— Думаешь, есть у нас на то согласные причины, чтобы тут еще ночь провести? — угрюмо молвил Егор.
— А то как же! Мы же не воровать пришли, а святое дело справить. Тело человека земле предать, душу его успокоить. А за это любому прощение будет.
— Что ж — будь по-твоему. Кумекаю, поймет и простит нас Мать Золотуха. Не по своей воле мы сюда прибыли, — после долгого раздумья согласился Егор. — Так и быть, остаемся до рассвета.
Все облегченно вздохнули, кроме Стюры, склонившей голову от этих слов. Она была против решения Егора, но ничего поделать не могла.
Ужин продолжился. Перед едой наполнили еще по одной чарке спирта, заговорили, горячо обсуждая события последних дней.
Кузька и Катя лишние за столом. В отличие от старших, спиртное не употребляли, а потому предоставлены сами себе. Покушав, испив чаю, отдалились в сторону. Катя ждала посуду, чтобы ее помыть. Кузька оглядывался по сторонам. Ему не терпелось опять побывать в пещере на скале, которую нашел в прошлом году. Более того, горел желанием показать ее Кате. Вот уж она удивится его находке! Тайно шепнул ей:
— Хошь кое-что покажу?
— Что? — вспыхнула она интересом.
— Там мужик какой-то с саблей, как у Стюры, в шлеме и в доспехах похоронен в скале. Показать?
— Да.
— Тогда пошли.
Прежде чем уйти со стана, Кузька сказал Егору, что пойдут с Катей недалеко, вернутся скоро. Тот хмельно насупил брови, но все же разрешил:
— Только от ручья никуда не отходите, а то закружаете.
— Хорошо, — согласился Кузька, укладывая в котомку веревку.
— А веревка-то нашто? — удивился Егор.
— Так себе… может сгодится для чего, — не зная, что соврать, ответил Кузя, понимая, что все равно оставил у Егора подозрение.
Стюра хотела идти с ними, но поднявшись, хмельно закачалась из стороны в сторону, хватаясь руками за воздух, бухнулась назад, где только что сидела, засмеялась подобно кудахчущей курице:
— Нека, сегодя Стюра пьяненька, ноги кренделями согнулись.
Вениамин предложил Кузе взять ружье, вдруг медведь? Но тот отказался, сославшись на то, что не умеет им пользоваться. К тому же знал, что в котомке у него лежит завернутый в тряпку револьвер.
Пошли от стана вниз по ручью. Всю дорогу, пока шли до скалы, Катя молчала, озираясь по сторонам. Было неприятно, что они вот так вдвоем, в глухомани идут неизвестно куда: а вдруг сейчас вон из того пихтача выскочит медведь? Нет, она была не робкого десятка. Много ходила по лесу возле прииска за грибами и ягодами и даже встречалась с медведями. Но вчерашняя встреча с хозяином тайги оставила неприятный осадок, который до сих пор нет-нет да и холодил низ живота. Поэтому последующие действия Кузьки были вовсе некстати.
— Вон она, та самая пещера, — заговорщически, почему-то вполголоса проговорил Кузька, и это добавляло напряжения. — Только сейчас туда ни снизу, ни сбоку не забраться. Я возьму веревку, залезу сверху и спущусь по ней в нишу. А потом скину веревку тебе, и ты залезешь по ней ко мне. Там немного подняться, метра три от того выступа. Поняла?
— Нет! — замотала головой Катя.
— Ты что? — удивился Кузька.
— Не надо мне туда лазить. Нечего там смотреть. И тебе тоже не надо лезть.
— Ты же хотела посмотреть.
— Теперь уже не хочу, — наотрез отказалась она.
— Ты что, боишься?
— Угу, — честно созналась она, посмотрев на него в тот момент округлившимися, каких он никогда не видел, глазами. — А вдруг там медведь?
— Вот еще! Больно ему надо за тобой ходить да тебя караулить. Будто у него своих забот нет.
Катю ему пришлось уговаривать долго. Кузя пять раз пожалел, что взял ее с собой, лучше бы один ушел, пока никто не видит. Все-таки договорились, что он залезет на скалу один, быстренько посмотрит, что там внутри, и потом опять поднимется назад. А чтобы она тут не боялась, оставил ей револьвер, дабы напугать медведя, если тот вдруг явится. На том и порешили.
Кузя отвел Катю подальше в сторону под деревья, откуда было хорошо видно скалу, по которой он будет слезать в нишу и оттуда помашет ей рукой. Расстояние здесь было метров сто пятьдесят или чуть больше. Он будет постоянно на глазах у Кати, это придаст ей смелости.
Расстались. Подложив на колодину пустую котомку, Катя присела на нее так, что и не заметить со стороны. Зато отлично видно, что происходит вокруг. Кузька, шумно ступая по тайге, чтобы она его не потеряла, пошел к скале.
Прошло немало времени, прежде чем он зашел сзади по тайге, выбрал дерево, скинул веревку и начал спускаться. Катя со стороны видит, что веревка коротка, не хватит, чтобы Кузя спокойно спустился в нишу, придется спрыгивать. Хотела крикнуть ему, но… осела, сползла с колодины на землю.
Внизу по ручью — движение. Кто-то идет, с шумом ступая по траве и щелкая сучками. У Кати нет сомнения, что это хозяин тайги. Зажала револьвер, чтобы выстрелить, отпугнуть его, но едва не заплакала от горя: Кузька не сказал, куда нажимать, чтобы он выстрелил.
А медведь все ближе, вон уже качнулись ветки деревьев. Прет прямо на нее, сейчас учует и все. Сожрет ее, как того сохатого, потом думай, кто прав, а кто виновен. Хотела закричать, но голоса нет. Решила побежать, но ноги будто чужие. Сжалась, как зайчик от коршуна в комочек: авось не заметит!
В частине между деревьями мелькнул силуэт всадника. Катя обомлела — человек! Вот так встреча. Но кто это? Спряталась за кустом: сначала надо разобраться, вдруг бродяга или разбойник?
Верховой выехал из тайги на чистое место. Черно-белой, в яблоках масти конь сразу встал как вкопанный, повернул голову, хлюпая носом, застриг ушами. Услышал Кузьку, почувствовал запах человека. Человек в седле приподнялся в стременах, вытянул шею. Ом тоже не ожидал встретить здесь людей, поэтому удивился не меньше своего мерина. До него было около тридцати метров, и Кате было хорошо видно его узкое лицо, седую бороду и даже морщинки вокруг глаз. Ему было не меньше шестидесяти лет, но выглядел он достаточно неплохо. Поджарый и подтянутый, он был подобен струне, такой же напряженный и звенящий. Сильные, мускулистые руки походили на коряги, такие же крепкие и корявые от тяжелой физической работы. Ноги в походных броднях, словно пружина капкана, чутко подрагивают на любой шум. Обычная походная куртка и тряпка на голове выдавали простого, обычного путника, русского, скорее всего, старателя, рыщущего по тайге в поисках золота. Это был не казак и не представитель власти, разыскивающий в глухомани беглых каторжников или бандитов. Кто это был, Кате оставалось догадываться недолго.
Вытянувшись в стременах, всадник какое-то время смотрел на Кузю, высматривая, что он делает. Потом медленно опустился в седло, удивительно тихо спрыгнул на землю, достал из чехла возле седла длинное ружье с какой-то трубкой сверху, стал целиться в Кузю.
Катю охватил ужас: сейчас выстрелит и убьет Кузю! Она хотела выскочить из укрытия и броситься на него, но в последний момент какая-то неведомая сила удержала ее. А он через какое-то время опустил ружье, полез в походную сумку, притороченную за седлом. Развязав ее, недолго искал мешочек, что-то достал. Продолжая посматривать в сторону Кузи и по сторонам, стал торопливо набивать магазин патронами. Его внимание было заполнено действиями Кузи, поэтому он не смотрел назад, где находилась Катя. Но, вероятно, понимал, что Кузька не один, поэтому не хотел, чтобы его увидели.
Зарядив ружье, незнакомец взял его в правую руку, в левую — уздечку и, тихо, как только может ступать рысь или соболь перед добычей, скрылся в тайге. Провожая его испуганным взглядом, Катя наконец поняла, кто это был.
Когда недовольный Кузька спустился вниз, Катя была тут как тут. В страхе оглядываясь на тайгу, дергая его за рукав зашептала:
— Бандиты… Человек…
— Ты что, девка, белены объелась? — сматывая веревку, не поверил Кузя. — Откуда тут человеку взяться, глухомань-тайга вокруг?
— Правду тебе говорю. Вот как тебя видела. На лошади был. В тебя из ружья целил.