Варварушка Арсеньева и тут первая: не смотри, что росточком мала, спина колесом — всё в землю смотрит. Добежала до роженицы Катерины Трубачёвой — подарки свои да сестрины уж раньше снесла — с вестью: вдовая царица Прасковья идёт. С поздравлением.

Катерина разволновалась, раскраснелась вся. Не было ещё такого. Может, и впрямь лучше дела её пойдут. Царица Прасковья приветливая, да куда какая расчётливая. Шагу без прикидки не ступит.

   — Катерина Алексеевна!

   — Что уж вы так меня величаете, моя государыня. От вас мне и имя одно в честь.

   — Полно, полно, Катя. Сама знаешь, я к тебе всем сердцем.

   — Как благодарить мне вас, моя государыня?

   — Это нам тебя благодарить надобно, что порадовала нашего государя Петра Алексеевича дитём. Дитё — всегда радость в доме.

   — Да ведь девочка, моя государыня.

   — А у меня что? Одни девки и есть. Они мне всю судьбу перекорёжили. Кабы царевич был...

   — Но ведь у вас был, моя государыня. Мне говорили.

   — Был, Катя, первенец мой. Супруг мой захотел, чтобы в честь прадеда его по матушке, царице Марье Ильишне, назвали. Очень почитал Илью Даниловича Милославского. А может, и сестрицы царевны подсказали — пророк Илья на колеснице огненной.

   — Хворал, моя государыня?

   — Почём мне знать, Катеринушка? Я в горячке родильной маялась. А он-то, голубь мой, всего десять дён прожил и долго жить приказал. Бабка-ведунья мне потом толковала: не надо бы имени такого давать.

   — Имени, моя государыня?

   — Ну, да, имени. Не показали мне его. Не показали.

   — Как вам было больно, моя государыня.

   — Ещё больнее, Катя стало, когда вторую дочку — царевну Марью Иоанновну родила. О Илье толковали, не доносила я его. Кто знает. А Марьюшка моя такая раскрасавица родилась. Повитухи только руками развели. Крестить её всё равно заторопились. Честь-то, честь какая, Катеринушка. Восприемниками сам патриарх кир Иоаким и государыня царевна Татьяна Михайловна быть вызвались. В Чудовом монастыре крестили. Да ты ещё толком нашего здешнего уклада не знаешь — что для нас Чудов монастырь.

   — Мне говорили, моя государыня, что это великая святыня.

   — Вот-вот, великая. Три годика я на звёздочку мою радовалась. Уж такая, веришь, весёлая, такая утешная. Всё к отцу государю Иоанну Алексеевичу тянулася. И он ей одной улыбался. На руки не брал, упаси Господи, а улыбался, светло так, радошно.

   — Моя государыня, вы раните своё сердце.

   — Как не ранить. Вот царевна государыня Татьяна Михайловна, как не стало Марьюшки, персону её во успении написать потщилась. Писала и плакала, девки говорили. Так плакала. Царевну Федосью Иоанновну я к тому времени родила. Годок ей уж был. И за сестрицей ушла. Сороковины отплакали, и ушла Федосья Иоанновна. Её-то архимандрит Чудова монастыря крестил и снова государыня царевна Татьяна Михайловна.

   — Какое несчастье, моя государыня.

   — Спасибо, Господь мне Катерину Иоанновну послал. То же ещё Марья Иоанновна жива была. Господи, никак я со счёту сбилася, кого когда рожала, когда хоронила. Помню только, на Епифания да Германа в мае Феодосию Иоанновну схоронили, а Катериной Иоанновной я в тот же год в октябре на Анастасию Овечницу разрешилась. Роды лёгкие были, что твой праздник. Вот и у тебя всё как славно обошлось. И день хороший для Аннушки ты выбрала.

   — Вы полагаете хороший, моя государыня?

   — А как же — на перенесение мощей святителя Иоанна Златоуста. Ведь часть головы святителя покоится у нас, в Успенском соборе. Помяни моё слово, Катя, умница она у тебя будет редкая.

   — О, была бы хоть немножко счастливая, моя государыня. Большего я для неё у Бога просить не могу. Счастливая бы.

   — Ты нашей веры. Катя, вот доброго совета и послушай. Надобно новорождённой нашей молитву Иоанну Златоустому записать да с собой носить, как подрастёт. Молитву ту в Успенском соборе освятить, чтобы крепка была. Я уж позаботилась, вот она.

   — О, моя государыня, вы так добры!

   — О младенце как не позаботиться. Да и для тебя сделать всегда сделаю. Ты чуть что, ко мне обращайся, Катя.

   — Как можно, моя государыня!

   — А так и можно. Все мы о государе нашем, дай ему Господь долгие лета и всяческого процветания, печёмся. Его ведь Аннушка кровиночка, что ни толкуй.

   — Моя государыня, вы принесли мне весну!

   — Весна в свой черёд придёт — так уж Господом Богом положено. А молитву-то сберегательную я тебе сейчас прочту. Коли запомнишь, да творить её почаще будешь, дочке лучше будет. «Уст твоих, яко же светлость огня, возсиявши благодать, вселенную просвети: не сребролюбия мирови сокровища списка, высоту нам смиренномудрия показа, на твои словесы наказуя, отче Иоанне Златоусте, моли Слова Христа Бога спастися душам нашим.

Возвеселися таинственно честная церковь, возвращением честных твоих мощей, и сия сокрывши яко злато многоценное, поющим тя неоскудно подавает молитвами твоими исцелений благодать, Иоанне Златоусте». Крещению-то когда быть назначено?

   — Не знаю, моя государыня. Как прикажут.

   — А родителев крёстных уже знаешь? Правда, что ли, что государыня царевна Наталья Алексеевна?

   — И царевич наследник Алексей Петрович, моя государыня. Так сказал государь.

   — Вишь, какая дочка-то у тебя счастливая. Кто бы не позавидовал.

   — О, мой государь, вы сделали меня такой счастливой!

   — Я тебя, Катеринушка? Да чем же? Я ничего тебе давненько не даривал.

   — И не надо, мой государь.

   — Как не надо? А чем же тебе ещё развлечься?

   — Мне не надо ничем развлекаться, лишь бы вы были недалеко, мой государь. Лишь бы я могла ваше величество не слишком редко видеть. Вы заняты государством — я это понимаю. Но когда вы здесь, так трудно ждать вас, пока кончатся придворные празднества.

   — Тебе бы хотелось бывать на них, правда?

   — О, как я смею о таком думать. Каждый должен знать своё место в жизни, тогда будет порядок, и жизнь станет спокойней.

   — Так тебя учили с детства?

   — Так говорила моя матушка. Она была очень хорошая женщина, и её все соседи уважали. Не её вина, что мой батюшка так рано скончался и оставил её без средств к существованию.

   — Не сомневаюсь, Катеринушка. Но времени-то у меня не больно много. Раскрой секрет, поведай, чем это я тебя сегодня осчастливил.

   — Вы никогда не догадаетесь, мой государь: вы пожелали посмотреть на Аньхен. Первый раз после её рождения! И она, кажется, понравилась вам.

   — А знаешь ли, почему?

   — Как я могу знать, мой государь, но я вся внимание.

   — Я сам удивился. Я вдруг понял, что вместе с её рождением произошёл перелом в нашей войне. Может, это так совпало, а может, Аньхен оказалась нашим талисманом.

   — Правда? Правда, мой государь? Но если вы даже просто подумали так, это замечательно.

   — Я не больно люблю младенцев.

   — Но вы же государь и солдат.

   — Верно. Но Аньхен так заулыбалась мне.

   — Так потянулась к вам, мой государь. Она сердцем поняла, кто вы.

   — Не знаю. Но смотреть на неё было приятно.

   — О, как я надеюсь, что дальше вы будете ещё получать больше удовольствия. Аньхен непременно похорошеет — так говорят все и сама государыня царевна Наталия.

   — А кто, кроме сестры, заглядывал к тебе, Катерина, из нашей семьи? Царица Прасковья Фёдоровна? Царевны Иоанновны?

   — О, мой государь, это была бы слишком большая честь для Аньхен.

   — Значит, не удосужились.

   — Но, мой государь, её высочество царевна Екатерина Алексеевна два раза присылала подарки Аньхен.

   — Она — крёстная мать. Это другое. А сама заходила?

   — Но разве это имеет такое значение, мой государь? Если бы знали, сколько подарков Аньхен получает от фрейлен Варвары и фрейлен Дарьи. И с ней приходит даже играть фрейлен Анисья, сестра самого господина Меншикова. Они так добры.