Литмир - Электронная Библиотека

Сказал не подумавши, просто так, от души. Однако на Катю это произвело сильное впечатление. Покраснев до кончиков ушей, она искоса посмотрела на Кузю. Тот от злости едва не перекусил деревянную ложку. Катя опустила взгляд, стараясь скрыть намокшие от внезапно набежавших слезинок глаза, суетливо предложила каши, налила молока. Костя заметил перемену, но не подал вида. А Веня между тем продолжал:

— Вот бы нам, Костя, такую кухарку в тайгу!

— Да уж, есть над чем задуматься.

— А что, Катюха, коли мы сюда на будущий год с экспедицией приедем, пойдешь с нами кашу варить? Деньгами не обидим! — вдыхая аромат поставленной перед ним чашки с кашей, как бы между прочим предложил Вениамин.

— Не знаю, — смущенно пожала плечиками та. — Я в тайгу люблю ходить. Только недалеко. Туточки, по ближним горам лазила. А далеко бродить не с кем, — и покосилась в сторону Кузьки. — А что же — может, и пойду!

Тот, быстро доедая перловку, сузившимися глазами метал молнии, был зол и ревновал Рябуху к инженерам. «Ничего себе! Без меня тут решили, куда Катьке идти! Ишь ты, деятели нашлись!.. Да я… Да пусть куда хотят и идут! Без меня. А я без вас обойдусь». Все время до настоящей минуты он считал Рябуху как личную собственность, бегающую в ограде «туды-сюды и путающуюся под ногами». Она была для него второстепенным предметом, который порой «надоедал до ужаса», и в то же время без него нельзя. Что-то подобное телогрейке при первых осенних зазимках: надевать не хочется, но и без нее никак. Прожив всю жизнь в одном дворе, Кузька к Кате привык настолько, что не понимал, как может быть, если он попросит принести дров, воды или прополоть грядки, а она вдруг ему откажет. Да такого не может быть! Любое решение принимал только он. Всегда был прав только он. И вдруг кто-то ей предложил без его мнения какое-то дело, не считаясь с ним, и она согласилась. Для Кузи это было подобно удару под дых. Находясь в каком-то шоковом состоянии, он подавлено молчал, переваривая слова Кати. Вот уже и каша кончилась, а он скреб и скреб ложкой по дну пустой чашки, будто старался вычерпать из нее внезапно навалившееся одиночество.

— Если не секрет, далеко и надолго надо будет идти? — играя на натянутых струнах простреленной души Кузьки, спросила Катя. Видела, что зацепила за живое, решила таким образом отомстить, чтобы не зазнавался.

— Будем набирать рабочих и проводников, копать шурфы по пойме реки Шинда. Работы много, вероятно, за один сезон не управимся. А заходить будем в мае, как снега сойдут. — И как ни в чем не бывало обратился к Кузьке: — Что, Кузька, пойдешь на будущий год с нами?

Не ожидавший такого вопроса, Кузя взволнованно шмыгнул носом, отложил ложку, глухо ответил:

— Не знаю… дожить надо, — и, не сказав Кате спасибо за ужин, молча пошел в дом.

— Что это с ним? — удивленно спросил Вениамин Катю. — Вроде как подменили.

— Ничего, бывает, — с улыбкой ответила та и стала убирать со стола посуду. — Пройдет. На то у него и фамилия такая, чтобы злиться.

Скоро начало темнеть. Ночевать Вениамин и Костя расположились на старом сеновале, где провели первую ночь, когда приехали сюда. Обиженный на весь белый свет, Кузька сначала лег в доме, но потом, посчитав, что там тесно дышать, перешел в дровенник на лежанку.

Несмотря на тяжелый, длинный день, ему не спалось. Сегодня было многое пережито: они вернулись с Екатериновского хребта, долго выслушивали речи деда Мирона, а под конец — на тебе, Рябуха концерт устроила. В том, что Катька виновата только сама и полностью, он не сомневался. Как так можно, не спросив его, договариваться с какими-то инженерами? И они тоже хороши, не предупредили его! В общем, с Рябухой больше никаких дел он иметь не собирался, а с инженерами…

На улице слышались приглушенные голоса, затем негромкий топот ног по двору, которые он не мог спутать ни с чьими другими: Катя. Соседка быстро забежала к ним на крыльцо, хлопнув дверью, что-то спросила у матери, опять вышла на улицу. Немного постояв, направилась в его сторону. У Кузи застучало в висках: что ей надо? Подумал: «У, продажная шкура! Будет приставать мириться, поленом огрею!»

Катя подошла ближе, в темноте шепотом спросила:

— Кузя, ты тут?

Кузя — молчок! Поплотнее закутался с головой одеялом, затаил дыхание.

— Кузька, дело есть! Не мое, люди просят.

— Какие еще люди? — буркнул он недовольным басом.

— Нина Коваль.

— Что ей надо? — удивленно приподнялся на локте Кузя.

— Аньжинера видеть хочет. Того, что помоложе.

— Зачем он ей?

— Я откель знаю? Хочет и все. Так позовешь?

— Ладно уж…

Вроде как нехотя встав с лежанки, поднялся на сеновал, толкнул Вениамина. Тот уже спал, с трудом проснулся, последовал за Кузей. Когда узнал, кто его зовет, заметно оживился:

— Где она?

— Вон, за забором стоит.

— Ладно, спасибо, иди спать. Я тут сам, — заметно волнующимся голосом проговорил Вениамин и вышел за ворота.

У Кузьки сон пропал. Интересно, о чем они там разговаривать будут. «А вдруг целоваться собираются? Вот бы посмотреть!» Шмыгнул вдоль забора в картошку, стараясь не споткнуться, вытянул руки, нащупал знакомые руки.

— Ой! Ты меня сейчас завалишь! — едва слышно пропищала Рябуха, стараясь удержаться на ногах.

— Ты что тут?

— А ты что?

Помолчали, вслушиваясь в голоса неподалеку. Когда Веня и Нина стали удаляться, Кузька не выдержал, шепнул Кате на ухо:

— Давай подслушаем, о чем они будут говорить?

— Давай! — так же едва слышно согласилась она.

Потихоньку пошли вдоль забора за молодой парочкой: Кузя впереди, Катя сзади. Когда полезли через кусты, она ткнула его в бок, зашептала:

— Ветки придерживай, а то по лицу хвошут.

— А ты на меня не наваливайся, иди подальше, а то все пятки отдавила, — в тон ей ответил он.

Проползли еще несколько метров — забор кончился. Пока перелазили, Нина и Веня исчезли. Кузька рассеяно вслушивался в темноту, не донесется ли смех или хоть обрывок разговора? Но вокруг — тишина. Досадуя на обстоятельства, закрутился на месте: куда идти? Прямо по улице или направо, на речку? Сообразил, что они по улице не пойдут, кругом грязь. А вот по вытоптанной тропинке — точно там! Схватив Рябуху за запястье руки, потянул за собой. Та не пыталась вырваться, наоборот, сжала его ладошку. Кузька пыхнул, как порох: «Что это она?». Хорошо, что в темноте не видно.

Быстро прошли кривым переулком к воде, остановились у мостков: и тут нет. Как провалились. Хотели идти вдоль реки по тропинке, но вздрогнули от неожиданности:

— А вы что тут делаете? — со смехом спросила Нина сбоку. Оказалось, что они слышали, как Кузька и Катя за ними крадутся, решили спрятаться.

— Мы? — не зная, что ответить, растерялся Кузька. — Так… за водой пришли.

— А где ведра?

— Там, у забора.

— А-а-а! Ну-ну. Коли так, присаживайтесь с нами на бревнышко, места хватит.

Кузя с Катей робко присели на некотором расстоянии, молча стали ждать, что будет дальше. Между тем Веня и Нина непринужденно заговорили обо всем, что затрагивало любопытствующие умы молодых людей: о погоде, о природе. Веня интересовался событиями и условиями работы на приисках. Нина, наоборот, все больше спрашивала о городе, отмахиваясь от привычной ей жизни, как от не дававшего спать раннего петуха на заборе:

— Что у нас? Так себе, медвежий угол. Или, как говорят старатели, — золотая помойка.

— Почему это помойка? — удивился Вениамин.

— Так, просто. Ходим по золоту, добываем золото, а живем практически в нищете. Печально.

Разговоры на эту тему были недолгими. Молодость купается в праздной, живительной купели. А будущие проблемы суровой реальности придавят плечи после выбора жизненного пути. Очень скоро Нина заговорила о подругах, кто за кем ухаживает или даже любит. Веня с улыбкой рассказывал разные истории, произошедшие с близкими или знакомыми молодыми людьми.

Восседая на бревнышке особняком, Кузька и Катя чувствовали себя лишними. Вероятно, этому способствовала разница в возрасте. Безмолвно вдыхая аромат ночного воздуха, Катя незаметно потянула Кузьку за рукав.

40
{"b":"620544","o":1}