прочитал об этом совсем недавно, в январе этого года. В памяти встали горькие воспоминания. Он сопровождал тогда траурный кортеж. Гроб везли на лафете, перенесли в яхту. Лондон стал фиолетовым – новый король объявил этот любимый матерью цвет цветом траура. В знак траура офицеры носили сабли под мышкой, шли колонны солдат с ружьями под мышкой.

Стюарта Кингтона охватило смятение еще большее, чем сорок лет назад. Умудренный опытом, он глубже переживал кончину золотого века. Раздваивалось сознание – в траурном «Таймсе» вычитал и свою фамилию. Его упоминали среди присутствовавших на погребении, но сейчас он же, Кингтон, переживал смерть королевы в своем кабинете, уединившись от мира. Что же делать? Кингтон, как пророк Иеремия, угадывал будущее, знал, что с кончиной королевы Виктории начнется закат империи. Как быть ему, уже переселившемуся однажды в прошлое? Зарыться вновь, как в песок, но в более глубокое и отдаленное былое?

Спокойствие, которое Кингтон обрел за последние годы, снова нарушилось. В таком состоянии нашли его друзья Самуэль Хор и более молодой лорд Эмерли, посетившие его в традиционный день рождения королевы Виктории. Кингтон говорил, а гости слушали молча.

Лакей доложил – прибыл Кингтон-младший с супругой. Все поднялись и перешли в зал. Уже на ходу продолжая воспоминания, старик сказал: