Следующий, кто оказался на его пути, получил сильный удар эфесом по голове, а третьего он просто пнул ногой в зад. Все трое стали падать, но с таким замедлением, что Иван успел еще выбить шпагу из рук четвертого. В следующее мгновение субъективное время Серко стало течь, как обычно, и он увидел, что двое нападавших, схватившись за головы, падают на землю, третий, получивший пинок, врезался в стену дома, а четвертый с удивлением смотрит на свою руку, не понимая, куда делась шпага. Оборонявшийся юноша, сохранявший полное самообладание, воспользовался возникшей паузой и изящным движением проткнул шпагой плечо пятого из нападавших.

   Затем он поднял шпагу вверх и с нескрываемым восхищением посмотрел на Ивана. Тот, небрежно бросив саблю в ножны, повернулся к человеку, у которого он секунду назад выбил шпагу из рук. Мгновение помедлив, тот бросился бежать со всех ног, вызвав громкий хохот Ивана и сдержанную улыбку на лице юноши, который взяв шпагу под правую руку, левой рукой снял с головы шляпу и изящно поклонился своему спасителю.

   Серко приветствовал его в ответ и юноша, не скрывая своего восторга, произнес:

   -Благодарю вас, месье! Теперь я у вас в долгу и поверьте, Шарль д*Артаньян не из тех, кто их долго не возвращает! Но, черт меня побери, если я встречал когда-либо мастера фехтования, который обладал бы, хотя бы сотой долей вашего искусства.

   -Учтивая речь столь молодого человека, свидетельствует о прекрасном воспитании и делает честь не только вам, сударь, но и вашим родителям,- ответил Серко, представившись в свою очередь.

   Когда юноша узнал, что Жан де Люпугрис является приближенным знаменитого принца де Конде, восторг его еще больше усилился и он рассыпался в новых комплиментах.

   Не желая попадаться на глаза ночной страже, Иван предложил д*Артаньяну пройти к нему на квартиру, где привести себя в порядок:

   -Это здесь рядом, буквально в двух шагах.

   Юноша с благодарностью принял предложение и последовал за ним.

   -Знакомьтесь, месье д*Экстирперше ( буквальный перевод прозвища Верныдуба-прим.автора),- представил Иван новому знакомому открывшего дверь квартиры Верныдуба.

   -Д*Артаньян,- в свою очередь назвался юноша, с удивлением и восхищением рассматривая гигантскую фигуру казака. Верныдуб был одет по- домашнему в одной рубахе, тонкая ткань которой не скрывала бугры могучих мускулов на его руках, плечах и спине.

   По случаю неожиданного знакомства у запасливого Верныдуба нашлась бутылка бургундского. В ходе неторопливой беседы казаки узнали, что их новый знакомый, гасконский дворянин, только накануне приехавший в Париж, чтобы поступить в роту мушкетеров короля. Устроившись в гостинице "Козочка" на Тиктонской улице, он вечером пошел прогуляться и заблудился в лабиринте парижских улочек.

   -Ну, а все дальнейшее вам известно,- закончил д*Артаньян, осушив стакан рубинового вина.

   -Но, кто были эти люди, напавшие на вас?- задумчиво произнес Иван, сделав добрый глоток из своего стакана.- На обыкновенных грабителей они не очень похожи.

   - Мне самому показалось, что они приняли меня за другого,- согласился юноша, наблюдая, как Верныдуб ударом ладони вышибает пробку из новой бутылки вина.- Теперь я припоминаю, что прежде, чем напасть на меня, кто-то из них крикнул "сдавайтесь Рошфор!"

   Это имя ничего не говорило Ивану, поэтому после того, как стаканы были опять наполнены, он сменил тему:

   -Я слышал, что рота королевских мушкетеров полностью укомплектована и легче стать пэром Франции, чем быть в нее зачисленным.

   -Да, это правда,- согласился юноща,- но капитан де Тревиль- старинный приятель моего отца. Лет двадцать назад, еще до моего рождения они вместе участвовали в осаде Ла-Рошели под знаменами герцога де Ришелье. А у меня с собой рекомендательное письмо от отца к господину де Тревилю.

   Он похлопал себя по нагрудному карману куртки.

   С учетом позднего времени Верныдуб и Серко не решились отпустить д*Артаньяна одного, проводив до самой гостиницы "Козочка".

   -Господа,- сказал на прощание юноша,- кроме вас, у меня здесь никого знакомых нет. Обещайте, что как только я стану мушкетером, мы с вами отметим это событие.

   -А зачем ждать?- удивился Верныдуб, переглянувшись с Иваном.- Можем продолжить наше знакомство хоть завтра.

   Примерно в это же время в одном из покоев кардинальского дворца, за столом, заваленным бумагами и книгами, сидел мужчина что-то быстро писавший гусиным пером на листе пергамента. Позади него в огромном камине горел яркий огонь. Свет очага падал сзади на великолепное одеяние сосредоточившегося на письме человека, а пламя свечей в канделябрах освещало красную сутану, отделанную кружевами, бледное лицо и высокий лоб человека, который олицетворял собой высшую государственную власть во Франции.

   Дописав последнюю строчку, он еще раз бегло прочел написанное, затем отодвинул пергамент в сторону и погрузился в размышления, подперев голову руками. Кардинал Мазарини, а это был именно он, в ту пору достиг расцвета мужской зрелости и красоты. Являясь полновластным властелином Франции и любовником королевы Анны Австрийской, регентши при малолетнем Людовике XIV, кардинал с каждым днем чувствовал себя все более одиноким и изолированным от высшего дворянства с одной стороны, а от народных масс - с другой. Ни у тех, ни у других он, правда, никогда особой любовью и не пользовался. Для простого народа он всегда являлся чужеродным организмом, иностранцем, итальянцем, случайно вознесенным к вершинам власти волей покойного кардинала де Ришелье,а французские дворяне относились к нему полупрезрительно, называя не иначе, как унизительным прозвищем "Мазарен".

   Но во всеобщей к себе неприязни кардинал виноват был сам, обложив народ столь непосильными налогами, что терпении его уже нельзя было продлевать больше даже громом военных побед, одерживаемых принцем де Конде. Не только крестьяне, но, в первую очередь, лавочники, ремесленники, купцы не могли больше выдерживать увеличивавшегося бремени налогов и роптали все громче. Но Мазарини этого оказалось мало, и он затронул интересы парижского парламента, продав двенадцать патентов на должности парламентских докладчиков. Эти действия вызвали возмущение членов парламента, лидером которых стал парламентский советник Бруссель. Членов парламента поддержало население Парижа и чувствовалось, что не за горами тот час, когда на сторону народа встанут и представители высшего французского дворянства.