Пролог 1.
Под лестницей было душно и пыльно. Сквозь неровно прибитые доски проникали солнечные лучи, и в каждом из них танцевали сотни пылинок. Ребенок засмотрелся на них и сильно вздрогнул, когда ступенька над его головой заскрипела под тяжестью взрослого человека. Он поспешно зажал себе рот ладошкой и прижался к живому, теплому телу рядом с ним. Им нужно было сидеть как можно тише, ему и его подруге. Человек на лестнице продолжил спуск, подолгу останавливаясь на каждой ступеньке и что-то бормоча. Но вот он спустился, сделал несколько неровных шагов по коридору. В щели чуланной двери ребенок разглядел тонкий, немного нескладный, но совершенно точно женский силуэт. Женщина остановилась посреди прихожей, заметно покачиваясь. Из-за солнечного света невозможно было разглядеть ее лицо. Пышные волосы в беспорядке падали ей на плечи, солнечные лучи превращали их в ореол, в нимб. Постояв, она дернула рукой, поднимая к лицу зажатую в ней бутылку, сделала несколько звучных, громких глотков, а потом неожиданно пронзительно крикнула на весь дом:
– Где мои бриллианты?!
Подруга ребенка задрожала и тихонько заскулила от этого крика, и он обнял ее, не отрывая взгляда от щели. Ему тоже было страшно, но он уже заметил, что, когда рядом с тобой боится кто-то еще, свой собственный страх можно отодвинуть.
– Я спрашиваю… в последний раз… Где?! Мои?! Бриллианты?!.. Куда ты их дел, паскудник?! – женщина кричала, запрокинув голову к потолку. Она продолжала пошатываться, жидкость в бутылке тихонько плескалась. Ее тень то и дело гасила солнечные лучи в чулане.
– Мне нужны бриллианты… я не могу без бриллиантов… ты ведь знаешь это, почему ты каждый раз… это все твоя сука! – женщина пронзительно взвизгнула и швырнула бутылку в чуланную дверь. Ребенок отшатнулся, с ужасом глядя на красные потеки, просочившиеся сквозь доски. Он ощущал брызги на своем лице, а кое-где кожу саднило. Он не понимал этого, но до него долетели не только брызги, но и мелкие осколки бутылки.
– Я найду ее.. – покачнувшись, женщина развернулась к гостиной и нетвердой походкой скрылась из вида. Но ребенок продолжал ее слышать. – Я найду ее и перережу ей глотку, обещаю тебе… она забрала мои бриллианты…она сожрала их…долбанная сука…сука, сука, сука…ненавижу…
Ее голос постепенно стих, но ребенок все еще не шевелился. Он знал, что выходить пока рано. Лучше всего продержаться до ночи. Только бы подруга не подвела. Наконец он опустил плечи, тихонько выдохнул и, повернувшись, ткнулся носом в шею старенькой дворняжки, дрожавшей мелкой дрожью.
– Не бойся, Салли Ки, – прошептал он. – Все будет хорошо.
Пролог 2.
Камеры в здании передавали звук, но люди, следившие за изображениями на мониторах, ничего не слышали. Уши каждого из них были закрыты массивными наушниками, отсекавшими весь внешний мир. Но друг друга они слышать могли благодаря встроенному радиопередатчику. Двое сидели непосредственно у мониторов, остальные, явно армейского вида, замерли поодаль. Их, похоже, совершенно не впечатляло происходящее на мониторах, чего нельзя было сказать о первых двух.
А камеры тем временем передавали резню. Если судить по внутреннему устройству, действие могло происходить в обычной больнице: безликие стены выкрашены светло-зеленой краской, ряды дверей по обе стороны коридоров, каталки в проходах, небольшие холлы со стойками для медсестер. Некоторые камеры были установлены в лабораториях и операционных, но и те, и другие сейчас пустовали, да и в палатах не было больных. Все здание было отдано на откуп одному единственному пациенту и небольшой роте спецназа. От своих врачей пациент уже избавился.
Один из смотрящих в мониторы ощутимо вздрогнул, когда пациент показался на камере в длинном коридоре. Выглядел он не лучшим образом, казался измотанным и жалким, и было даже не понятно, чего так испугался смотрящий. На пациенте была обычная роба больного, сейчас, правда, изрядно порванная и вся в темных пятнах. Камера не позволяла определить, что это за пятна, но смотрящий знал, что это кровь. В конце концов, он видел, как они появились. Пациент брел вдоль стены коридора, то и дело приваливаясь к ней плечом и делая частые остановки. Но вот он вскинулся, пристально уставившись в дальний конец. Смотрящие синхронно повернули головы к другому монитору, на которой выводилось изображение с камеры в конце коридора. В этот же момент к самому углу подоспела едва ли не последняя уцелевшая группа бойцов, облаченных в черную обезличенную форму. Все они носили шлемы тактической защиты, однако, не экранированные от всех звуков внешнего мира. Двигались бойцы осторожно и мягко, по-кошачьи, и слышать их заранее измученный пациент никак не мог. Впрочем, смотрящие знали, что он и не слышал. Он их увидел.
Они выскочили из-за угла почти одновременно, все пять человек, пять профессионалов, помимо приказов и прочего сейчас еще и желающих расквитаться с тем, кто так зверски расправился с их коллегами. Слаженными движениями они вскинули свои штурмовые винтовки, и тут человек в другом конце коридора открыл рот и произнес несколько слов. Пару секунд камеры застило мельтешение и вспышки выстрелов, но вскоре все стихло. Смотрящие невольно подались ближе, хотя итак прекрасно знали, что увидят. Все пять человек спецназа лежали на полу без движения. Ствол винтовки каждого из них был обращен на товарища, каждого изрешетило не меньше десятка пуль перед смертью. Пациент же остался жив. В его сторону не было сделано ни единого выстрела. Тяжело дыша и явно слабея, он побрел в сторону бойни.
– Что ж… – внезапно подал голос один из смотрящих. – Пожалуй, мы видели достаточно.
– Это … невероятно, – тихо пробормотал второй, потирая глаза будто в неверии. Но на самом-то деле он просто устал. Он провел перед этими мониторами намного больше времени, чем первый. – Это сочетание… оно невероятно сильное. Я пока… даже не представляю, чем бы можно было…
– Слишком сильное, – перебил его первый с отчетливыми нотками недовольства в голосе. – Как прикажете этим пользоваться? Вы не пробовали кандидатов с нарушенным восприятием? Аутистов там… или других умственно отсталых?
– Пробовали… да, пробовали, – второй все еще следил за монитором и передвижениями пациента. – Но это не дает эффекта… в смысле, эффект непредсказуем. Невозможно спрогнозировать реакции таких кандидатов. Они необучаемы…
– Этот тоже не больно-то предсказуем, – хмыкнул первый, тоже покосившись на монитор. – Он слишком силен. Мне не нужна бомба, у которой черт знает, что в голове, док.
– Но сэр, мы еще не приступали толком к процедурам установления контроля… Вполне вероятно, нам удастся стабилизировать его, он станет управляем… Вы ведь сами потребовали провести эту демонстрацию именно сейчас!
– Я знаю, что я требовал, – в голосе первого прорезался металл. – Я хотел увидеть результат, и я его увидел. Неважно, какой будет контроль, данное сочетание непродуктивно.
– Но сэр…
– Довольно. Уничтожьте его.
– Что?! Сэр! Мы же едва начали работу! Потрачено время и деньги, и мы…
– Потрачены мои деньги, вы хотели сказать?
– Да… сэр… – второй явно сник, понимая, что возразить нанимателю нечего.
– Уничтожьте его, док, – первый остался непреклонен.
Второй колебался буквально секунду, потом достал из кармана небольшой пульт и положил палец на кнопку. Прежде чем нажать на нее, он поднял глаза на монитор и сильно вздрогнул. Пациент смотрел прямо в камеру и что-то кричал. Второй невольно подумал, что, умей он читать по губам, сейчас, наверное, был бы уже мертв. Как и в случае с последними бойцами, пациент увидел невидимую угрозу в свой адрес и даже понял, как достучаться до того, от кого она исходит. Но против шлемов со звукоизоляцией он ничего не мог поделать. Второй тихонько вздохнул и нажал на кнопку. В тот же миг изображение с камеры исчезло. Взрыв вживленного в тело пациента имплантата с микробомбой повредил и ее.
