ГЛАВА 1. Новочеркасский острог.

По зеленому, волнующемуся морю прерии роняя пену, во весь опор неслась невысокая косматая лошаденка. Примостившийся на ее взмыленной спине чумазый мальчишка лет десяти обеими руками вцепившийся в разметанную гриву то и дело пришпоривал кобылку босыми грязными пятками. Минут через пятнадцать бешеной скачки лошадь поднимая фонтаны брызг, в три прыжка одолела мелкую, неширокую речушку, и взобравшись на крутой берег, оказалась перед увенчанным бревенчатым частоколом, земляным валом, над которым торчала сторожевая вышка. Вихрем влетев в распахнутые ворота, маленький наездник, оказавшись на пыльном, плотно утоптанном десятками ног майдане, скатился с хребта хрипящего, тяжело поводящего боками животного в дюжие руки подбежавших казаков.

- Орда, орда идет - с трудом переводя дыхание, просипел паренек.

- Ты откель малый? - сквозь начавшую собираться толпу протолкался рослый сивоусый казачина. На-ка вот водицы испей, да толком сказывай какая орда? Сколько их? Куда идут? Эй, Абдулка!

- Чегой дядько Панас?- из настороженно притихшей толпы вывернулся смуглявый черноглазый паренек года на четыре постарше гонца.

- Дуй за атаманом.

- Стенька я из Грязновского лога.

- Погодь да ты не самого Никифора ли Грязнова сынок?

- Убили тятьку - всхлипнул пацан - и мамку, всех побили и хату нашу пожгли. Я в огороде сховался, а потом Гнедуху споймал и сюда к вам.

- А, орда то велика? Пошто в острожке не затворились? Как же так? - заволновалась толпа.

- Не знаю я - в голос завыл паренек - утром пришли. Мы на покосе были. Тятька и успел только крикнуть, чтобы я домой бежал, а они как навалились..., много. Не отбиться им с Никодей было никак. Я до хаты, а нехристи и там уже. Так я сюда...

- Ну, чего насели на мальца - перекрывая гомонящую людскую массу, гаркнул сивоусый Панас - атаман придет, разберется.

- Ну-ка разойдись станишники - на майдане появился Прохор Кольцо, собственной персоной - чего стряслось? Сказывайте.

Здесь, мы ненадолго прервем наше повествование, чтобы коротко объяснить, каким образом этот вольный сын донских степей с компанией очутился за тысячи верст на другом конце света, на правом берегу огромной реки, полноводным потоком пересекающей с севера на юг североамериканский континент. Если помнит уважаемый читатель нашедший время и желание ознакомиться с первой частью нашего повествования, этот персонаж впервые встретился нам на палубе пиратской галеры столь неудачно для себя, атаковавшей у берегов Италии новоросскую каракку.

Освобожденный в результате морского сражения вместе с другими гребцами из позорного и тяжелого рабства и сполна поквитавшийся со своими мучителями, тогда Прохор отказался от приглашения Ляшкова уехать в Новый Свет. Был у казака еще один не оплаченный должок перед теми, благодаря кому он собственно на эту галеру и попал. И чтобы вернуть его, нужно было вернуться самому. Почти год скитался он по неспокойным европейским дорогам. Побывал в измученной междоусобицами и турецкими нашествиями Венгрии, кипящей в котлах всевозможных ересей Чехии, Польше только-только отошедшей от междоусобных распрей магнатов и присоединившей к себе Литву. Пережив массу опасных приключений, о коих в этом повествовании мы рассказывать не будем, добрался казак до Днепровских порогов. Сколотил лихую ватажку и несколько лет гулял по Дикому полю, разыскивая своих кровников. С одними кровниками разобрался, да вот беда в процессе "разборок" новых наплодил. Пришлось удальцам, отбиваясь от разобиженных крымчаков и ногаев уходить на Волгу. Но и там покоя не было. Шел 1508-й год. Великий князь Московский Василий Иванович лишь недавно присоединил к своим владениям территорию бывшего Казанского ханства и вместо жирных купцов на великом торговом пути все чаше встречались воинские отряды, банды мятежных татар и черемисов так и не смирившихся с поражением, или таких же как и сами казачки - "охотников за зипунами". Некоторое время перебивались ватажники "с хлеба на квас", и неизвестно чем бы все закончилось, если бы в один прекрасный день, прогуливаясь по торжищу на казанском посаде, не обратил бы Прохор внимание на знакомый флаг, белый с голубым, косым крестом над одной из усадеб.

Отсюда из казанского представительства Новоросской - Московской торговой компании, а точнее из ее вербовочной конторы и отправились атаман Прохор Кольцо и его ватага в далекую, заморскую страну. Ранней осенью несколько десятков стругов ушли по Волге в Тверь. Помимо отчаянных сорвиголов, которым в родной земле жилось скучно, уезжали и те, кого с места сорвала нужда и безысходность. Землепашцы из сожженных войной и мятежами селений и разорившиеся мастеровые ехали целыми семьями, надеясь найти счастье за океаном. А уж радужных красок, расписывая безбедную и сытую жизнь в далекой Америке, вербовщики и приказчики компании не жалели. Хватало и люда подневольного, похолопленных русскими ратниками и проданных новороссам, полоняников - казанцев.

Пополнившись в Твери товарами и людьми, как местными, так и прибывшими из Московского представительства, караван ушел в Великий Новгород, а оттуда еще более "подросшим" по первому снегу, санями до Холмогор. Здесь, в самом северном порту зарождающегося Российского государства, компания развернулась во всю ширь своих финансовых возможностей. Представительство ее занимало огромную по площади территорию, на которой ударными темпами строились причалы, склады для товаров и казармы для переселенцев, коих вместе с вновь прибывшими, к этому времени набралось уже почти полторы тысячи человек. Ждали возвращения купцов ушедших в Новый Свет прошлой весной, собирали припасы, готовили товар, строили корабли.

Поздней осенью вернулись кочи уходившие в Америку вместе с Щебенкиным. Прибывшие после полуторагодичного странствия "за тридевять морей" купцы и мореходы помимо диковинных товаров привезли с собой массу правдивых и не очень рассказов о далекой, неведомой доселе земле и царящих там порядках. Рассказы эти долгими зимними месяцами передаваемые из уст в уста в холмогорских харчевнях и наспех построенных казармах перевалочного пункта будоражили кровь и воображение слушателей. Надо ли говорить, что открытия навигации ждали с огромным нетерпением. Даже трудности длительного морского путешествия уже мало кого пугали.

Наконец, ранней весной 1509-го года огромный караван из тридцати больших двухмачтовых кочей вышел в море.

Очевидно, именно столь внушительные размеры каравана уберегли его от кишащих у берегов Норвегии, и на суровых просторах Северного моря любителей легкой наживы. Тем не менее, нельзя сказать, что путешествие было таким уж легким и безоблачным. Море взяло свою дань человеческими жизнями. Хорошо еще, что на промежуточных стоянках каравана в шотландском Эдинбурге и исландском Стурлусонвике были складированы кое-какие запасы продовольствия, но на такое количество одновременно тронувшихся в путь людей никто не рассчитывал. Жестокие шторма, изрядно потрепавшие утлые суденышки, различные хвори, плохая вода и достаточно скудное питание сделали свое дело. Не всем из тех, кто взошел по дощатым сходням на зыбко покачивающиеся корабельные палубы, суждено было достичь берегов своей новой родины.

Однако, как бы ни был опасен и тернист долгий морской переход, для подавляющего большинства переселенцев, он закончился вполне благополучно. На исходе лета караван Новоросской - Московской кампании не потеряв ни одного судна, благополучно достиг залива реки Благодатной (именно так, если помнит читатель, наши герои окрестили реку в современной нам топонимике именуемую Гудзоном).

Еще две недели, измотанные длительным путешествием люди, жили в охраняемом остроге с чудным названием "Карантин", из которого никого, никуда не выпускали. Но здесь хотя бы вдоволь давали чистой, свежей воды, с кормежкой было полегче, и лекари местные каждый день навещали, да о здоровье все выспрашивали. Все это поначалу показалось странным, и многие начали даже подозревать, не заманили ли их обманом в неволю лихие людишки. Среди поселенцев уже на пятый день пребывания в заточении начались волнения, которые неизвестно чем могли бы закончиться, если бы не "главная лекарка". Она додумалась собрать отдельно выборных от всех ватаг, в которые волей, неволей за время долгого путешествия посбивались поселенцы, и вела с ними долгий разговор. Терпеливо объясняла, что держат их здесь вовсе не для того, чтобы причинить обиду, а затем, чтобы вместе с новыми людьми не занести в княжество какую ни будь заразу и потерпеть надо всего каких-то десять дней. Не многие тогда ей поверили, но посовещавшись между собой, решили все-таки обождать. С тем и вернулись атаманы к ожидавшим их с нетерпением людям.