Четыре года назад Афанасий стал инвалидом. Тогда его в очередной раз уволили из института, и он устроился работать в городскую пожарную охрану, где всегда были нужны здоровые, не судимые и отслужившие в армии люди – там платили мало, и потому желающих стать доблестными было немного. Однажды после смены Афанасий, как водится, крепко выпил с коллегами, такими же бойцами пожарного отряда, как и он сам, и пьяный возвращался домой. В автобусе уснул и проснулся только на конечной остановке, где его и разбудил водитель. Кое-как сообразив, где находится, Афанасий пошел домой пешком и был сильно избит на улице подростками, которые сняли с него шапку, всю верхнюю одежду и новенькие унты. Дело было зимой, и он, пролежав на снегу какое-то время, отморозил пальцы рук, которые у него позже ампутировали. Мог вовсе замерзнуть и умереть, но его спас случайный водитель такси, искавший в этом районе частный дом, куда его вызвали на заказ…
Дом Афанасия находился на окраине города, куда не всякий сунется даже в светлое время суток. Этот околоток, сплошь застроенный унылыми одноэтажными четырехквартирными деревянными домами и частными покосившимися домами еще в 50-х годах двадцатого века, был в основном заселен городской беднотой: людьми без постоянного места жительства и работы, алкоголиками и уголовниками, освободившимися с мест не столь отдаленных, обступивших Якутск со всех сторон.
Здесь жила особая каста людей, которые не различали друг друга по национальности, не спрашивали, откуда человек родом и чем он занимается. Здесь более важным считалось умение разделить вместе горести и радости, возможность занять по-соседски денег на бутылку или налить сто грамм беленького, как ласково называли местные бабушки водку, когда останавливается сердце после вчерашней гулянки. А такое в этом околотке было каждый день: если не в одном доме, то в соседнем, если не у бичеватого вида мужика, то у пацанки или миловидной девушки обязательно.
Здесь часто поселялись семьи, которые переезжали в Якутск с разных улусов республики – в этом околотке было дешевое, по сравнению с другими районами города, жилье. Вчерашние деревенские жители, как только становились на ноги, быстренько продавали свой дом и переезжали в более благополучные микрорайоны. Их дома занимали новые выходцы с улусов. «Кругооборот людей в природе!» – смеялся по этому поводу Афанасий, у которого за три года поменялось несколько соседей. Но так было не со всеми. Некоторые без твердой жилки сельчане втягивались в бездумную жизнь городского околотка, где, казалось, воцарилось безвременье. Здесь по вечерам на столбах фонари горели через раз или вовсе не горели на протяжении всей улицы, не говоря уже о многочисленных переулках. Здесь бродили стаи злых диких собак, открыто нападавших на припозднившихся прохожих, здесь годами не проводились ремонтные работы, а мусорные горы, достигавшие за зиму размеров Эвереста, убирались только весной. Дороги были в неискоренимых ухабах, на компенсаторах теплотрасс до сих пор висели плакаты советских времен, призывающие выполнить решения очередного партсъезда…
Афанасий был холост, от природы наделен спокойным нравом, и Сашке с ним было легко и просто. В доме друга не было надоевших ему сцен ревности, семейных скандалов по поводу выпитого и отсутствия работы и денег. Не было телевизора, что, впрочем, компенсировалось большим количеством книг и журналов, сохранившихся еще с тех времен, когда Афанасий серьезно занимался наукой.
Афанасий раз в месяц получал небольшую пенсию по инвалидности, Сашка нигде не работал, но они пили практически каждый день. К хозяину дома постоянно приходили его многочисленные друзья то по университету, то бывшие коллеги по пожарке или просто пьянчуги с околотка, и почти каждый обязательно приносил выпить. Частенько приезжали родственники Афанасия из деревни – эти подбрасывали еды и немного денег.
Обычный день в этом доме, как в известной комедии «День сурка», проходил по одному и тому же сценарию.
С утра, как водится, у них болела голова, они с трудом вставали и пили неимоверное количество холодной воды. Затем включали невесть каким чудом сохранившееся проводное радио – чтобы по привычке услышать прогноз погоды, закуривали, а потом Сашка начинал прибираться в доме. Подметал пол, выносил в сарай пустые бутылки, которые потом они сдавали в пункты приема стеклотары, и ходил в колонку за водой. В это время Афанасий, ловко орудуя своими культяпками, вытирал стол и ставил чайник. Затем они усаживались за стол, пили спитой чай, курили и за дежурным, ни к чему не обязывающим разговором, в котором они с одной темы перескакивали на другую, начинали ждать. Ждали, когда кто-нибудь придет и принесет выпить. Когда долго никто не шел, они, лежа в разных комнатах, читали книги или журналы. В доме стояла тишина, вполголоса бормотало радио, изредка слышался шум проезжающей машины, и снова устанавливалась тишина. Но эта была не напряженная, а спокойная тишина.
Что интересно, практически не было дня, чтобы никто к ним не пришел. Но все же иногда такие печальные для друзей дни наступали, и тогда они, как говорили сами, начинали соображать.
Впрочем, эти «соображения» особой оригинальностью не отличались – Афанасий одевался и шел занимать деньги у соседей. Его здесь шутя называли «наш профессор» и деньги, если они у них были, в долг давали – Афанасий всегда возвращал. Он, как и большинство опустившихся людей, отличался щепетильной честностью.
Но иногда Афанасию, когда и гостей не было, и у соседей деньги отсутствовали, приходилось выдумывать что-нибудь особенное. Например, однажды, когда пошел уже девятый час и стало ясно, что они вряд ли дождутся сегодня кого-нибудь, он предложил сходить к бывшей жене Сашки и взять на выпивку денег у нее.
– Так тебе Вера и дала. Догнала и еще раз дала, – усмехнулся Сашка, но, тем не менее, спросил: – И как ты это себе представляешь?
– Очень просто, – уверенно ответил ему Афанасий и хитро посмотрел на своего друга. – Послушай, какую я придумал бадягу…
– …Главное, чтобы она открыла мне двери, – закончил он излагать свой план.
План, придуманный Афанасием, был прост, как три копейки, но они – утопающий хватается и за соломинку! – надеялись, что он сработает. Они поехали к Вере. Сашка, зайдя в подъезд, еще раз напомнил Афанасию номер квартиры и остался ждать его внизу. Тот поднялся на второй этаж и на вопрос: «Кто там?», сказал Вере через дверь, что пришел к ней с очень важным сообщением от ее бывшего мужа Александра. «Что за сообщение?» – допытывалась она, не открывая дверей и пытаясь разглядеть незваного гостя через глазок.
– С ним случилась неприятность, – брякнул Афанасий первое, что пришло ему в голову.
– Что с ним случилось? – Вера тотчас открыла дверь.
Афанасий сделал чрезвычайно грустное лицо и с безучастным видом поведал Вере, что он только что вышел из мед-вытрезвителя, где якобы и познакомился сегодня с Александром.
– Он до сих пор там, – сказал Афанасий, – меня отпустили, поскольку я инвалид. Он попросил меня, чтобы я съездил к вам. Александр просит передать ему через меня его старые очки, которые здесь оставил. Говорит, что они находятся в каком-то черном футляре, сказал, что вы сами знаете где…
– С ним все в порядке? – перебила его Вера, все-таки Сашку она когда-то любила, и он был отцом ее детей.
– Да говорит, что он уснул в линзах – пьяный был, и теперь его глаза воспалились, нужны очки…
План Афанасия именно вокруг этих контактных линз и строился, поскольку не многие знали о том, что Сашка их носит. Тогда они в Якутске были еще в диковинку. Услышав это, Вера поверила, что этот человек именно от ее бывшего мужа. По крайней мере, случайный человек таких подробностей знать не мог. Когда Вера передала Афанасию футляр с очками, он попрощался, но в дверях немножко замешкался и изобразил смущение:
– Спасибо, Вера, – произнес он таким печальным тоном, на какую только был способен. Наступил решающий момент, ради которого все это и затевалось. – Вы не могли бы…