После окончания школы их оповестили и одновременно озадачили:

– Вам, как отличнику учёбы и победителю престижных соревнований, предоставлено право выбора места службы. Где желаете служить?

– Победителям! – Поправил генерала лейтенант. Генерал согласно кивнул и, посмотрев на Альму, повторил вопрос:

– Где желаете служить, товарищи?

Альма шевельнула хвостом и поощрительно взглянула на седого милицейского генерала, Лопатин чётко, как отрапортовал, сказал:

– Туда, где наиболее напряженная криминогенная обстановка. Мы должны быть там, где трудно!

– Похвально! А конкретнее?

– Где тайга есть!

– Значит, в Сибирь. Выбирайте!

Лопатин и Альма подошли к огромной карте СССР, висевшей на стене.

Генерал же наоборот: отошёл от карты и стола к окну и оттуда с неподдельным удивлением изучал, то есть разглядывал, Лёню и Альму. Потом взгляд генерала последовал за пальцем лейтенанта, исследующим Сибирь. Наконец, палец Лёни и умный взгляд Альмы одновременно остановились восточнее Байкала.

– Читинская область. Каторжный край. Там всегда трудно. Одобряю и желаю успеха, лейтенант! – Подтвердил выбор генерал, улыбаясь и пожимая на прощанье руку. Лёня и Альма последовали по длинному и мрачному коридору со множеством дверей, за которыми находились генералы и офицеры, не думавшие о тайге и скалах, путешественниках и следопытах.

Сибирь из окна купе – дивная сказка с безбрежной тайгой, настроение портили только станции, где останавливался поезд, однообразные ряды домов, вокзалы, перроны, где гомонил народ, не отличавшийся изысками в одежде. Только изредка мелькнёт в угнетающей серости яркое платье и смеющееся лицо или красивый галстук мужчины под цвет штиблет.

Лёня и Альма любовались Байкалом и не сомневались, что едут в тайгу, где медведи, тигры, отважные люди и, конечно, Дерсу Узала, размышляющий у костра, за которым чащобы и валежины.

В Чите немного смутили пьяные мужики и бабы на вокзале, потом цыганки, пытавшиеся пристать к новехонькому лейтенанту. Нет сомнений в том, что его обчистили бы, как миленького, но рядом с ним была Альма. Овчарка недоуменно смотрела на вывески и призывы, в которых почему-то не хватало букв. Это было как бы непременной традицией города. «М…локо», «Ле..айте амолётами аэр…флота», «В…дка».

В большом здании управления внутренних дел области, где Лёня предъявил свои документы и направление генерал-майору, выяснилось, что и здесь им предоставлен выбор места службы.

– Написано: Читинская область с правом выбора. Вы – отличник учёбы и победитель всесоюзных соревнований, – начал говорить полноватый и седеющий генерал-майор, но Лёня бестактно перебил его:

– Мы, товарищ генерал-майор.

– Кто – мы?

– Мы с Альмой, она тоже училась и участвовала в соревнованиях.

– Ах да, понимаю, – улыбнулся начальник и продолжил. – Выбирайте!

Лёня, вытянувшись, зачастил своё, уже отработанное: про тайгу, следопытов, трудности, а также долге каждого советского милиционера…

Генерал даже отошёл на некоторое расстояние с тем, чтобы заново и уже внимательнее оглядеть стройного и немного кривоногого лейтенанта с красивой овчаркой, желающих служить там, где трудно и опасно.

– Значит, Борзя! – Заключил удовлетворённо начальник УВД, подходя к своему столу и наклоняясь над бумагами.

– Там есть тайга, реки? – Предварительно восхищаясь и предчувствуя исполнение мечты, спросил нетерпеливый Лёня. При этом возбуждении Альма взглянула на друга с некоторым осуждением.

– Угу! – Подтвердил поспешно генерал-майор, набирая номер телефона и вызывая дежурного для последующего оформления документов и билетов. – Но, главным образом, обстановка и трудности. Там их хватает.

Снова Лёня и Альма, на этот раз с дежурным офицером, последовали по длинному коридору со множеством дверей, за которыми заседали полковники, майоры и капитаны, не думающие о тайге, ущельях и трудностях.

Вокруг были горы и тайга, тайга и горы. Даже станция называлась «Кручина». Из окна купе была видна стремительная речка, почти отвесная гора, потом камни скалы замелькали уже в опасной близости от окна. На камнях иногда попадались надписи известью, случались – матерщинные. Лёня представлял, что эти скалы и горы взрывали мужественные строители дорог, что раньше здесь были непроходимые скалы, чащобы и реки. Альма в наморднике нетерпеливо повизгивала рядом с ним на нижней полке.

– Дарасун! – Объявила красивая проводница с удивительными, неславянскими, чертами лица, на котором смеялись большие, слегка раскосые глаза.

Дома станции невзрачно кособочились, за ближним забором высилась гора металлолома и разного мусора, напротив окна вагона виднелась отчётливая вывеска со знакомой надписью «Продук…ы – В…дка». У крыльца магазина обсуждали свои проблемы помятые мужики в майках и трико непонятного цвета, ещё дальше стоял жёлтый милицейский уазик, за ним блестела речушка. Выше, за станцией, начиналась тайга,

Да, здесь было всё – и трудности, и природа. Лопатин вздохнул понимающе и погладил Альму, как бы делясь с ней впечатлениями. Тем более, что из рассказа смешливой и кокетничающей с ним проводницы, его поразил смысл странного названия станции. Дарасун – это, оказывается, какая-то волшебная вода, недалеко отсюда курорт. А лечебные свойства воды лучше, чем в Ессентуках или Кисловодске.

Вот это да, вот тебе и Дерзу Узала!

– Забайкалье – это тайга, горы, реки? – Спросил он у проводницы, которая с мечтательной улыбкой наливала ему чай.

– Ну конечно, что же ещё! Тут у нас такая красота, такая красота! – Нараспев отвечала она. – Даже в Улан-Удэ такой красоты нет.

Лопатин вежливо не обратил внимания на последние слова девушки, хотя ободранные скульптуры медведей на станции Улан-Удэ не очень-то вдохновили его на подвиги. Но тут! Чита, Кручина, Дарасун…

С радостными мыслями и чарующими впечатлениями, Лопатин привязал овчарку к стойке купейного стола и погрузился в сладостную дрёму. И снова он видел себя, бегущего вдоль пенящихся волн Чёрного моря, вдыхал волнующий солёный воздух, неожиданно оказывался в глухой тайге, где он преследовал с Альмой банду, уходящую через ущелья и горные реки. Потом возникали торжественные залы, здания МВД и ковровые дорожки, в конце которых генералы и полковники вручали ему и Альме боевые награды и именное оружие.

Один раз он проснулся: поезд резко дёрнулся, через некоторое время разогнался с каким-то скрежетом и пошёл уже медленнее, как будто буксы перестали смазывать оси колёс. Заподозрив неладное, ибо он был уже на территории, где криминогенная обстановка всегда напряжённая, Лопатин мгновенно проснулся и припал к окну, за ним густела жуткая ночь и тоненький клинок месяцы слабо высвечивал плывущие контуры деревьев.

Он выглянул в тёмный коридор вагона. Стоявший у окна силуэт военного, не оборачиваясь, скучно обронил:

– Седловую проходим.

Опять интересное название! Чувствовалось, что состав тяжело идёт на подъём. Потом подъём исчез, ровно и убаюкивающе застучали колёса, и Лопатин снова погрузился в сон. Альма только раз подняла голову и, недоумевающе посмотрев на Лёню, опять задремала.

Снов больше никаких не было, он спал и будто набирался сил перед встречей с тяжёлой криминогенной обстановкой в глухих, таёжных, местах.

В коридоре раздался торопливый топот, громкие командные голоса. Лопатин по военной привычке быстро оделся, привёл себя в порядок, отстегнул повеселевшую Альму и сам, радостный в предвкушении новых впечатлений от таёжной жизни, вышел в коридор.

В окна били лучи солнца.

По коридору пробегали новобранцы, которые ехали в какую-то знаменитую дивизию. Подтянутые офицеры отдавали громкие команды. Когда промелькнул последний солдат, Лопатин разглядел стоявший у окна силуэт, который оказался несколько помятым майором с одутловатым и красноватым, после понятных времяпровождений, лицом. Он, видимо, так и не спал. Тоже, наверное, в тайгу спешит после городских гулянок.