На палубе никого не было. В наступившем рассвете было видно, как большевики во главе со своими командирами, во всю прыть убегают прочь. Несомненно Думенко и Сорокин не понаслышке знали, как действует боевой хлор.

Мотор завелся сразу. Ларнак дал полных ход, обогнул мыс. Старая баржа свободно делала 15 узлов. В это время Илья с Бекасовым вытащили на палубу Луневского. Тимофей и нескольких красноармейцев выползли сами. Не успели сильно отравиться хлором.

Когда богатырь отдышался, сложил перед Ильей молитвенно руки:

-Прости.

-Пошел вон,- сказал ему Бекасов.

-Что?

-Прыгай за борт и вы все туда же! Ну, живо!

-Вас рябой Сёмка выдал,- сказал великан.- Я лишь подтвердил Думенко его слова. Он ко мне прицепился как клещ, говорит, знаю что вы лазутчики. Или рассказывай все как на духу, или к архангелам отправлю. Думал, все само образуется, потому и рассказал. Мне за вас мученическую смерть принимать не охота. Кто вы мне?

-Действительно, кто я тебе? Подумаешь, пару раз на фронте на себе раненного волок, угрюмо сказал Илья.

-Прости.

-За борт,-повторил ротмистр.

Красноармейцы перекрестившись, прямо в шинелях сиганули в реку. Тимофей, размазывая слезы то ли от хлора, то ли от страха, прыгнул следом.

-Напрасно, ваше благородие, отпустили. Надо было прикончить гадов,- сказал Илья.

-Никогда не убивай без надобности, ни людей ни животных, ни даже букашку,- ответил тот.

Луневского тошнило. Илья зачерпнул ведром за бортом воды, помог ему умыться.

Станцию Торговую прошли спокойно. Красные не приближались к берегу. До моста через железную дорогу их видно не было. А вот с моста, еще издали начали палить по барже из пулемета и ружей.

Однако Ларнак пронзительным гудком "Беляны" напугал красных. Они оставили пулемет, скрылись за насыпью. Видно решили, что беглецам нечего терять и от отчаяния они взорвут себя вместе с баржей у моста. Ветер с реки и от отравы будет не спастись.

В рубке баржи Ларнак обнаружил початую пачку папирос, закурил. Предложил Бекасову, но тот отказался. Ему казалось, что тяжелый запах хлора ощущается даже здесь, на свежем воздухе. Мокей выпустил несколько синих колечек.

-Эх,- вздохнул он,- провалил я задание, упустил Сорокина. И все из-за вас. Погрузил бы комиссара на "Св. Павла" и уже был бы в Манычской.

-Вас никто не заставлял следовать за мной,- хмуро ответил Бекасов.- Выполняли бы свое поручение. И предателя Тимофея на груди пригрели.

На это Ларнак ничего не ответил. Докурил папиросу, принялся за другую.

-Ладно,-сказал он,- по крайней мере ваше задание вместе выполнили, отраву у красных отобрали.

-Еще не вечер, до Манычкой плыть и плыть.

-А вы что же и в самом деле хотите эту гадость доставить Деникину?

Бекасов сразу даже и не понял сути вопроса, а когда до него дошло, внимательно взглянул в глаза Ларнака.

-У вас есть другое предложение?

-Да, есть. Спрятать эту гадость там, где ее не найдут ни белые, ни красные. Пусть война будет честной. Антон Иванович Деникин высокопорядочный человек и не станет против русских людей применять хлор, иприт, фосген и прочую мерзость. А если он погибнет? Представьте, что вместо него командующим станет, скажем, наш с вами шеф- полковник Васнецов. Я не уверен, что у него дрогнет рука.

Вышли на широкий простор, огромное озеро в полторы версты шириной, которое образовывали реки Маныч, Селенка и Чепрак. Тут с правого берега послышались раскаты и почти сразу впереди баржи вздыбилась двумя фонтанами вода. Ларнак заложил резко влево. Следующие разрывы легли за судном. Третий залп положил снаряды близко к правому борту. Бекасова окатило водой, он почти оглох. Судно накренилось резко на бок. "Вот и выход,- подумал он,- сами красные его и подсказали".

-Все само собой решается, не нашим ни вашим!-крикнул он Мокею.

Обернулся и увидел, что Ларнак сидит за штурвалом, откинувшись назад, со стеклянными глазами. Из распоротого горла пульсировала кровь.

Илья сидел на носу баржи, сдавив уши ладонями. Рядом что-то ему говорил Май Луневский.

-За борт!- закричал ротмистр. - Прыгаем, иначе потонем вместе с корытом. Что же они, чудаки, фугасами-то лупят. Попадут в трюм, все реки вокруг потравят. А посудине самое место на дне, здесь ее никто не достанет.

Только успели спрыгнуть с "Беляны" и отплыть саженей на десять, как она с жутким стоном и свистом от вырывающегося из чрева воздуха, ушла под воду.

Из пушек больше не стреляли, пару раз полоснули по плывущим беглецам из пулемета. Повезло. Откуда-то быстро наполз белый, густой туман. Впереди же было чисто.

Обессиленные легли в густых прибрежных кустах. Даже не обратили внимание на двух гадюк, проползших мимо. Подумаешь змеи, от красного дракона сбежали. Первым заговорил Илья. Он мял все еще гудящее от разрыва правое ухо.

-Я к Деникину больше не вернусь,- сказал он.- Надоели все. Большевики обещают коммунистический рай, белые демократический. А не может быть на земле никакого рая, потому что человек по своей натуре всегда чем-то недоволен. К тому же всем не угодишь. Одному окружающий мир кажется раем, другому адом.

Ротмистр удивился столь серьезному рассуждению простого крестьянина. А тот продолжал:

-Нет у меня никаких пятерых детей по лавкам и жены. Ничего нет. И у Тимофея нет. Это нас так в контрразведке научили, чтобы правдивее биография была. Сам себе удивляюсь. Не в жизнь бы не согласился шпионом быть, если б не Ларнак. Уважал я его за ум и силу, а еще за человечность. Раз он согласился кадетам служить, значит, так надо, так правильно. И мы с Тимофеем согласились. Вместе с Тимошкой на фронте вшей кормили. Эх, да что там...

Илья завздыхал, обхватил плечи руками, пытаясь согреться:

-Никак я в толк не возьму как Тимошка мог меня предать. Перевернулся мир с ног на голову, кто ранее двумя руками крестился, тот теперь теми же руками брата своего душит. И за что нам такое наказание, господи, за какие такие грехи!

-А почему Сорокин назвал Ларнака жидовской мордой?-задал неожиданной вопрос Луневский.- Если комиссары сами все жиды, как ты говоришь, так они их любить должны.

-Черт их разберет этих комиссаров,-ответил Илья.- Сами не знают кто они и зачем. Ну, будьте здоровы, не хворайте.

-Ты теперь куда?-спросил Май, когда Илья решительно поднялся.

-Далеко, очень далеко. Возможно, на другой конец света. Слышал я, что нашим эмигрантам в Константинополе бразильские власти предлагают перебраться за океан. Дают бесплатно земли и подъемные. А что? Раз русская земля не хочет, что б на ней мирно хлеб растили, пусть бразильская от моих рук плодоносит. Бог один и белый свет один. Уйду через Грузию в Турцию, нам не привыкать версты ногами мерить. А вы уж тут сами, без меня разбирайтесь. Только одно могу сказать- на крови поставленное, в крови и утопнет. Ни белые, ни красные не победят, война будет продолжаться еще сотни лет, в головах. А у меня столько времени в запасе нет.

-Погоди,- встал Май Луневский.- Я с тобой.

-Вот значит как.- Бекасов выплюнул изо рта горькую травинку.- Вы в теплые края, а родина пусть пропадает.

Май присел перед ним на корточки.

-Я ведь бывший штабс-капитан. В унтеры меня разжаловали за драку с майором Протасовым. Редкостная, доложу вам, была свинья. Жульнически обыгрывал офицеров в карты, не брезговал и солдатами. И вот перед самым наступлением на Вильно, я не удержался и дал ему в рыло. У него были какие-то штабные связи и меня и разжаловали в унтеры. Я к чему говорю. Родина- это не кудрявые березки с лубочными церквями, это в первую очередь люди. Разочаровался я в русском человеке. Такой грех, какой он теперь на себя взвалил, ему до нового пришествия не отмолить. От русского человека я хочу убежать, от самого себя. Да, может, пожалею. Но уверен, еще больше пожалею, если останусь в России. Мы ее предали, Россию, все вместе предали. Советую и вам, господин Бекасов, последовать нашему примеру. Ну к чему вам возвращаться в Добровольческую армию? Вы ведь не просто так сказали, что химические боеприпасы не должны достаться никому. То есть тоже не верите ни тем, ни другим. Идемте с нами. Начнем новую жизнь. Здесь уже ничего хорошего не будет.