— Хорошо, я отправлю. Что-то или кто-то еще? — выкинув мельчайшие клочки бумаги в окно, Лион проследил взглядом за тем, как их унес ветер.

— Ты, — Изабель обняла его и, обхватив за пояс, боднула лбом в плечо. — Ты моя гавань.

— Ты — моя пристань, — он поцеловал ее в лоб и погладил по волосам. — Я полечу с Рауном. Дождись нас.

— Обязательно, — Бель забралась на подоконник и, сложив крылья, нырнула в окно. — Пожелай мне удачи!

— Удача никогда не была тебе необходима, — ветер сорвал его слова и разнес по небу. — Ведь ты — совершенство, и тебе завидует сам бог, — Лион захлопнул окно и остался в тронном зале один. Надо было успеть все как можно быстрее.

#23. Маска срывается — суть остается

Тихо тлела нодья, изредка потрескивая. Нойко просоночно метался на постели из собственных крыльев. Его бросало в холод, и он сворачивался, подобрав ноги, и укрывался всеми сразу. Зубы все равно стучали, пальцы мерзли невыносимо, и даже тепло от костра не спасало. Его бросало в жар, и он лежал, крыльями нараспашку, и смотрел на звезды, пытаясь надышаться прохладным ночным воздухом. Изредка засыпал, чтобы потом снова проснуться. Явь от сна перестала отличаться, но он даже смирился — так было не первую ночь.

Иногда ему казалось, что кто-то ходит вокруг нодьи. Но он, просыпаясь, всякий раз не находил никого. А после даже перестал обращать на это внимание, зная, что незнакомцы у костра ему лишь снятся в болезненном бреду.

Нодья тихо зашипела, переставая гореть. Выхватила светом одинокую фигуру и практически полностью потухла. Нойко равнодушно смотрел на нее в упор, зная, что это лишь сон. Никого рядом нет.

Фигура медленно, будто крадучись, подошла к перегоревшим поленьям и, пощелкав пальцами, создала вокруг кисти лиловое пламя. Огонь перекинулся на угли и заплясал, разрастаясь до костра. Тогда Нойко смог разглядеть гостью. Именно такой он видел ее сотни раз на кладбищах. Старая серая форма охотниц лежала по крепкой фигуре, где-то даже чересчур очерчивая мышцы. Длинные русые волосы, собранные в высокий хвост, шевелились от любого порыва слабого ветерка. Огонь светом плясал по высеченному, будто мраморному, лицу — тонкому носу, резкому контуру губ, диким глазам хищной птицы. Гарпия. Фурия. Не было только крыльев, но Нойко помнил, что она их отрубила сама, так говорила когда-то Алиса.

Люцифера стояла возле костра и спокойно смотрела на Нойко. А он боялся дышать, не понимая, снится она ему или нет.

— Мам, — просипел он, с трудом поднимая тяжелую голову. — Мама?

Она встрепенулась, поняв, что он видит ее и, круто развернувшись, убежала.

— Ты снова меня бросаешь, — свернувшись в комок, прошептал он и укрылся крыльями. — Снова. Снова ты.

***

Каменистая почва резала стопы через истончившуюся подошву. Соленый воздух, набегавший со стороны моря, неприятно касался кожи и как будто застревал в перьях. Нойко медленно брел по пустынному полю в сторону пролеска, с трудом переводя дух после каждых ста метров. Крылья уже не держали — слишком тяжело. Волочились только неподъемной ношей, цепляясь за все подряд и сгребая всякую грязь к пяткам.

Периодически еще потряхивало, но то ли это было остаточным от пережитой болезни, то ли те травы, случайно найденные у костра поутру, были не так уж полезны. Да и случайно ли они были найдены? Не единожды. Где-то в глубине души теплилась надежда, что это была забота Люциферы.

Откашлявшись, Нойко покрепче прижал к груди мешочек с крылатой куклой. Огляделся, всматриваясь в горизонт из-под опущенных век. Море было едва видно. Скалы горного хребта, утопающего в океане, щерились острыми сколами даже отсюда. Где-то в этом краю была Люцифера, Нойко чувствовал это. Знал. Предвкушал.

В нескольких метрах от него нежилась под солнцем львица. Спокойно лежала, будто спала, положив морду на вытянутые лапы. Искоса наблюдала.

Нойко, остановившись в нескольких метрах от нее, опасливо попятился. И как вообще умудрился так поздно заметить — белая шкура на зеленой редкой траве выделялась так, что пройти мимо и не заметить невозможно.

Дикая кошка молча посмотрела на цесаревича, щуря лиловые глаза. Неспешно зевнула, продемонстрировав ряд острых зубов, и разлеглась поудобнее, прильнув к земле. Нападать не собиралась, просто следила.

Цесаревич принялся аккуратно ее обходить, не теряя из виду на всякий случай. И, оказавшись впереди нее, остановился.

Белые львицы не живут у моря. Белые львицы вообще почти не встречаются в природе. И у них однозначно не бывает лиловых глаз.

— Госпожа Химари, — прошептал он, пытаясь сопоставить воспоминания о ней с увиденным. Шисаи редко навещала Ангельский град, и то по большей части ее интересовал Райский сад, а сам Нойко всего единожды бывал в храме у моря. Зато помнил вполне.

Львица неторопливо встала, вытянула передние лапы, затем потянула задние и, тряхнув головой, направилась к Нойко. Узнавание дошло быстро — косой шрам на морде, зажившие рубцы на ребрах, поломанный хвост — сомнений быть просто не могло.

Не дойдя нескольких метров, львица остановилась и, опершись на задние лапы, поднялась уже женщиной. Львиные лапы остались теми же, поломанный хвост и уши не изменились. Белое с алым кимоно опало до земли, спрятав черные штаны, подвязанные под коленями. Перевязь катан легла под руку, ритуальные ножи — вдоль широкого пояса.

— Тебе уже лучше, Ной? — мягко спросила она, поправляя изящную заколку в прическе смоляных волос. Пряднула львиными ушами и подошла.

Нойко попятился, прекрасно помня, как дорожила общением с шисаи Изабель. А еще он прекрасно осознавал, что договориться с ней невозможно, она не Алиса и не Кирана, потратившие годы на его обучение. А сбежать — тем более. В бою нет шансов совершенно никаких. Только улететь, но крылья так ныли, что он сомневался, поднимут ли они его в небо хоть на несколько метров.

Смутное подозрение закралось в голову и услужливо подкинуло жалкие крупицы прошлого. Страшную непонятную байку о том, как мама, Люцифера, вместе с Химари мстили. Вдвоем. Они наверняка друг для друга что-то значили. Даже несмотря на то, что однажды воевали друг против друга.

— Ной? — тихо спросила она, вдруг оказавшись совсем рядом — на расстоянии вытянутой руки. Бесшумно.

— Я… Все хорошо, госпожа Химари, — промямлил он, поднимая голову. Она была ниже, и смотреть ей в глаза совсем не хотелось — лучше поверх, как все ангелы на страже.

— В следующий раз я буду писать тебе инструкции к травам — ты их путаешь, — хитро прищурившись, произнесла она. Голос бархатный, будто она вот-вот перестанет говорить и замурчит. — Что ты забыл в этом краю? Совсем один.

Нойко спрятал мешочек с крылатой куклой за спиной под крыльями и медленно попятился от нее, пытаясь решить, как ему быть.

— Так это вы травы подкидывали? — торопливо бросил он, ища взглядом путь к отступлению. Он чувствовал себя птичкой-синичкой, на горле которой вот-вот сомкнутся кошачьи челюсти.

— Да, Люцифера волновалась за тебя, — Химари мягко шла на него, покачивая хвостом из стороны в сторону — из-под полы кимоно выглядывала только кисточка.

Нойко осекся и остановился, как вкопанный.

— О-откуда вы… — просипел он, разом потеряв голос. Откашлялся в кулак, прочищая горло, и посмотрел Химари в глаза. — Вы сказали — Люцифера? — не веря своим ушам, прошептал он, пытаясь унять дрожь в руках.

— Многие мамы пекутся о своих детях, твоя — не исключение, — Химари по-кошачьи наклонила голову к плечу, пряднула белыми, с каемочкой, ушами.

— Вы знаете ее? — задал он совершенно глупый вопрос, на который знал ответ, но хотел его услышать, чтобы поверить в реальность происходящего.

— Я знаю ее гораздо дольше, чем ты живешь, — скептически нахмурившись, бросила она.

— Почему она сама не помогла мне, раз знала, что я здесь? Она же знала, что я ищу ее? Не могла не знать, — Нойко сам подошел к шисаи и окружил ее крыльями, теперь боясь, что она уйдет.