Кузя с утра собирался в дорогу. Ему предстояло ехать на Петропавловские прииски через Каратавку, но выезд по каким-то причинам откладывался. Сначала Заклепин не успел подготовить документы, держал его в конторе долгое время. Потом он не мог забрать с конного двора Поганку: кузнец Артем долго подбирал кобыле подходящую подкову. Потом его задержал разговорами Захмырин, выспрашивал, куда едет. Когда подъехал к дому, прибежал дед Мирон, отозвал в сторону, склонившись к уху, просил выполнить поручение:
— По Балахтисону поедешь? Там за порогом, во втором ключике под старым кедром на скале в корнях банка. В ней нычка. Привези, а то нам с бабкой до весны не дотянуть. Мне, — встряхнул протезом, — сам понимаешь, туда тяжело добраться. А тебе по пути все одно.
— И сколько же у тебя таких нычек? — удивленно спросил Кузя.
— До смерти с бабкой хватит. Все одно ребятишек Бог не дал.
В последнюю очередь Катя некстати ушла на речку полоскать белье. Кузя ждал, когда придет, соберет в дорогу еду. В итоге, выехал под вечер в плохом настроении: хотел добраться до Петропавловского прииска до темноты, но, видно, придется ночевать у Егора Бочкарева. Подумав о нем, поворотил Поганку назад, к лавке Хмыря. Вспомнил, что последний раз, когда проезжал мимо, Егор дал немного золота, велел купить спирт и чего-нибудь из еды. Так и пригрозил пальцем:
— Коли приедешь пустой, на порог не пущу!
Его угроза была только словами: все равно на улице не оставит, пустит ночевать, куда денется? Интерес Кузи заключался в другом. Как выпьет Егор, развяжет язык. Из угрюмого и молчаливого превратится в шутника, балагура и прекрасного рассказчика. Станет говорить о прошлой жизни, как все было. Вспомнит интересные, порой забавные, поучительные истории, связанные с золотом. Обязательно поведает об отношениях старателей, откроет характер того или иного человека. Ну, а как допьет бутылку до донышка, странно смотрит в окно, будто ждет кого-то. Слушает тишину ночи. А однажды вовсе смахнул со стола керосинку, упал на пол, закатился под нары с диким воем:
— Прячьтесь, кто куда может! Сейчас стрелять начнут.
Все, кто был в тот вечер в бараке, успокоили его, как могли: «Перепил с устатку». На этом дело и закончилось.
Вернувшись к лавке, Кузя купил пол-литра спирта, палку колбасы, сала, табак, сахар, как наказывал Егор. Свежий хлеб намедни испекла Катя. Захмырина на месте не было, вместо него торговал его брат Василий. Несмотря на то, что в это время года продавать спиртное на прииске было запрещено, на Кузю это правило не распространялось. Кузя был с Пантелеем в хороших отношениях, и этим было все сказано. Пряча бутылку за пазуху, между делом Кузя поинтересовался, где Хмырь, на что Василий испуганно посмотрел в окно:
— В горы еще утром уехал. Орех возить надо, пока не сопрел.
Кузя удивился его ответу, но вида не подал. Не более чем час назад он видел Пантелея, разговаривал с ним. Вышел на улицу, упаковал в дорожную сумку покупки, поехал по улице в конец поселка. Домой заезжать не стал, и так времени много потеряно. Перед поскотиной встретил бабку Коровину с пустыми ведрами. Та будто ждала его появления, вышла из-за угла перед мордой Поганки, перескочила через дорогу к речке за водой. Кузя сердито плюнул ей вслед, забубнил под нос:
— От кочерга старая! Носит тебя ни раньше, ни позже. Тут уж точно удачи не будет.
Он верил в приметы, и то, что день не задался с утра, раздражало его. В какой-то момент он хотел вернуться, но лишь встреча с Егором Бочкаревым толкала его вперед.
Постоянно ожидая какого-то подвоха или препятствия, Кузя двигался неторопливо. Хотя ездил здесь в последнее время часто, внимательно просматривал каждый спуск или подъем. Но все в этот день было так же, как несколько дней назад, когда возвращался из тайги в поселок. Те же мелкие броды через петляющую речку, мостки через канавы, лужи и отстойники. На пути попадались частые прииски с рабочими. Кого-то он уже знал в лицо, приветствовал, не слезая с лошади. Мужики, не бросая работу, отвечали ему тем же. Навстречу ехали повозки. Уставшие лошадки тянули короба с золотоносным грунтом. Угрюмые коногоны молча смотрели на него, кивали бородами и так же молча проезжали мимо.
Он уступал им дорогу, ехал дальше, мысленно отсчитывая разработки. Таким образом за лето он научился считать до двадцати трех, — потому что до Каратавки было двадцать три прииска, — а также помнил название каждого из них. Если бы кто-то ночью поднял его и спросил, где находится прииск Тарча или Завальный, он перечислил бы, не задумываясь, их очередность и расстояние от поселка. Такова уж была участь челнока: знать то, что было нужно.
Также Кузя познал много слов под руководством своей терпеливой учительницы. Каким бы Кузя ни был лентяем в письменности, Катя добилась, чтобы он все же выучил заглавные буквы пунктов места назначения, потому что иначе научить читать его было просто невозможно. Нарисовав на листочке бумаги небольшую карту, они вместе отметили прииски вверх по речке Чибижек, а Катя наметила каждый из них той или иной буквой. Если это был Спасо-Преображениский прииск, это были С-П. Крестовоздвиженский означался К-В. Петропавловский — П-П и так далее. В итоге удивительно быстро Кузя стал узнавать знакомые буквы и уже через две недели самостоятельно смог прочитать два коротких названия: Карга и Тарча. Без сомнения, это был успех не только для него, а свет в окошке и для Кати.
Однажды Заклепин отправил его по речке Карге на Феофановский прииск с письмом. Возвращаясь назад, на привале он открыл сумку с бумагами и прочитал ответное письмо. Приказчик Вылогжанин писал ответ, в котором Кузя смог прочитать букву Ф, что понималось как прииск Феофановский. Рядом — проходящий месяц. За ним, несколько знакомых цифр. Кузя знал, что тогда был сентябрь, это и была заглавная буква С. Его вдруг осенило, что тройка за словом — дата месяца, в данном случае это было третье сентября. А вот следующие цифры были не что иное, как объем снятого за этот день со станка золота.
Это открытие было подобно находке нового месторождения. Приплясывая от нервного возбуждения, он всю дорогу до прииска бежал впереди Поганки, вытягивая ее за уздечку. Та едва успевала за ним, в некоторых местах меняя шаг на легкую рысь. Дома Кузя разложил на столе отчет, показал Кате и объяснил, что все значит. Та была немало удивлена его познаниям. Из осиновой чурки, кем она его называла на уроках, он вырос до вполне положительного ученика, которому не стыдно поставить неплохую оценку.
Только для Кузи ее похвалы были не нужны. Главное, он понял суть, схему докладных записок, и теперь мог знать добычу, а значит, и приблизительное содержание золота на том или ином прииске. Зачем ему это было надо, он сам не знал. Ведь каким бы оно ни было, там все равно были рабочие и охрана, которые строго контролировали процесс работы и посторонних на прииск не пускали. Своими знаниями он получил доступ к секретам, поэтому считал себя неким тайным контролером, фиксирующим золотодобывающий процесс. Он понимал, что Заклепину не понравилось бы его любопытство, но это только подталкивало к запретному плоду и напоминало игру в кошки-мышки.
Помимо даты и веса, на бумаге далее были написаны еще какие-то цифры и знаки. Понять их значение не могла даже Катя, а спросить у кого-то из взрослых у Кузи не хватало смелости. Он понимал, что рано или поздно Заклепин догадается, что документы просматриваются, и все закончится не в его пользу. Но отказаться от удовлетворения любопытства уже не мог.
Впрочем, данные о добыче в донесениях указывались не так часто. В основном, приказчики указывали на приисковые проблемы с рабочей силой, нехватку продовольствия, усиление охраны, рассказывали об уличении старателей в хищении золота, пьянстве и других проблемах. Например, в одном из пакетов прииска Китат Кузя прочитал требование приказчика срочно предоставить ему на прииск женщин свободного поведения и спирт, потому что норму добычи золота по сравнению с прошлым годом превысили в два раза, и старатели требовали досрочного расчета. В ответ Заклепин отправил на прииск казаков с депешей, где было написано, что «Если работы не будут продолжаться в том же режиме, разгоню работяг ко всем чертям без зарплаты». На том дело и закончилось.
