Во сне Макс слышал, как пришла Сима, тренькнула железными кольцами сдвигаемая занавеска, за стенкой бормотал сосед, наверное, снова объевшийся каких-то эдаких грибов, скреблись мыши и свистел сквозняк. А еще ему снился сон, он видел отца таким, каким запомнил будучи семилетием пацаном: высоченный, могучий, подпиравший плечами свод метротуннеля. Но вместо лица родителя клубился туман.

Проснулся Макс, как от пинка, и совсем не отдохнувший, будто не спал вовсе. Протерев слипшиеся ото сна глаза, Макс обнаружил сидящую напротив надувшуюся, как мышь на крупу, Серафиму.

«Видать, кто-то рассказал про задания Короля», – решил Максим, натягивая свитер.

– Шныря сказал, вы в туннели пойдете, а куда? – Симка шмыгнула конопатым носом.

«Шныря растрепал. Падла. Хотя…» – подумал, шнуруя ботинок, Макс, вслух же ответил:

– Да, пахан зарядил. Грит, ты самый смекалистый-башкавитый, метнись кабанчиком на Кузнецкий, узнай че-как.

– Не придуривайся, Максимка, ты так не разговариваешь. Это из-за старика, да?

Адвокат внутренне скривился: сестра собиралась расплакаться. Нет, женские и любые другие слезы его никогда не трогали – крови в его жизни было всегда больше. Но вот перед слезами Серафимы он пасовал.

– Ну-ну, Рыжик, я ненадолго, – он, не вставая с койки, перетянул к себе на колени Симку с уже набухшими влагой глазами. Прижал к груди, как маленького ребенка. – Вот увидишь, схожу туда-обратно, и вернусь, ты даже не заметишь, пока с подружками-торговками болтать будешь, – уговаривал Максим, гладя по темному золоту косичек.

– Правда, быстро вернешься? – оторвавшись от братского плеча, Сима подняла заплаканные глаза.

– Конечно! – твердо соврал Макс, потому как сам в этом уверен-то и не был. – Все разузнаю, все запомню. А Шныря мне помогать будет, прикрывать. Он, конечно, брехло, но боец, что надо.

Сима, шмыгнув носом и утирая ладошками слезы, неуверенно кивнула:

– А можно, я с тобой?.. Я как мышка, тихо, мешать не буду.

– Да ну. Ты что?! – Макс ссадил ее на кровать и встал. – Нет, конечно. Это мужские дела, а ты, как всегда, хвостом везде… Дома лучше приберись. И цветок, цветок кто поливать станет? Засохнет же!

Уходя от скользкого вопроса, Максим отвернулся от сестры, сдвинул тумбочку, расшатал и вынул кирпич из стены. На крышку, гулко стукнув, легла пластиковая коробка: внутри два кулька в промасленной тряпке, их с сестрой сбережения на черный день – три полных рожка «семерки» и отцовский «Тульский-Токарев» с двумя магазинами. В дверь поскреблись и голосом Шныри объявили:

– Адвокат, пора, я у Каталы уже в дорогу затарился…

С барского плеча Короля в дорогу им со Шнырей выдали по тридцать патронов «семерки» на брата для пожрать-проехать, Максову же «ксюху» и несколько банок свиного тушняка.

– Не густо, – почесал в затылке Макс, разглядывая богатства в рюкзаке и уверенно отбирая патроны себе.

– Э-э! Маслята на обоих выдавали! – тут же встрял Шныря, не всегда чуявший, с кем можно понтоваться, а с кем лучше хвост прижать, пытаясь выхватить «рожок», но Макс схватил его за палец и как следует вывернул.

– Обойдешься. Ты ж в первой же лавке все бабки оставишь, трепло. Вечно с пустым карманом. Где свои-то успел опять профукать? На Ежа что ли поставил?

– А тебе не насрать? – обиженно потирал ноющую руку Шныря.

Видно, предположения оказались верными, и легкомысленный приятель снова польстился на быстрое бабло. А не везло ему ни в игре, ни по жизни, если взрослый обалдуй едва поднялся от низшего шныря до шестерки, все еще сохранив за собой не очень-то уважительное погоняло.

– На тебя – насрать. Но бабки – общак, – Макс распихал патроны по карманам, – на, неси, доверяю, – и кинул рюкзак с провизией Шныре. Тот обиженно посопел, нахмурился, что-то прикидывая в уме, но затем просветлел лицом, видимо, волшебное слово «общак» его успокоило. И надеялся, что со временем Макс все же даст слабину и поделится, как обычно.

Возле борделя общак все-таки оказался под угрозой, уж слишком завлекательно вертелись у входа девчонки, демонстрируя свое округло-жопастое удачно заголенное богатство, но времени на развлечения не хватало. Шныря попытался хоть ущипнуть демонстративно подставленную попку, но вовремя появившаяся «мамка», выплескивающая помои, треснула его ведерком по рукам.

– Вот я тебе грабли поотшибаю сейчас, халявщик! А вы идите полы домывать, в зале грязно, – прикрикнула она на свободных от ночной работы девиц, – чтобы к вечеру этот бардак блестел, а то будете тут одну шваль такую обслуживать, паразитки!

Палец негодующей хозяйки уперся в Шнырю, Максиму, которому раз в неделю аккуратно выплачивалась выручка для пахана, она сдержанно кивнула и удалилась за рваный вышитый полог, отгораживающий вход.

– Макс, а Макс, дай патронов, хоть пожрать в дорогу возьму. Ну, чтоб не скучно.

Максим вздохнул:

«Не отвяжется же. Как дите», – достал из карман два патрона, протянул, а когда Шныря уже хотел их взять, сжал руку в кулак:

– Макс, я только жамок возьму, хоть чипсов, ну, чисто руки занять!

Получив свои два патрона, счастливый Шныря ускакал к лоткам, растворившись в потоке бродящих по платформе покупателей.

– Лучше б ты рот занял. Трепло, – Макс огляделся по сторонам, среди снующих туда и сюда людей Симки видно не было, провожать не пошла, что, в общем, было хорошо: слезы, слюни и сопли были сейчас совсем ни к чему. А пока Шныря шнырял где-то у лотка с жареными грибами и картошкой, изо всех сил распальцовываясь не по рангу.

– Ни фига себе цену заломил, я тебе не олень и фраер залетный! Ну, видал, как барыги обнаглели! – привычно бросил через плечо Шныря, испугав прохожего, и сам же очканул, забыв, что рядом нет Макса. – Мне вон сам Король дела порешать доверил! Так что ты тут не борзей, помни, кто станцию крышует.

Продавец сушеных шампиньонов и прочих закусонов помнил, потому покосился на стоящего неподалеку Адвоката. Тот показал сжатый кулак, адресуя его больше болтливому Шныре, но скидку нахал все-таки получил. А Максим пошел договариваться о транспорте – пилить до Третьяковской полтора километра по рельсам как-то не хотелось.

– Дядька Макс, – послышалось сзади, Белявский обернулся.

– Чо хотел, Изя?

Воровато повертев курчавой головой, мальчик поманил к себе. Макс наклонился.

– Дед просил передать, – шептал пацаненок, – Сашка Еж через Сеньку Крысака ставку против себя сделал.

– Да ты что… – Макс потер кулак. – А насколько, не сказал?

– Четыреста патриков! – округлив глаза, выдал Изя.

– Ого, серьезно! – пошарив в кармане, Макс выудил два патрона «пятерки». – Держи, пацан, купишь себе крыску.

– Спасиб, дядька Макс! – мелкий пацаненок шмыгнул носом и вприпрыжку пустился по платформе, тут же растворившись среди прохожих.

Максим еще долго глядел ему вслед, вспоминая и себя когда-то таким же малолетним беспризорником. Но воспоминания могут и подождать, следовало навестить Ежа. А где сейчас мог ошиваться этот падла? Уж точно не в рыгаловке, там ему вполне могут отсыпать люлей. У Зинки он нежится, гад. Развернувшись на месте, Адвокат уверенно направился обратно к борделю.

Местный дом терпимости был когда-то ларьком, сейчас разделенным на отдельные клетушки шириной в кровать, соединенные общим коридором, к которому потом достроили еще три стены. На пороге скучал вышибала.

– Еж у Зинки?

– В четвертом, – ответил бугай и тут же добавил, – меня здесь нет.

– Прально, целей будешь.

Фанерную дверь в четвертый «номер» Макс высадил пинком. На кровати, оседлав голого Ежа, трясла сиськами четвертого размера Зинка по кличке Доярка.

– Брысь! – цыкнул Адвокат, нащупывая в кармане кастет. Зинка накинула халат, едва прикрывавший прелести, и встала, закрыв собой Ежа.

– Ты на меня сиськи-то не складывай, вали, шаланда.

– А что, боишься? – наклонилась Доярка, оголяя грудь.

– Брезгую.

Кинув на прощание «козел», Зинка скрылась за дверью. Сашка тем временем, барахтаясь на узкой неудобной кровати, натягивал штаны, путаясь в одеяле.