— Вот те раз! А зачем тогда в тайгу поперлась?

— Так из-за тебя, дурашка, — ласково, затаенным дыханием проговорила Катя.

— Да кому ты нужна, приставать к тебе еще? — не подумав, зевая, ответил Кузя.

Катя отвернулась к стене, захлюпала носом: обиделась. Кузька хотел ее успокоить, положил ладонь на ее плечо. Катя резко ткнула ему локтем в бок, после чего что-то говорить ей у него отпало желание. Опять поссорились.

Утром Егор поднял всех чуть свет:

— Некогда сном тешиться. Дорога зовет.

Быстро позавтракав вчерашней кашей, вышли, едва приподнялось солнце над горой. Сбивая с травы и кустов рясную росу, в мгновение ока промокшие до груди, пошли по тайге в заданном направлении. Никто не противился распоряжениям Егора: раз сказал идти спозаранку, значит, так надо.

А проводник в это утро не спешил покорять тропу. За Перепадом у Чистого ключа вовсе замедлил ход. Будто что-то выискивая, стал осматриваться по сторонам, достал притороченный на боку лошади топор, попробовал пальцем острое лезвие, пошел к знакомой пихте.

— Чего он хочет? — не понимая его действий, переглянулись Вениамин с Костей, но не нашли ответа и у Кузи.

А Егор какое-то время смотрел на недавнюю, успевшую покраснеть, залиться свежей смолой рану на стволе дерева, стал рубить податливую мякоть. Кузя уже понял его намерение, молча наблюдал сбоку. Инженеры тут же, неподалеку следили за ловким лесорубом. Чем глубже топор врезался в пихту, тем слабее становились удары крепких рук. Предугадывая окончание отверстия, Егор отложил топор, аккуратно выбирая волокна ножом, добрался до металла и наконец подцепил носком ножа мясистую, облаченную в латунь пулю. Внимательно осмотрев ее, заключил:

— Вот она, которая прошила меня в прошлом году осенью.

— В вас стреляли? — протягивая ладонь, с удивлением спросил Веня.

— Было дело, — передавая ему пулю, глухо ответил Егор и, приподняв рубаху, показал зарубцевавшуюся рану.

— И вы выжили? — еще больше поражаясь ранению, замер Вениамин. — Но ведь это… невозможно! От такой раны нельзя выжить!

— Как видишь, стою перед тобой, — криво усмехнулся Егор, протягивая руку, чтобы забрать пулю назад.

— Подождите! — поспешно проговорил Костя, опережая его. — Дайте посмотреть. — И, оценив пулю, неторопливо заговорил: — Приблизительно одиннадцати миллиметров в толщину, чуть больше двух сантиметров в длину. Шесть рубчатых, глубоких нарезов левого вращения… вероятно, ствол, как и пуля, кустарного производства. Я такие ружья еще никогда не встречал.

— А ты что, знахарь по ружьям? — усмехнулся Егор.

— Да нет, — растерянно проговорил Костя, — Так… просто пришлось прочитать много литературы по оружейному делу.

— Понятно, — усмехнулся Егор и кивнул на Веню. — Значит, ты его сторож?

— Почему вы так решили?

— В ружьях микитришь, да в прошлом годе Никитке морду расхряпал. А ему ведь далеко не каждый надавать может. Тут и думать не надо, — и Вениамину: — Видать, ты знатный глухарь, коли такой у тебя охранник?

— Да что вы! — побледнел Вениамин, выпрашивая поддержки у Кости. — Да мы так просто…

— Ладно уж, не надо мне ни просто, ни сложно. Не мое это дело знать, кто вы и что тут делаете. Многих я за свою жизнь перевидал. — И пошутил: — По мне, так чем меньше знаешь, тем больше у тебя детей.

— Это вы к чему? — залился алой зарей Вениамин.

— А это ты сам кумекай, — засмеялся Егор и Косте: — Так что говоришь? Пуля редкая, штучная? Это и к лучшему. Знать, стрелок скорее отыщется.

— Надо бы эту пулю в полицию отдать, — посоветовал Веня.

— Зачем? — вскинул брови Егор.

— Чтоб по закону все было. Они быстрее убийцу найдут.

— Сам додумался, или кто подсказал?

— Сам. А как иначе?

— Сразу видно, что в таежном деле ты телок, коль умишком короток, — похлопал его по плечу Егор и захохотал так громко, что в недалеком хребте рявкнул перепуганный медведь.

Веня растеряно посмотрел на Костю: что не так сказал? Тот отвел взгляд в сторону: сам ничего не понимаю.

Пошли дальше. Через некоторое расстояние Катя подала голос, остановила всех:

— Дядька Егор! Конь ногами сучит, морду воротит. Видно, зверь рядом.

— Знаю, — остановившись, негромко проговорил тот, с шумом вдыхая воздух. — Только не зверь это, а человек: дымком напахнуло.

Немного постояли. Егор, прислушиваясь к окружающему миру, крутил головой. Кузя, подражая ему, топтался подле. Инженеры, переглядываясь друг с другом, с недоумением сняли с плеч ружья, ждали, что скажет проводник. Егор приложил ладони ко рту, крикнул тонко, как желна, несколько раз. Ждать ответа пришлось недолго. Откуда-то из глухой чащи долетел подобный ответный голос. Егор повторил призыв, ему снова ответили. Егор растянул на лице широченную улыбку, добродушно сверкнул глазами:

— Ли!..

— Что значит Ли? — недоуменно спросил Веня.

— Друг мой, китаец. Сколько лет не виделись. Пришел-таки, барыга!

— Почему барыга?

— Дык, потому как спиртонос, — ответил Егор и недовольно посмотрел на спутника: — В общем-то, господин, вы слишком часто и много лишних вопросов задаете. Это нехорошо.

— Почему нехорошо?

— Это опять вопрос. Не торопи события, сам все узнаешь, если тебе это можно будет знать.

Веня подавлено опустил голову: понял! Костя усмехнулся: получил что хотел? Тайга — не университет, где можно болтать языком, как баба на базаре. А Егор — не доктор наук на кафедре.

Ждали недолго. Первыми предупредили появление человека лошади. Повернув головы в густой пихтач, застригли ушами, зафыркали. В курослепе мелькнул силуэт, и к ним на поляну совершенно беззвучно вышел невысокого роста желтолицый человек восточной внешности. С улыбкой приветствовав Егора на китайском языке, позвал за собой.

Путники свернули с тропы, петляя по тайге около километра, прошли за невысокий увал, ограждавший тропу от стоянки. Перед глазами предстала небольшая, из трех палаток, стоянка. Неподалеку, стреноженные волосяными веревками стояли восемь низкорослых, но вероятно крепких и выносливых лошадок-монголок. Навстречу им от костра вышли четверо круглолицых, с редкими бородками китайцев. В легких походных куртках, плотных, неизвестно из какого материала штанах, кожаных броднях и намотанных на головах вместо шапок тряпках они походили на неких сказочных гномиков. Один из них, вероятно, старший, опережая всех, смешно подпрыгивая на левой ноге, выбежал навстречу и, часто кланяясь, протянул для приветствия руки:

— Ай, бай, Икорка! Ай, бай трук топрый, мутрый: трастуй, мой верный! — заговорил он на ломаном русском языке.

— Здорово ночевали! — загребая его в объятия, загремел довольным голосом Егор. — Ах ты, Ли! Как давно я тебя не видел, простодырая твоя душонка! Что ж так долго не был? Заждался я тебя, соскучился!

Остальные тоже уважительно и радушно приветствовали наших путников на китайском языке, в котором не чувствовалось даже тени коварства и хитрости. Плохо понимая друг друга, прошли к костру, расположились на чурках. Ли что-то коротко сказал своим людям, те суетливо стали собирать на разложенную на земле тряпку, заменявшую стол, угощение.

— Сколько лет не виделись? — хитро посматривая на скатерть-самобранку, проговорил Егор. — Где ж потерялся? Думал, подстрелили тебя наши разбойники или в гольцах под лавину попал.

— Ай, бай, Икорка, мутрый трук! Кто меня стреляй? Я шагай там, кте ты сказал, не кте все хоти. Лавна там нет тоше. Хороший место ты мне кавари, там никто не хоти, только Ли. Там нет распойника. Дома тела много, рапота много. Шена девятый точь рошай, их корми нато.

— Ох, ты и мастер детей рубанить, — потянувшись в карман за табаком и трубкой, засмеялся Егор, но Ли опередил его. Что-то приказав молодому китайцу, заговорил нараспев:

— Ли Икорка поминай! Ли Икорка патарак веси. Вот тапак кароший, трупка кароший. Пери Икорка от Ли патарок. Вот кароший вотка, пей, Икорка! Ли помнит допроту.

Помощник подал в руки Егору мешочек с табаком, новую резную трубку из слоновой кости. На столе появилась канистра с водкой, копченое мясо, рыба, консервы, халва, чай.