– Госш, что делать с чужаком? – спросил один из стражей заставы у десятника.

– Чужие здесь не ходють, – мотнул головой десятник. – Все, что с него снимите, – ваше.

Стражи, переглянувшись, многие – облизав губы, расхватали самострелы и копья, один за другим покинули нору заставы.

– Ну, Ворона, прокаркай мне, где и почему ты убил моего родича? – спросил десятник, вытянув из очага полусгоревшее полено, раздувая его угли.

В спину стражам заставы ударил вопль боли, вызвав лишь усмешки на их лицах.

Белый рассчитывал поймать Змей «на живца». Но крик боли появился прежде воинов со змеями на груди, выстроившихся полукругом перед всадником, держа копья и самострелы наизготовку.

– Это кто такой красивый, такой вкусный привез нам столько мяса? – гнусно усмехнулся один, его поддержали дружки не менее гнусным смехом.

– Кто вы такие, что преградили мне дорогу? – грозно нахмурился Белый. – Прочь!

В ответ – смех. Но Змеи чуть расступились, когда Белый выхватил меч.

Смех одного из них скомкался, он вытаращил глаза:

– Изумрудная сталь? Кто ты, путник?

– А ты, умный, – усмехнулся Белый, – ты умрешь последним!

Лицо его скрылось за черным забралом. Его шлем перестал быть прозрачным. Змеи вскинули самострелы. Стрелы ударили во всадника лишь тогда, когда уже второй страж падал в грязь дороги, разливая лужу крови. Но стрелы ломались о броню всадника, со щелчками отлетали. А меч Белого порхал среди людей, подсекая им жилы, разрубая, кромсая, отсекая, калеча и коверкая.

Как Белый и обещал, одного он не убил. Он подрезал ему сухожилия на руках и ногах, вскрыл ему живот. Страж дико вопил, пытаясь затолкать синие веревки собственных кишок обратно в живот непослушными, выворачивающимися кистями рук.

– Чего ты хочешь, чужак? – крикнул десятник заставы, выходя навстречу, выставив пустые руки.

– Ты очень смелый, – сказал Белый. Шлем у него на лице опять стал прозрачным, – или самый умный. Возможно, ты останешься живым.

– Тебе не удастся меня обмануть, чужак, – усмехнулся десятник. – Я уже видел, как ты сдерживаешь свое слово. Чего ты хочешь?

– Я ищу своего друга, – сказал Белый.

Десятник посмотрел за спину Белого. Белый не стал оборачиваться. Он и так знал, что его должны были уже догнать его соратники. Они бы не допустили врагов до спины командира, не предупредив об опасности.

– У меня есть для тебя кое-что, чужак, – десятник отступил в сторону, приглашая всадника в нору заставы. – Там тот, кто знает, куда делся твой друг.

Десяток всадников окружил стража. С удивлением десятник смотрел на молодую девушку в мужском костюме, что легко слетела с коня и хотела нырнуть в нору, но ей преградили дорогу.

Ворона выволокли наружу. Вынесли саблю Стрелка и его самострел. Без футляра для стрел.

– Это он, – кивнул Тол, потирая руки.

– А я? – напомнил о себе десятник.

– Иди! – махнул рукой Белый, отмахиваясь от Госша, как от надоедливой мухи.

Но десятник остался. Он лишь отступил на десяток шагов и укрылся за глыбой, торчащей из земли. Десятник видел, что это не осталось незамеченным. За ним наблюдали – самое малое – три пары глаз. Но всадник с крестом отпустил его, потому десятника не трогали. Десятник слушал допрос Вороны, и с каждым словом ему становилось все страшнее. Он уже не прятался за камень. Он встал за спинами людей, допрашивающих Ворону, кусал губы, стискивал кулаки, смотря через их плечи на допрос.

– Ты еще здесь? – удивленно спросил Белый, когда Ворона умер. – Тебе твоя жизнь не дорога?

– Нет! – яростно тряхнул головой десятник. – Убей меня! Мне некуда идти! Я убивал невинных! Мне нет пути в земли, где есть Оплоты Света. И вернуться домой я не смогу. Некуда мне идти, каратель! Убей меня!

Всадник пожал плечами, занеся меч над головой. Девушка в мужском костюме тронула его за наплечник, сказав:

– Это будет слишком легко. Изгони его.

– Пшел вон, шакал-падальщик! – рявкнул всадник, опуская меч.

– Я пойду к Змеям, сдам вас, – крикнул десятник.

– Иди! Куда хочешь! – рассмеялся высокий воин. – Только на глаза мне не попадайся. Иди. Мастер Боли ждет тебя. Все глаза выплакал.

– Он и вас ждет, – огрызнулся десятник.

– Надеюсь на это! – высокий воин вскочил на своего коня. Его спутники также вскочили в седла.

Десятник посмотрел им вслед. Потом потянулись повозки каравана. А десятник все стоял и смотрел.

Он давно знал, что кара придет. Слишком богопротивные дела происходили вокруг. Слишком мерзкие.

Тьма сгущалась очень медленно, незаметно. Тьма и мерзость. И он не заметил, как сам стал мерзостью. И заразил мерзостью даже своих детей. Он сам приносил домой человеческое мясо, чтобы накормить голодных родных. Искренне удивлялся, как раньше они не догадались, что вокруг столько мяса ходит? И только увидев этого юношу старый воин, как очнулся от кошмарного сна, разбуженный криками Вороны, его словами. Только сейчас пришло осознание, во что превратилась его жизнь, его служение Змею.

Десятник вошел в свою заставу. Осмотрелся вокруг другими глазами. Увидел веревку, стал наматывать ее на крюк светильника. Но потом взгляд его упал на свой же меч, забытый им на полу. Десятник бросил веревку, поднял меч, собрал в охапку остальное оружие, почему-то брошенное этими чужаками, догнал последнюю повозку этих чужаков, сгрузил в нее оружие и пошел за повозкой, понуря голову, чтобы не встречаться с глазами этих людей.

Но люди смотрели. Потому Госш намотал себе на лицо свой шарф, прячась от взглядов людей, от их удивления и их ненависти. Только немного позже бывший десятник догадался сорвать с себя знаки Змей и бросить их в грязь.

– Зачем ты оставил ему жизнь? – спросила Синька, перекинув ногу через седло, поворачиваясь к Белому, сидя в седле залихвацки – обеими ногами на одну сторону.

– Я? – удивился Белохвост. – Не ты ли просила не убивать его?

– Так ты и послушал меня! – усмехнулась девушка, под взглядами воинов оправляя полосы поддоспешника, короткой кожаной юбкой свешивающегося с панциря и не очень-то скрывающего обтянутые кожаными штанами девичьи прелести. – Так зачем ты помиловал его?

– Если совсем честно – не знаю, – пожал броневыми наплечниками Белый. – В тот момент мне показалось это правильным.

– А сейчас? Он же увязался за нами, – спросил Тол, оглядываясь.

– А сейчас не знаю. Может, он хочет ночью зарезать меня, – сказал Белый, косо посмотрел на кожаный панцирь своей любовницы, соблазнительно изогнутый под форму ее груди, – или нашего мага Жизни.

– И кто ему даст? – сказал ехавший рядом с Синькой циркач, чья очередь была сегодня охранять девушку. Он был лицедеем, Мастером Тысячи Лиц, потому сказал это голосом Корня, очень похоже изобразив акробата, потом лицо его стало похожим на лицо Белого и голосом командира он сказал: – Пусть только попробует!

Сама Синька лишь усмехнулась, поправляя ремень самострела Стрелка, впилась глазами в лицо Белого.

– Так зачем ты оставил его в живых? Неужели ты думаешь, что он вот так вот переметнулся? – спросила она.

– Нет, не думаю. Так не бывает. Всю свою жизнь он служил Змеям, имеет нашивки десятника и за десяток лет службы и вдруг предал властителя? – Белый пожал плечами, повторив: – Так не бывает. Но он единственный из Змей, кто не боялся меня и не испытывал злобы, которая обратная сторона той же монеты – страха. Просто в тот момент мне показалось, что так – верно. Так – правильно. Ключевое слово здесь «показалось». Потому, Корень, пусть твои ловкачи глаз с него не спускают. Как начнет дергаться не в такт – валите, как Тварь, без сожаления.

– Такое возможно только, – задумчиво сказал Тол, – если он давно тяготился своим положением и давно ждал шанса его изменить. Бывает так?

– Все же я присмотрю за ним, – пробасил Корень.

– Так я и не настаиваю, – пожал плечами Тол, – лишь размышляю.

– Хватит об этом, – прекратил обсуждение командир, – Тол, докладывай, что узнал.