Линза была что надо: размером с чайное блюдце, – толстая и тяжелая.

Замечательная линза. Мишка сидел на скамейке, держал ее в руке и ждал, когда же вновь выглянет солнце. Требовалось закончить начатую надпись: "Козел – козел". Козла сегодня во дворе не было, уехал с родителями в деревню, поэтому писать правду было легко и приятно. Пока что Мишка дошел только до буквы "о" в первом слове.

Стоял июль, только недавно отцвели тополя, грязный, прибитый дождем пух еще лежал по краям тротуаров. Тополя росли, конечно, везде, но их двор в этом смысле давал сто очков вперед любому другому: там где по три, где по пять деревьев, стриженых, как пудели, а тут– целых восемнадцать, старых, кряжистых, разлапистых и развесистых, по ним лазали, на сучья подвешивали качели, к стволам привязывали веревки для белья и гамаки, а осенью баба Катя из седьмой чуть не на четвереньках ползала между ними, собирая плотненькие коричневые грибочки. Да и пух, которым тополя снабжали весь двор в изобилии, беспокоил только взрослых. Малышне он даже нравился, что-то они из него творили, а люди постарше сгребали пух в кучки, бросали спичку и смотрели, как он горит.

Взрослые к этому занятию относились настороженно. Черт их поймет, этих взрослых: лежит пух – им не нравится, жжешь его – тоже не нравится…

– Ух ты! – сказал кто-то рядом. Мишка посмотрел – это подошел Филька из второго подъезда, он подходил всегда бесшумно и всегда сзади и подглядывал; не сказать, что он прихвостень Козла, но приятель.

Поэтому Мишка спросил достаточно неприветливо: – Чего надо?

– Линзочка у тебя – класс! – сказал Филька.– Давай меняться, а?

– Нет,– сказал Мишка.– А на что?

– Смотри,– сказал Филька и достал из кармана ножичек. Впрочем, не совсем ножичек, скорее крохотный, на ладони весь поместится, меч.

Крохотный, но совсем как настоящий: витая рукоять, а в набалдашник вделан зеленый блестящий камешек, и еще несколько камешков по крестовине, и лезвие настоящее, голубоватое, а по лезвию тонюсенькими буковками какая-то надпись.

– Острый – жуть! – сказал Филька.– Я за лезвие схватился – вот! – Он сунул под нос Мишке ладонь. Порез был глубокий, но кровь уже не шла.

– А где взял? – спросил Мишка.

– Где-где,– передразнил Филька.– Где-то. Места знать надо. Меняешь?

Мишка знал, что если попросить, дядя Саша даст еще – у него несколько таких линз от какой-то старой штуки.

– Давай, ты мне в придачу еще свою "Авиапочту" отдашь,– предложил Мишка.

Теперь замялся Филька. Отдавать две вещи за одну ему не хотелось.

– Дай еще посмотрю,– сказал он.

Мишка дал ему линзу. Филька навел ее на скамейку – дерево сразу задымилось.

– Здорово! – сказал Филька.– Ладно, давай. Только она у меня дома. Я тебе потом принесу.

– Нет уж,– сказал Мишка.– Потом забудешь. Пошли.

Они поднялись на третий этаж, Филька ключом открыл дверь, и они, вошли. В квартире было прохладно и пахло обедом.

– Ты подожди тут,– сказал Филька.– Я сейчас.

Он разулся и босиком пошлепал в комнату. Там он возился, пота закричал: – Баб! Ты убирала – где мой кляссер?

– Не знаю, все там,– ответили ему.– Ищи!

Из комнаты в коридор вышла Любка – троюродная Филькина сестра из города со смешным названием Пневск, ее родители уехали в Африку строить там ГЭС. Любка была въедливым существом семи лет.

– Привет,– сказал Мишка.

– Привет,– сказала Любка.– Это ты пускал позавчера самолет с резиновым моторчиком? Мне Филька говорил.

– Я,– сказал Мишка.

– А где он теперь? – спросила Любка.

– Потерпел аварию,– сказал Мишка.– Разбился.

– А летчик?

– Летчик спасся с парашютом,– сказал Мишка.– Успел. Теперь пробирается к своим через линию фронта.

– Он у тебя тоже маленький?

– Кто?

– Летчик.

– Маленький,– сказал Мишка.– А почему тоже?

– А Филька и Толик говорили, что у них спрятаны маленькие человечки и они их теперь будут всему учить: Они в тополях живут, в дуплах. Там у них ходы проделаны, много, целый город, только никто про это не знает. И ты никому не говори.

– Почему?

– А какой интерес, когда все знают? Надо, чтобы был секрет. Когда секретов нет, неинтересно.

– Нашел,– сказал Филька. Он подошел, как всегда, бесшумно.– Ты что это ему разбалтываешь?

– А что, нельзя?

– Я ведь тебе говорил, что это секрет! – Филька дернул Любку за ухо. Любка надулась, но – Мишка удивился – бабушку звать не стала и даже не пикнула, хотя Филька дернул ее довольно сильно.

– На,– сказал Филька, протягивая Мишке меч и марку.

– Видишь, какая штука у меня теперь есть? – Он показал Любке линзу.– Зашибись!

– Ты этот меч у своего отобрал? – спросила Любка.

– Я тебе говорю – помалкивай! – прикрикнул Филька. – А то!..

– Я пошел,– сказал Мишка.– Пока.

– Пока-пока!

На лестнице Мишке вдруг пришло в голову: надо посмотреть на меч через увеличительное стекло. Но линза теперь у Фильки, придется возвращаться.

Он подошел к Филькиной двери. За дверью возились. Он постучал.

Возня стихла, Филька приоткрыл дверь.

– Чего тебе? – спросил он недовольно.

– Дело одно есть,– сказал Мишка.– Пусти.

– Ну?

– Надо посмотреть на меч через увеличилку.

– Ага,– сказал Филька и пропустил его в дверь.

Любка стояла, насупившись. Левую руку она спрятала за спину.

Мишка старался не замечать этого. Меч под увеличительным стеклом стал совсем как настоящий, такие точно мечи Мишка видел на фотографиях и открытках. Буквы на лезвии видны были отчетливо, но все же они были незнакомые.

– Не по-русски написано,– сказал он.

– Хочешь, я за словарем сбегаю? – предложил Филька.

– Непонятно, на каком языке,– сказал Мишка.– Где ты его взял?

– А вот где-то,– вредным голосом сказал Филька.– Не скажу.

– Отобрал,– прошептала Любка.

– У кого? – спросил Мишка.

– Тебе-то какое дело? – сказал Филька грубо.– Взял – и иди себе. Иди, иди. А с тобой мы еще поговорим,– повернулся он к Любке.

Заступаться за девочек – думал Мишка, спускаясь по лестнице. Как тут заступишься? Ты же и виноватым будешь. А он ей, гад такой, руки выкручивает…

Дома он положил меч на стол и долго его разглядывал, представляя, каким должен быть воин, владеющий этим мечом. Потом пришли мать с отцом.

– Обедал? – спросила мать.– Суп ел?

– Ел,– сказал Мишка. Суп он действительно ел.

– Никакой он не дурак, этот твой Лесников,– сказала мать отцу. – Помести он твой материал – его тут же взгреют, а так он тихо-мирно будет на страницах газеты вести борьбу с грязью в общежитиях да хаять молодежные танцы…

– Правильно,– сказал отец,– он не дурак, через три года он уйдет куда-нибудь с повышением, а через пять лет придется для всего города возить воду за сто километров, а я буду страшно гордиться, что еще во-он когда все это предвидел… Просто обидно, когда на твоих глазах из газеты делают настольный календарь пополам с миндальным сиропом.

А хорошо бы иметь маленьких человечков, думал Мишка. Строить им дома, а они бы ездили на заводных машинах, а еще можно было бы делать для них корабли и самолеты, и чтобы еще они бы воевали – понарошку, конечно. Он представил себе, как на ковре сходятся две армии. Только им надо дать деревянные мечи, а то этот слишком острый…

А ведь весной кто-то говорил о маленьких человечках – будто видел их на тополях. Тогда пускали в луже у забора новую Димкину яхту, ну и заговорили, что хорошо бы на нее экипаж; и кто-то сказал, что видел человечков на тополе. Не поверили – то есть не то чтобы не поверили, а решили, что выдумывает для интереса. Кто же это говорил?..

– Я еще пойду на улицу,– сказал Мишка. Меч он спрятал в ящик стола – не стоит брать с собой, потеряется.

– Только не допоздна,– сказала мать.