— Ох, и скор ты, брат! Измотаешь нас к вечеру.

— Это не я скор, а вы ходить не можете, как корова в огороде от грядки до грядки. Так будем идти, в горе ночевать придется, — недовольно ответил Кузя, посматривая на объемный груз за его спиной. — Что в мешках-то? Камни что ли наложили?

— Палатка, спальники, сменная одежда, продукты, — начал перечислять Вениамин.

— А палатки со спальниками зачем?

— Спать, чтоб дождь не мочил и тепло было.

— Лето ж ведь на дворе, у костра под елкой и так хорошо! — удивился Кузя.

— Ну… — не зная, что сказать, выискивая поддержки у товарища, протянул Вениамин. — Мы так привыкли. Чтобы все по-культурному было. Так и спится лучше, крепче.

«Вот уж мне девицы красные! — подумал Кузя. — Какие-то сахарные. Так дело дальше будет, дорога долгой покажется».

У самого за спиной в котомке самое необходимое: кружка, котелок, топорик, соль, крупа, сухари, кусок сала да банка тушенки. Даже штаны запасные с носками не взял, у огня и так тепло.

На деле так и оказалось. Чем дальше они шли, тем чаще становились привалы. Чтобы дойти до подножия хребта, ушло часа четыре. Если бы Кузя был один, добежал в два раза быстрее. А когда полезли в крутой подъем, передвижение вовсе застопорилось. Задыхаясь спутники взмолились:

— Стой, Кузька! Совсем ты нас измотал! Давай чай кипятить будем.

Расстроенный пацан хмуро посмотрел на них, но перечить не стал. Пока те вытягивали ноги, быстро наготовил сушняку, развел костер, вскипятил в котелке воду. После трапезы Вениамин полез в котомку, достал водонепроницаемую папку, компас, развернул плотную бумагу, сверился с местом нахождения.

— Мы находимся вот тут, — ткнул пальцем, улыбнулся. — Правильно идем.

Кузя в удивлении округлил глаза: вы сомневались? А сам вытянул шею, рассматривая значки и линии ручейков. Он никогда еще не видел карты, стал расспрашивать, что обозначают квадратики, крестики и кружки.

— Это поселок, — обстоятельно пояснял Вениамин. — Вот прииски, тут река, это дорога. Цифры — высоты гор.

— А это что? — тыкая пальцем в красные, желтые и серые, заштрихованные разноцветным карандашом полосы, затаил дыхание Кузя.

Вениамин и Константин переглянулись: было видно, что они не хотят объяснять их происхождение, но мальчишка был настойчив.

— Это предположительные разломы коры земли, через которые выходили те или иные породы. Так сказать, преобразования. Например, откуда и как взялось золото, медь или железо. Впрочем, пока тебе этого не понять.

— Почему это не понять? — обиделся Кузя. — Я очень даже все понимаю, тятя научил.

— Чему же он тебя научил?

— Рассказал, как золото берется.

— И как же?

— Его Золотуха рассыпала.

— Какая Золотуха?..

— Мать Золотуха. Она хозяйка всего золота. Там, где надо — рассыпает. А где не надо — прячет.

Кузя не договорил: спутники взорвались громким смехом. Это заставило его разгорячиться. Вскочив на ноги, он нахмурился:

— Не верите? Я ее сам видел.

— Кого видел?

— Ее, Мать Золотуху. Она мне еще рукой махала, чтобы я убегал.

Те притихли, ожидая, что он скажет еще, но он, вспомнив, что не все можно говорить незнакомым людям, замкнулся. Понимая, что от него сейчас ничего не добиться, спутники тяжело вздохнули, стали собираться в дорогу.

На хребет поднялись ближе к вечеру, когда прикрытое хмурыми облаками солнце коснулось вершин западных гор. В ожидании дождя Вениамин и Константин стали искать удобное для палатки место.

— Давайте вот здесь, на поляне неподалеку от скалы, — указал Вениамин, но Кузя был недоволен.

— Тут место открытое, ветер будет. Да и земля сырая, — заметил он. — Надо немного спуститься вниз, до ручейка. Там в кедрачах подстилка сухая, и за пригорком не так задувать будет.

Спутники переглянулись: им не хотелось уходить от намеченной цели, завтра хотели подняться на каменистый голец слева, но перечить не стали. За день путешествия стали доверяться своему маленькому проводнику, как-то незаметно подчинились его решениям. Если он говорил, что надо так, а не иначе, то это так и было. Перевалив хребет, Кузя и тут не сразу нашел подходящее место. То ему не нравились каменистые курумники, то под ногами была вода, то из долины тянул прохладный тянигус, то не было подходящего сухостоя для дров. Наконец-то зашли в подходящую кедровую колку.

— Вот тут ночевать будем, — проговорил настырный проводник, давая свободу уставшим плечам. Сняв тяжелые котомки, путники стали устраиваться на ночлег.

Пока ставили палатку, из низких облаков посыпал мелкий, моросящий дождь, который вскоре превратился в ливень. Еду готовили под пологом, ужинали в палатке.

— Как же завтра подниматься назад на гору? — уныло проговорил Вениамин, хлебая ложкой из котла. — Если будет дождь, округу не будет видно, зря пришли.

— А его не будет, — уверенно ответил Кузя.

— Почему? — переглянулись спутники.

— Что ж не понять? Вон, зорянка в кустах поет, ливень сплошной, вся вода до рассвета выльется. К тому же, облака ветром рвет, — равнодушно ответил проводник.

— Откуда ты все знаешь?

— Как не знать-то? Тут любой видит, что это до рассвета.

Вениамин и Константин промолчали, понимая, что таежного опыта у них мало.

После ужина стали укладываться спать. Вениамин расстелил Кузе в палатке место. Тот сначала залез посредине, долго крутился, не выдержал, пошел к костру:

— Душно у вас тут, пойду на свежий воздух.

— Так комары! Или вдруг медведь! — пытался остановить его Вениамин, но тот лишь отмахнулся:

— Мошка у костра не ест. А коли медведь, так он вас в палатке быстрее передавит, и ружья не помогут.

Последний довод был убедительным. Стрелковое вооружение у них было на зависть любому таежнику. Немецкие двуствольные курковые штуцера крупного калибра могли остановить любого крупного зверя с большого расстояния. Новые, с воронеными стволами, с резной гравировкой на щечках замков с картинами охоты на медведя и лося, с ореховыми прикладами, ружья были подобны произведению искусства. Это заметил еще в поселке дед Мирон Татаринцев, когда выпрашивал у Вениамина выпить: «Ох, ить и стволы! Гляко — как девка свежая, непорочная. Тако ружжо только над постелью держать, а не по тайге носить!».

Заметил эту красоту и Кузя. До этого дня он не видел подобных им ни разу. Дома была старая, с чугунным стволом одностволка, которая за неимением пороха и свинца лежала где-то на крыше дома. Отец Ефим не был страстным охотником, поэтому промыслом занимался попутно, где какая птица или заяц попадет, да медведя отпугнуть, если придется. Старателю пушным делом заниматься некогда: либо пух-перо, либо золото. Вместе совместить то и другое нельзя: кто стреляет и удит, у того ничего не будет!

По сравнению со штуцерами спутников то ружьишко было похоже на кочергу для русской печи. И, несомненно, как у любого мальчишки в его возрасте, они вызывали у Кузи глубокую, плохо скрываемую зависть. В его годы у любого пацана при виде ружья дрожит нутро и потеют ладошки. Все время после того, как он увидел их, у него было горячее желание хотя бы подержать одно из них, но он умело сдерживал себя. А свое пристрастие выражал не восхищением, а некоторым пренебрежением: «Что вы эти дубины носите? Лишний груз», или «С его в корову-то попасть с трех шагов можно или только ворон пугать?» Вениамин и Константин понимали его состояние, с мягкими улыбками отмалчивались. Они-то знали настоящую цену своим штуцерам немецкой фирмы «Зимсон», которые были заказаны специально для этой экспедиции. Прежде чем взять их с собой, долго практиковались по мишеням под чутким руководством опытного стрелка Хенде в томских лесах и добились неплохих результатов. Вот только живого опыта — встречи с хозяином тайги — пока не имели.

Слегка расстроенные Кузькиной фразой «коли медведь, так вам и ружья не помогут», Вениамин и Константин долго не могли уснуть. Вслушиваясь в шум дождя, оба пытались выявить крадущиеся шаги лесного зверя. Наконец, не выдержав нервного напряжения, оба потихоньку вылезли из палатки на улицу поближе к костру.