– Если тебе понравится, можем продолжить.

Сопротивления прекратились. Наступило смирение. И слёзы неразделённой, безответной любви.

– Я тебе этого никогда не прощу, – всхлипывая, проговорила Лера.

– Время простит. А меня ты больше никогда не увидишь. Не волнуйся, слёзы высохнут очень быстро. – Я отпустил её и медленно зашагал прочь. – Они всегда высыхают.

***

«Огонь в ветрах опять погас, развеян прах мой средь небес, но в бездне снов мой слышен глас: Я – птица феникс, я воскрес».

– Чем занимаешься? – Нат ворвалась в комнату без стука и предупреждения.

Я вырвал лист из блокнота, скомкал его и швырнул в утильный угол.

– Ты – стихийное бедствие творца, – вместо ответа сказал я, не глядя на сестру. – Интересно, каким тебя видел Бог, когда создавал?

– Всё ясно, у тебя снова творческое голодание. Может, на отдыхе, наконец, вдохновение найдёт тебя.

– Возможно. Если ты не будешь отпугивать его своими неожиданными появлениями. Что ты хотела?

Нат подняла бумажный комок и развернула.

– «Феникс»? Переписываешь старые стихи в надежде на свежий импульс?

– Ближе к делу, – потребовал я.

Она бросила бумагу на пол и присела на край дивана.

– Кирилл не сможет полететь, – сказала она опечалено.

– Это кто, твой новый дружок?

– Уже нет. Мы расстались вчера вечером.

– Ясно. Ты пришла, чтобы я погоревал вместе с тобой?

Нат что-то недовольно фыркнула.

– Я знаю, почему ты выбрал Крит, – заявила она. – Там одна из крупнейших общин натуралов.

– Да. И что? У нас их тоже немало.

– Половину из которых ты уже объездил и нигде не прижился. Видать, рассчитываешь попытать счастья за рубежом. Да-да, Вано, я и про это знаю. Из тебя никудышный конспиратор.

Я постарался сделать вид, что нисколько не удивлён.

– Я никогда и не думал конспирироваться. Поэтому не понимаю, о чём вообще наш разговор.

– Пообещай, что не станешь делать глупостей, иначе я всё расскажу отцу, и мы полетим на другой курорт.

Я устроился в кресле поудобнее и закинул ноги на стол.

– О каких глупостях ты говоришь?

– Ты прекрасно знаешь. О твоих попытках соприкоснуться с натуралами. Они лишь потешаться над тобой и вышвырнут вон. Это в лучшем случае.

– Ты что, приняла пластину жалости или ласки? – усмехнулся я. – С каких пор тебя заботит моё благополучие?

– Ты мой брат.

– Я всегда был твоим братом, а не стал им пятнадцать минут назад.

Она промолчала, не найдя подходящих слов.

– Знаешь, Нат, пришло время всерьёз проверить реальность действительности. Мой личный индикатор показывает, что я – чёртов Нео в Матрице. Я не хочу всю жизнь оставаться одноразовой батарейкой для Мегаполиса. И тебе не желаю подобной участи.

– У тебя есть для нас конкретная альтернатива? Не из области бескрылых надежд.

Я прильнул к ней и взял за руку.

– Главное – продолжай верить в меня, сестрёнка. Ты умная девочка, сама понимаешь, в каком мире мы живём.

***

– Никто не хочет пощекотать нервишки вместе со мной? – спросил Макс и вытащил из кармана горсть тёмных пластин. – Кому испуг, а кто отважится на страх? А может, найдутся любители хард-кора, то бишь ужаса?

«Боинг» едва успел оторваться от земли. Через четыре часа нас ждала солнечная Греция, а этот придурок вознамерился напичкать себя и нас «негативом».

– Где ты их раздобыл в таком количестве? – удивился я. «Негатив» не продавался в обычных аптеках, только в государственных. И получить его можно было лишь по рецепту.

– От знакомого фармацевта, – самодовольно заявил Макс.

– Мне хватило и одного раза, – сказала Женя. – Ешь их сам, мазохист.

– Ничего вы не понимаете. – Макс распаковал самую тёмную пластину и положил под язык. – Привычка уже весьма сильна. Скоро я стану бесстрашным.

– Того и бойся, – бросил я.

– Почему я должен этого бояться?

– Страх, как и боль – единственные союзники разума, отделяющие человека от края пропасти, – пояснил я. – Лишившись их, ты неминуемо канешь в лету раньше своего дедушки. Причём, скорее всего, из-за какой-нибудь рядовой глупости.

Макс нахмурился. Женя активно закивала и хотела что-то сказать, но он резко перебил её:

– Давай только и ты не включай режим профессора, ладно?

– Я просто хотела сказать, – всё же заговорила Женя, – что вчера в новостях показывали, как молодой семьянин зарезал жену и двух маленьких детей, одного из которого он забрал из роддома. И основная версия пока – интоксикация негативными пластинами. Тоже вроде хотел пощекотать себе нервишки и не рассчитал…

– Ты боишься, что я тебя зарежу? – усмехнулся Макс. – Прекращай смотреть зомбиящик. Там такого наговорят.

– А ещё больше умолчат, – сказал я. – Спихнуть всё на отрицательный заряд – проще простого. Куда чаще крыша у людей едет от ломки или резких перепадов. К тому же есть версия, что интоксикация положительными эмоциями тоже может вызвать припадок и буйство.

– Это какой-то бред. – Макс замотал головой.

– Думаешь? А мне кажется, парень попросту напичкал себя «радостью», узнав о рождении ребёнка. Да переборщил.

– Слушай, ты хотя бы на отдыхе оставишь в покое мой несчастный мозг?

Через двадцать минут, когда лайнер словил пару воздушных ям, Макс трясся, как прирождённый аэрофоб. Его лицо покрылось испариной, а руки впились в подлокотники до белизны в пальцах. Он нашёптывал какую-то молитву.

Мне в голову пришла забавная мысль.

– Девчонки, у меня есть отличное предложение, как скоротать полёт. – Я достал из рюкзака несколько пластин веселья и заготовленный сборник анекдотов. – Налетаем.

Нат и Женя взяли по пластине, я тоже принял. Макс покосился на меня, продолжая трястись.

– Ну ты и свинья, Скорпинцев, – прошипел он.

– Начнём, пожалуй. – Минут через пять я раскрыл сборник примерно посередине и выбрал первый попавшийся анекдот: – «Мужик в публичном доме:

– Мне двух девочек по пятьдесят баксов.

Сутенёр:

– Извините, у нас такса – сто долларов.

Мужик:

– Ну ладно, давайте таксу».

Девушки засмеялись, а Макс позеленел. То ли от злости, то ли от продолжающего разрастаться внутри него ужаса.

– Я больше никуда с тобой не полечу, – застонал он. – Дружба с тобой – это абсурд моего бытия.

Я посмотрел на него и улыбнулся:

– Тебе страшно слушать анекдоты – вот абсурд твоего бытия.

***

Мы поселились в Херсониссосе в небольшом семейном отеле. Сезон отпусков был в самом разгаре. По узким улочкам туда-сюда, не прекращая, носились квадроциклы, лавируя между десятками туристов.

– Мне тут нравится, – сказал заметно повеселевший Макс. – Надо будет тоже арендовать пару таких агрегатов или тачку.

Вечером, поужинав, мы прогулялись по набережной, заглянули в несколько ночных клубов и вернулись в номера ближе к утру. Отдых проходил по классическому сценарию. Разве что Нат приходилось пояснять своим потенциальным ухажёрам, что я её брат.

На следующий день мы арендовали белую «короллу» и отправились в путешествие по острову. Ретимно, Ханья, Черепашье озеро, Вай Бэй – программа оказалась весьма насыщенной, одним днём не обошлось. Периодически мы съезжали с трассы и устраивались на диких пляжах, коими Крит располагал в избытке.

Мы валялись на белом песке без лежаков и полотенец, слушали рокот волн и пение кружащих в небе птиц.

– Нам ещё стоит посетить Маталу, – сказал я, изучая карту. – В шестидесятых там жили хиппи прямо в пещерах и…

– Оставь хиппи в покое, – перебила Нат. – Мы ведь знаем, что там находится крупнейшая интернациональная община натуралов.

– Ах вот в чём дело, – оживился Макс. Очевидно, он не знал. – Нас же не пустят туда.

– В саму деревню – да, но там есть туристическая зона, – сказал я. – Этакий общий пляж для всех.

– На общий пляж можно и съездить, – поддержал мою идею Макс. – Сколько до него ехать?