— А ить, помнишь, Кузька, как мы с тобой у купца Рукавишникова возчиками работали? Телеги от перегруза пополам разваливались, колеса лопались! А какие кони были! Не кони, звери. Иной раз как хлопнешь вожжами по бокам, те аж подковами брякают, груз тянут, до того послушные были. А помнишь, как ты с Нюркой Погудаевой на навозной куче миловался? Та еще потом тобой брюхатая ходила, двойню родила.

— Помню, дед, помню! А помнишь, как мы с тобой под хребтом самородок из шурфа на пуд вытащили? — в свою очередь спросил Кузя. — Где ж тот шурф? Меня хозяин велел тебя туда привести.

Вероятно, при словах золото и самородок стрелка памяти в голове деда Ефрема давала сбой в обратную сторону, как та щеколда на воротах, тут же закрыла вход в таинства души. Посмотрев на него, Ефрем хитро улыбнулся, заговорил о другом:

— А вот когда я в городе был, там, в кабаке девки с голыми ногами плясали американский танец за двадцать пять рублев…

Это Кузя уже слышал много раз. Пока дед распалялся от своих воспоминаний, обратил внимание на двуколку у дома Путиных: правда, кто-то приехал. Рядом с ними бабка Варвара руками машет, что-то объясняет. Кузе не хотелось показываться на глаза чужим людям с посиневшими губами, хотел убежать.

— Кузька! А ну, ходи сюда, поясни людям, как на Спиртоносный проехать! — закричала старушка, а когда увидела разрисованного чернилами супруга, всплеснула руками. — А енто что за черт с мутного болота? Ты когда успел убежать? Кто тебе морду краской разрисовал? Чья это рубаха на тебе?

— Мы с Кузькой за глухарями ходили, — отвечал довольный дед Ефрем и с поклоном обратился к пассажирам двуколки: — Здорово ночевали! Вам коня подковать? У меня хорошие подковы есть, железные, еще ни разу не одеванные.

Путники с недоумением переглянулись, но бабка Варвара пояснила:

— Не обращайте внимания, — покрутила у виска. — Он у меня… того, на солнце перегрелся. Вон, с Кузькой поговорите. — И погнала деда домой.

Пассажиры проводили их долгими взглядами, потом обратились к Кузе:

— Парень, ты местный? Все тут дороги знаешь? — спросил тот, который постарше, с добродушным лицом и окладистой, стриженой бородкой.

От подобного обращения у Кузи расправились плечи. Его еще никто не называл парнем и тем более с таким уважением. Сразу видно, мужики не здешние. Культурная речь так и режет по ушам.

— А вам что, на Спиртоносный надо? — важно спросил он. — Так вы на своем тарантасе туда не проедете. Верхом надо или пешком.

— Вот как? — озадаченно проговорил старший. — Что же делать?

— Распрягать надо.

— Где распрягать? Мы тут никого не знаем.

— Это дело можно сладить. Можно у нас в ограде тарантас оставить. Я тут недалеко живу, — предложил Кузя и махнул рукой. — Езжайте за мной.

Он поспешил к своему дому, незнакомцы неторопливо покатили за ним.

Когда оказались возле дома, Кузька проворно убрал жерди:

— Загоняйте!

Мать увидела их в окно, вышла на крыльцо. Вопросительно посматривая на гостей, молча подперла руками бока.

— Телегу надо оставить, коня освободить, — мало обращая на нее внимания, важничал Кузя. — Много места не займет. — И новым знакомым: — Манатки можно вон, в сарай положить.

Из избы на улицу повалили соседи, которые в это время поминали Ефима. Всем интересно, что за люди, зачем пожаловали. Незнакомцы в смущении не знали, как быть: не ожидали, что им окажут такое внимание. Насмелившись, младший подошел ближе, представился Анне:

— Вениамин. Мы тут проездом, тайгу посмотреть. А это, — указал на спутника, — мой близкий товарищ Константин. Нам бы коляску на несколько дней оставить.

— Что ж, за постой денег не берем, — в свою очередь назвав себя, проговорила Анна, — оставляйте. — Сыну: — Ты где бегаешь? Люди вон уже из-за стола выходят, а тебя нет. Что это у тебя с лицом? — И тише: — Чернику у тетки Марьи ел с Мишкой? — погрозила кулаком. — Смотри у меня, не позорь перед людьми.

— Что, без меня не помянете? — перевел разговор на другую тему Кузя: не любил, когда его жалеют. — Я и так тятю помню.

Переглянувшись, путники поняли, с чем связано собрание людей, в нерешительности остановились.

— Мы не ко времени? — спросил Вениамин у Анны.

— Да какое там, — склонив голову, отмахнулась она. — Не потесните. — И ушла в избу.

Собравшихся было около тридцати человек, в основном бабки да старики. Отдав дань памяти, люди стали расходиться. В доме остались лишь близкие соседи, желавшие поддержать Собакиных в тяжелый час. В их числе Валентина и Катя Рябовы.

Не желая навязывать хозяевам свое присутствие, Вениамин и Константин навьючивали коня, собирались в дорогу. Рядом с ними — Кузя и сосед Мирон Татаринцев, семидесятипятилетний одноногий старатель. В надежде, что Анна подаст ему еще полстакана спирта за упокой души Ефима или путники нальют из фляжки, дед расположился на чурке, достал кисет, стал набивать трубочку.

— По какой такой надобности прибыли в наши края, коли не секрет? — завел разговор он с гостями, желая протянуть время.

— Тайгу посмотреть надо, — уклончиво, но дружелюбно ответил Вениамин, увязывая котомку с продуктами. — Говорят, что у вас места тут знатные.

— Что да, то да! — согласно покачал головой хитрый Мирон, косо посматривая на дверь. — Смею спросить точное определение: соболя промышлять желаете али по золоту? Я так разумею, вы же не косогорами любоваться прибыли?

— Пока что еще не определились.

— Ну-ну, многие из пришлых тут свой антирес имеют. Только мало у кого что получается, потому как все места заняты.

— Знаем. Поэтому прежде и хотим прогуляться, разведать, как да что. Мы ведь из Томска, по геологоразведочной части.

— Вон как? — открыл рот дед. — Аж из самого Томска? Слыхал про такой город. Доводилось там бывать однажды, когда сюда топал. Скажу вам, далеко до него отсюда!

— Да, далеко, — покачал головой Вениамин. — Пять дней в дороге.

— Коня, поди, замотали? И опять под груз ставите: загоните мерина!

— А что делать?

— Дайте ему отдохнуть.

— А сами как?

— Котомки на плечи, да в дорогу. Что тут до Перевала дойти? Раз плюнуть. Вам ить, как я кумекаю, на гору подняться надо?

Вениамин и Константин удивленно переглянулись:

— Откуда вы знаете?

— Как не знать? — равнодушно пыхнул дымом Мирон. — Все путники, кто по разведочной части, поначалу на гору поднимаются, чтобы на местности определиться, как да что, где какие хребты находятся да реки бегут. С горы все видно! А потом уже по долинам да логам бродят. Сам такой был. Поэтому и подсказать кое-что могу, чтобы вам время даром не терять.

— Что вы предлагаете? — отложили сбор путники.

— Для начала, смею заметить, у вас вон в той котомке хляжка со спиртом имеется. И колбасой пахнет. Вам его на двоих много, вы его мало употребляете, на лице написано. А мне для совета полкружки не помешает.

Товарищи переглянулись, без слов поняв намек. Вениамин вытащил емкость с горячительной жидкостью, кольцо колбасы, кружку. Дед проворно подскочил с чурки, сильно хромая культей, забежал в сарайчик:

— Сюда несите, чтобы бабка моя не лицезрела.

Выпив спирт, закусил колбасой, вернулся назад, сел на свое место. Прожевав копчености, покачал головой:

— Чтобы местность посмотреть, вам на ту гору подняться надо, — показал рукой на недалекий голец на юге, именуемый среди людей Клади. — С него все хорошо видно. Чтобы туда пройти, проводник нужен. Я вам не помощник, с одной культей далеко не уйду. А вот Кузька тропу укажет, коли попросите, он там был. Так ведь, Кузя? Проводишь аньжинеров на Екатериновский хребет?

— Отчего же не сводить! Можно, — выгнув грудь колесом, важно ответил Кузя. — Только вот… — покосился на окно, — мамка, верно, не пустит.

Слышавшая весь разговор от начала до конца за косяком, Катя шмыгнула в избу, доложила Анне. Та выскочила на улицу с тряпкой в руках, подперев руками бока, сузила глаза:

— Ты куда это собрался? — И Мирону: — А ты что, Дыб-нога, мне тут сына путаешь? У него вон дома работы навалом! Картошку пора тяпать, забор подновить…