— Нет.

— Простила?! — удивленно воскликнула генерал, не веря своим ушам. — Да она же потом опять решит, что Хильда не отомщена и еще чего удумает.

— Нет, не простила, — фыркнула Люция, отворачиваясь. — Я ее подальше отправила. Вместе с ее любимой Хильдой.

— Вернется еще, — прошептала Алиса, но императрица как-то особенно хитро усмехнулась.

— Не вернется, — с полной уверенностью в своей правоте.

Генерал кивнула, в конце концов, не спорить же, что оторвать оленихе голову было бы самым разумным решением. И желательно бы оторвать эту голову лет так пятнадцать назад.

Императрица повертела на пальцах записку.

— Да и есть еще одна причина, почему я осталась. Химарина дочь прибудет завтра, — она растянула бумажку и отпустила, чтобы та, спружинив, свернулась обратно.

— Поэтому я здесь? — сообразила Алиса, но к ее удивлению императрица мотнула головой.

— С кошками я сама справлюсь, а для тебя у меня два приказа в связи с тем, что произошло, — она выбросила записку за трон и подняла аккуратные бумаги уже с подписью и печатью.

Алиса с опаской глянула на них, но прочесть не смогла и слова. Нервно облизнула губы и спрятала чешущиеся руки за спину.

— Во-первых, беглых ангелов надо найти и доходчиво им объяснить, что предателями они больше не считаются, они вольны остаться в своих округах, если согласны при этом служить мне. Никто не заберет их от семей, никто не заставит служить на другом конце империи. Остальным нужно тоже дать это право и грамотно всех распределить, — хмыкнула она и потрясла одним из договоров. — Это твое назначение на должность Верховного Магистра Имагинем Деи. И ангелы, и охотницы отныне — твои подчиненные, а вектор с веры я смещаю на охрану порядка в моей империи и обучение всех и каждого.

Генерал открыла было рот, чтобы сказать, что такой чести она наверняка не заслуживает. Да и такая ответственность, такие обязанности. Но только облизнула раздвоенным языком губы и тяжело сглотнула. Запахи тут же, будто нарочно, облизали глотку. Едва уловимый, но знакомый — запах дикой хищной птицы, он как будто впитался в лебединые крылья Изабель с сосуществованием с Люциферой; запахи бумаги, свежих чернил, ткани, тела, волос, влажных крыльев; резковатый и густой запах Рауна, даже терпкий — самую малость, от документов; мягкий, дурманящий, родной — паучишки Евы, ее волос, ее рук, кожи, паутины — от плаща.

Выдохнула она уже с трудом. Уставилась на пол, пытаясь подавить эти ощущения, спрятать язык, свернуть его, закусить, да хоть проглотить.

Императрица, словно ничего и не заметив, продолжала:

— Во-вторых, ящерицы не живут столько, сколько прожила ты, — скептически подняв одну бровь, произнесла императрица.

Генерал, опешив, даже не знала, что на это сказать. Пожалуй, единственной причиной столь долгой жизни было обучение у шисаи. Целый комплекс лечения не лепры даже, а всего организма. Яды, не убивающие, лишь стимулирующие. Тренировки-тренировки-тренировки, поддерживающие силы. Практики кошек, воды Самсавеила. А кроме всего этого — лишь воля к жизни, лишенная страха смерти.

Алиса только развела руками, не придумав ответа. Императрица продолжала.

— Я найду тебе замену среди молодого поколения, ты и сама можешь найти преемника или преемницу и обучить тому, что сочтешь нужным. Заодно это объединит ангелов и охотниц в одно целое, важность крыльев переоценена.

— А я — куда? — смятенно пробормотала Алиса и почесала руки через перчатки.

— Отдыхать. Как сочтешь нужным, я не стану ставить условий. Никаких. Просто отдыхать, ты заслужила, — пожала плечами императрица и положила оба назначения на колени.

Не выдержав, генерал зубами стянула перчатки, бросила их на пол и принялась чесать руки. Спиленные когти царапали маленькие незаметные чешуйки на тыльной стороне ладоней, но от этого было не сильно легче.

— Прежде, чем ты дашь ответ, я хочу, чтобы ты поняла одну простую вещь, — императрица встала с трона и медленно спустилась к Алисе. — Я хотела бы дать тебе то, чего ты действительно хочешь, в чем по-настоящему нуждаешься. Если служение твоим подопечным сделает тебя счастливой, по-настоящему счастливой — служи им до самой смерти, я буду благодарна. Если ты хочешь как Химари спокойно и тихо дожить эту жизнь — живи без служения, я не обижусь и буду только рада за тебя.

— Люция, — прошептала Алиса и до крови закусила губу. Склонила голову, едва не сгорбилась вся, пытаясь совладать с собой.

— Что ты выберешь? — Люцифера подошла ближе и, протянув назначения, попыталась заглянуть генералу в глаза. Та отворачивалась, едва не пятилась. — Тебе дать время?

— Можно я просто останусь? — выдавила из себя Алиса. — Не прогоняй меня. Можно я просто буду рядом с тобой? — голос дрожал, руки едва не горели. — Просто ходить за тобой, просто смотреть на тебя, просто быть с тобой. Пока не умру. Ты позволишь? — губы дрожали, зубы стучали. — Мне не нужно ничего. Я просто, просто… я просто…

Крылья сомкнулись над ее головой, пряча в пологе.

— Можно.

Прохладные руки легли на плечи, притянули к себе, погладили по волосам, собранным в косу.

Алиса послушно шагнула, под сапогами смялись документы. Положила голову Люцифере на плечо, обняла за спину, скользнув пальцами в пух на спине и маленькие перышки. Их странная легкость и нежность так сильно контрастировала с жесткими ребрами корсажа, сдавливающего крылья.

Несмело облизнула губы. Люция, как всегда, пахла пряными травами. И даже от этого запаха становилось тепло. От самого ее присутствия — спокойно. От мерного дыхания на ухо — легко и умиротворенно. Не отпускать. Никогда и ни за что.

— Я люблю тебя, — прошептала Алиса, вжимаясь всем телом, словно боялась, что оттолкнут, прогонят. Тихо-тихо, словно боялась, что услышат.

***

Когда за бортом корабля хлопнули две пары крыльев, Нойко почувствовал, как сердце рухнуло в пятки. Тревога и волнение перед предстоящим путешествием сменились нечеловеческим ужасом и ненавистью. Куда бежать? Как прятаться? Что делать? Или выйти и порвать с этим раз и навсегда?

В голове вдруг стало абсолютно чисто. Нойко на подкошенных ногах рухнул на палубу и, задрав голову, посмотрел на небо. Нежное, персикового цвета в предрассветных лучах солнца. Сонные рваные облака проплывали где-то высоко, и хотелось взлететь с места к ним. Глотнуть влажного воздуха, надышаться их свежестью, легкостью, свободой.

— Но-о-ой! Ной! — тень легла на лицо, знакомый силуэт закрыл небо. — Там тебя просят спуститься.

Луана стояла, уперев руки в бока, где начинались щупальца, и покачивала бедрами из стороны в сторону.

— Но-о-ой! — повторила она и, сложив губы, смешно сдула челку со лба.

— Кто? — насилу смог он выдавить из себя.

Луана скривила губы в презрительной ухмылке и, наклонившись, коварно прищурилась.

— Не твоя императрица, не бледней, как медуза, — фыркнула она и подала щупальце. — Пошли давай, чего расселся.

У самых досок, ведущих с кораблика на пирс, осьминожиха убрала щупальце. Задумчиво посмотрела на незнакомок и, что-то пробурчав себе под нос, удалилась. Но совсем недалеко. В нескольких метрах от брата она свесилась с бортика и, зацепившись щупальцами, осталась лежать на деревянном краю и болтать в воздухе ногами. Но куда больше ее занимао то, что творилось на берегу.

Главу охотниц без формы было не узнать. Из привычного обмундирования остались только удобные сапоги, посох и нож на поясе. Плотные каштановые штаны и кожаная куртка шли ей куда больше серой формы охотниц, но для Нойко казались непривычными. Как будто чужими. Хотелось накинуть на плечи Киры старый плащ, подбитый оленьим мехом, и закутать ее в него, спрятать.

Она оставила пегаса, навьюченного не хуже осла. Забрала только лиловые часы Хильды и, зажав их подмышкой, осторожно подошла к цесаревичу. Поклонилась и, выждав паузу, посмотрела ему в глаза. Открыла было рот, но не смогла сказать ни слова.